А, может, она просто была Великой Притворщицей. Вроде меня.

Контрольная шла своим чередом. Образовалось еще три предполагаемых пары – с ними будут потом работать индивидуально.

Кате чуть не подожгли волосы – кто-то из долговязых оракулов опрокинул жаровню. Хорошо все-таки, что я стригусь коротко!

Олино предсказание никто не расшифровал правильно, отчего она совсем не огорчилась. Да и вопрос был сложный, из области экономики – что-то связанное с ценой за баррель нефти и котировкой на бирже. Представления не имею, что такое баррель…

– Юлия Синельникова.

Главный Оракул подался вперед, рассматривая деловито укладывающуюся Юльку. Как же, наверняка и он наслышан о нашем маленьком гениальном чудовище! Поднял руку. Голос у него негромкий, но почему-то все его слышали:

– Внимание, вопрос второй категории сложности!

Школьники перестали болтать и повытягивали шеи. На такой вопрос уже не выдашь домашнюю заготовку! Синельникова, заложив руки за голову, самодовольно улыбалась. Наверняка готовят нашу Юлечку в следующие Великие.

Если не Величайшие.

Парней в этот раз выбирали долго. Еще и Пифии соизволили принять участие в обсуждении кандидатур: склонившись через головы Оракулов, тыкали пальцем в список. Выбрали троих – двое на вид вообще выпускники. Наверно, многообещающие оракулы, не нашедшие себе таких же многообещающих пифий. Елизавета, кинув в жаровню Юлькину смесь, отошла подальше – чтоб никто не думал, что она подсказывает.

Синельниковой не нужно притворяться или долго травиться одуряющими испарениями – она входит в транс легко и быстро. Думаю, Юлька вообще могла бы без них свободно обойтись. Обычно она лежит неподвижно и прямо, как дощечка, сложив на груди руки. Губы почти не шевелятся, как будто Юлька занимается чревовещанием.

Так было и в этот раз.

Поначалу.

– Внимание, вопрос: какова судьба экспедиции Бугрова?

И наступила полная тишина.

Нас заставляют ежедневно пролистывать газеты и журналы, заучивать страницы словарей и справочников – чтобы в нужный момент наш неподконтрольный разуму (но кому же он тогда подчиняется?) язык выдал нужное слово. Так что о пропавшей экспедиции я слышала… Но ведь это не предсказание? Юлька должна сказать, что случилось в прошлом? А это уже первый уровень!

Синельникова выдала несколько слов и открыла глаза. Склонившиеся к ней оракулы поспешно царапали в блокнотах. Им нужно – на время! – расшифровать пророчество, да еще и стих из него состряпать. А может стать оракулом человек, вообще лишенный поэтического дара? Елизавета, стоя за спинами парней, вытягивала шею, пытаясь понять, что там получилось у ее любимицы. Матвей тоже чиркал ручкой, Брель сидел, задумавшись, скрестив на груди руки. Похоже, будущая Великая задала всем задачку.

Никто не смотрел на Синельникову.

Та по-прежнему лежала неподвижно – а ведь обычно подскакивает, как ни в чем не бывало! Наверное, она единственная среди нас никогда не болеет после занятий. Губы ее зашевелились… она продолжала прорицать, но никто уже ее не слушал! Я хотела привлечь внимание, крикнуть, но у меня вдруг пропал голос: худое тело Юльки выгнулось, в уголках губ показалась пена. Припадок! Транс с припадком!

Я вскочила и по-прежнему немо взмахнула рукой – Брель поднял на меня отсутствующие глаза. Взгляд скользнул по моей руке, Оракул привстал, чтобы увидеть заслоненную школьниками пифию.

– Эй, внимание!

Парни оглянулись и от неожиданности попятились, тесня всполошившуюся Елизавету. А ведь это они должны помогать пифии! Дебилы! Хотя единственное, что и я вспомнила из первой помощи – всунуть между зубов что-нибудь твердое… Я нащупала в кармане сумки карандаш и вскочила на площадку. Мир застыл в движении: поднимающиеся Пифии, встающие ученики, Главный Оракул, перемахивающий через стол…

Я услышала чей-то крик:

– Не трогай!..

Но я уже ее коснулась.

А Оракул коснулся меня.

