— Запись показывает, что мы находимся в самом высоком и особенно сильно разреженном слое атмосферы Марса, — отозвался Чернат. — Наблюдаются лишь слабые явления электризации газов. Пока нет надобности в крыльях «Чайки».
Спуск продолжался.
На экране показалась проектированная магнетоническим микропроектором цветная карта планеты. Матей Бутару и инженер Чернат в последний раз просматривали маршрут, установленный еще на Копернике.
— Следовательно, мы снизимся вот здесь, на 25 °C от экватора.
И Матей указал на карте предполагаемое место посадки в обширной зоне кирпичного цвета.
— Да, это то самое место. Отсюда гусеницы нашей ракеты умчат нас на восток до вот этого фиолетового пятна, которое мы пересечем.
Затем мы отправимся дальше, держа направление на восток, к вон той голубой полосе, в середине которой находится водный путь… Всего 540 километров пути.
Чтобы как-нибудь совладать со своим волнением — впрочем, вполне естественным накануне такого события, как посадка на Марсе — астронавты особенно старательно готовились к новой посадке. Поэтому металлический звук, раздавшийся в главной каюте ракеты, прошел почти незаметным. Оставалось всего каких-нибудь 20 километров до поверхности Марса и ракета широко раскрыла свои крылья. «Чайка» планировала теперь в атмосфере Марса, спускаясь со скоростью 1 250 километров в час. Немного спустя космический корабль коснулся своими гусеницами поверхности планеты, пробежал еще несколько десятков метров и остановился.
Первое, что почувствовали астронавты после посадки, было, что они много легче, чем на Земле. И хотя на Копернике они привыкли весить всего несколько десятков граммов, они все же сразу отдали себе отчет в этом, благодаря тому, что проделали много упражнений, во «вращающейся камере» на астероиде для того, чтобы снова привыкнуть к земному притяжению.
Все же они могли, слегка подпрыгнув, приподняться на два-три метра, и каждый шаг уносил их на порядочное расстояние.
Термометры-браслеты показывали +2°. Вокруг астронавтов расстилалась пустыня — бесконечные пески красновато-кирпичного оттенка. Местами, между низких дюн, вздымались розовые скалы, вышиной в 5–6 метров, ярко отражавшие первые золотистые лучи Солнца.
Вдали, у самого горизонта, вырисовывалась цепь низких гор. Самая высокая не превышала 500 метров высоты.
— Взгляните, какое прекрасное небо, — восторгалась Анна. — Мы видели его таким же, когда проходили нижнюю границу земной стратосферы.
Сквозь прозрачный атмосферный покров Марса небо казалось подбитым темно-фиолетовым бархатом. Редкие звезды, видневшиеся на нем при дневном свете, слабо мерцали, отливая радужными цветами.
Ртутная колонна барометра показывала только 150 мм атмосферного давления, а сейсмограф, который Анна прикрепила к одной из скал, чтобы установить случайные колебания почвы, не показывал ничего, даже самого незначительного содрогания коры планеты.
Матей Бутару собрал экипаж вокруг себя и, с помощью Скарлата, выверил их компасы сферичным полигоноидом, — инструментом, заменявшим прежний секстант. Магнитная стрелка стояла на северо-западе.
— Прекрасно! — Матей был очень доволен результатами проверки. — Значит, и на Марсе мы сможем ориентироваться также, как и на Земле. Компасы с точностью указывают направление, а нашу позицию мы сможем в любую минуту установить с помощью сферического полигоноида, хронометра и карты.
Нигде не было видно ни признака жизни. Были взяты атмосферные пробы, и Добре нашел в них лишь споры бактерий и водорослей, простейшие формы выживания низших организмов. Он осторожно каптировал их вместе с их средой в стеклянные баллончики, величиной в ореховую скорлупу.
Скарлат широким жестом указал на пустыню.
— Что-то незаметно большого оживления на этой планете, товарищ Добре.
— Еще немножко, еще немножко, и тогда посмотрим, кто из нас был прав!
Новое явление привлекло их внимание: шум шагов слышался здесь много слабее, чем на Земле.