Вспышка! Пламя. Красное, красное… длинные пляшущие черные тени. Взрывы, расцветающие и вянущие, точно чудесные огненные цветы – лепестки тоже чернеют, корчатся и распадаются от нестерпимого жара. От него у меня лопается кожа. Я кричу от боли. Нет, это кричу не я. Не я. Другие. Люди мечутся, падают, вскакивают… и снова падают, тают, как лепестки цветов… исчезают.

Испаряются.

Больно. Страшно.

Страшно!

– Тише, девочка, тише. Все хорошо. Ты уже с нами. Все хорошо.

Теплые ладони сжимают мое лицо. Пальцы трут виски и лоб.

– Время? – спрашивают над моей головой.

Сухой голос Мадам:

– Двадцать семь минут.

– Многовато…

Я пытаюсь шевельнуться и понимаю, что моя голова лежит на чьих-то коленях. Скашиваю глаза. Мадам возвышается надо мной, словно черный столб. Ловит мой взгляд, отворачивается и отходит. Чуть поодаль маячат Лора и очень бледная Елизавета. Рядом со мной, кряхтя, опускается на колени Матвей. Он больше, чем обычно, похож на выпущенного из темницы или психушки узника – волосы просто дыбом. Заглядывает мне в лицо.

– Ну ты даешь, сорока! Всех напугала!

– А что… а где…

– Юля? – спрашивают у меня. – С ней все в порядке, видишь?

Теплые ладони поворачивают мою голову набок, и я вижу Юльку. Она сидит на первом ряду, кутаясь в чью-то кофту. Глаза ее поблескивают.

– Она сама во всем виновата! – заявляет зло, ни к кому конкретно не обращаясь. – Кто ее просил лезть?

Ну, Юлька в своем репертуаре. Значит, точно в порядке. Но ряды сидений за ее спиной пусты. Куда же все?..

Только когда надо мной склоняется лицо Главного Оракула, я понимаю, на чьих коленях так уютно устроилась. Я пытаюсь приподняться, но меня не пускают.

– Полежи еще. Расскажи, как ты себя чувствуешь?

Я прислушиваюсь к ощущениям. Как всегда ломит голову. Левую половину тела покалывает. И нестерпимо ноет в груди – не от боли, а от привидевшегося кошмара.

– Да так себе. А что случилось?

– Ты, видимо, испугалась за Юлю, и забыла одно очень важное правило – пифия не должна касаться другой пифии, погруженной в транс…

– Между прочим, ваши мальчики тоже не на высоте! – запальчиво восклицает Лора. – Где оказанная помощь? Чему вы их вообще учите?!

По тому, с каким выражением взглядывает на нее Мадам, я понимаю, что они впервые оказались заодно.

– Мальчишки растерялись, – негромко, как бы извиняясь, объясняет мне Брель. Мне? Помолчав, добавляет: – Да и я, кстати, тоже.

Да в чем дело-то?!

Оракул словно подслушивает мои мысли:

– Ты тоже впала в транс. Насколько я понимаю, – он вопросительно смотрит на Елизавету, – впервые?

Наставница мелко и часто кивает. Выбившиеся из тугой "шишки" седые пряди волос кивают вместе с ней.

– Да, впервые за все время учебы! Уж сколько мы смесей не перепробовали, каких только методик не применяли! Я уж думала даже… – она косится на Мадам и умолкает. И так понятно: думала, что Мадам в кои-то веки ошиблась.

То есть Юлька утащила меня в свой транс? И мы выдали одно и то же предсказание? Я смотрю на Юльку. Испуганной она не кажется. И уж выглядит всяко здоровей меня.

– Юль, ты видела это? Пламя, ужас, да?

Юлька, конечно, ответить не соизволяет. Дергает носом и отворачивается. Матвей неожиданно ругается в голос.

Остальные молчат.

– Итак, – говорит, наконец, Брель. – Кажется, мы имеем два противоречащих друг другу предсказания. И двух пифий, помнящих свои предсказания. И что мы с этим должны делать?

– Холить и лелеять, – подает язвительный голос Мадам. – Чего ж еще теперь?

Она садится напротив нас и закидывает ногу на ногу. Рот ее кривится – видимо, в улыбке. Я решаю, что мне тоже пора принять уже вертикальное положение. Когда Оракул склоняется надо мной, я чувствую запах его одеколона. Очень дорогого и очень… вкусного одеколона. Я готова есть этот запах ложками. Голова все еще слегка плывет, и я упираюсь обеими руками в пол. Брель тоже остается сидеть – только устраивается поудобней. Я бы даже сказала – вальяжно.