Чернат развлекался, ударяя один камень о другой и наблюдая, насколько слабее акустический эффект удара. Матей Бутару подошел к нему.
— Виною этому разреженная атмосфера Марса, — сказал он, видя недоумение друга. — Звук здесь передается гораздо труднее. Для живых существ, по всей вероятности, эта акустическая особенность среды была разрешена посредством более чувствительных слуховых аппаратов, которыми их наделила природа. Ко мы будем слышать все заглушенно, как под сурдиной…
Закончив первые наблюдения, все вернулись в ракету.
«Чайка» гудя двинулась вперед. Она с большой быстротой мчалась по суглинкам и красным пескам.
Анемометр показывал слабый ветер, настолько слабый, что он не подымал даже мелкой пустынной пыли.
Добре, который не отрываясь глядел в окно, вдруг сделал знак Чернату, чтобы тот остановил ракету.
— Глядите, там что-то видно! «Чайка» остановилась.
Среди кирпичных песков пустыни виднелось что-то такого яркого красного цвета, что все вокруг казалось бледным и серым.
Старик-ученый первым выскочил из ракеты и бросился бегом к яркому пятну.
— Растение, первое растение на Марсе, да еще какое интересное! — восторженно кричал он.
Все другие побежали за ним.
Странные, кроваво-красные цветы подымались из середины круглого, зеленого листа, с фиолетовым оттенком. Этот лист в форме тарелки, более пятидесяти сантиметров в диаметре, толщиной пальца в три, был на ощупь жесток, как воловья кожа.
Под листом, глубоко зарытый в почву, сидел черноватый клубень 25 сантиметров в диаметре. Добре уколол его ножом, и из него брызнул сок.
— Вот где хранит свои запасы воды это растение! — воскликнул профессор. — Природа создала для него настоящий резервуар, откуда оно сосет живительную влагу в засушливые периоды.
— Какой странный наклон у этого тарелкообразного листа! — заметил Чернат.
Добре с удовольствием принялся разъяснять:
— Это вполне понятно. Поверхность его расположена таким образом, чтобы получать как можно больше Солнца, — явление тропизма, которое здесь, на Марсе, вероятно, довольно часто встречается. Лист, который мы здесь видим, — подвижной. Он все время поворачивается к Солнцу и поэтому никогда не получает его косых лучей.
После того как инженер Чернат заснял растение, Добре вынул ботанический бур и принялся бурить почву вокруг него, чтобы исследовать корень. Гудение бура было еле-еле слышно. Профессор бурил без конца. Дойдя до двухметровой глубины, он отказался от своего намерения.
— Это совершенно естественно, — сказал он огорченно вздохнув, — если принять во внимание здешний недостаток влаги. Растение вынуждено глубоко запускать корни в почву и далеко разветвлять их, чтобы улавливать каждую каплю воды.
Биолог взял несколько образцов корней, и «Чайка» двинулась дальше.
В скором времени растительность стала настолько богатой, что пустыня казалась цветущим садом. Тысячи красных и желтых цветов создавали иллюзию земного высокогорного луга.
Воздух все еще не нагревался, хотя Солнце взошло уже более трех четвертей часа тому назад. Путешественники глядели сквозь иллюминаторы ракеты, стараясь не пропустить ничего интересного. Добре все время бегал по каюте, бросаясь то к окну, то к микроскопу и, не зная, как ему поделиться. Спустя несколько времени он громогласно заявил, что нашел в растении хлорофилл. Он только что перешел к исследованию растения под микроскопом, как голос Анны заставил его снова поднять глаза. Указывая на видневшееся на равнине пятно растительности, вдруг изменившей свой оттенок, девушка удивленно звала своих товарищей:
— Идите сюда, скорее! Видите эти темные шары, похожие на мячи! Что это может быть?
Пески пустыни были покрыты какими-то сферическими предметами, диаметр которых, на первый взгляд, не превышал 15–20 сантиметров.
Чернат направил «Чайку» в указанном направлении, и путешественники вышли из ракеты. Мячи, которые они видели из ракеты, мало отличались от коричневых камней, рассеянных вокруг. Оболочка их напоминала своим внешним видом надкрылия жуков.