Мой хлыст ударил его по кончику носа как раз вовремя, чтобы предотвратить небольшую катастрофу.

— Ой! — вскрикнул он, отскакивая. — Пэт, ты тяжело дышишь.

— Вовсе нет!

— Не нет, а да. Значит, тебе это нравится.

— Еще чего!

— Ладно, — зловеще произнес Джереми. — Я могу подождать. — И он усмехался всю дорогу домой.

После этого мистер Джереми Клей ездил верхом один. Но он был красивым парнем, и я с ужасом осознала, что, если бы позволила катастрофе произойти, это могло бы мне понравиться.

В разгар этой аркадской идиллии произошла настоящая катастрофа.

Как обычно, это случилось с внезапностью летней грозы. Мы не могли этого предвидеть. Новость поступила в конце сонного спокойного дня. Джереми дулся, а я провела два блаженных часа, ероша ему волосы, которыми он так гордился, и поддразнивая его. Отец отправился в очередную таинственную экспедицию, а Илайхью Клей провел день в своем кабинете. Ни он, ни отец не появились к обеду.

Джереми, пребывая в ярости из-за своих волос, держался со мной почти формально. Он обращался ко мне «мисс Тамм», холодно заботился о моих удобствах, настаивал на том, чтобы принести подушки, заказал на кухне специальные яства для моего обеда, зажигал мне сигареты и наливал коктейли с отчужденным видом светского человека, который вынужден вести вежливую беседу, хотя его усталый ум занят мыслями о самоубийстве.

Отец вернулся уже после наступления темноты, потный и недовольный, закрылся в спальне, плескался в ванне, а через час спустился выкурить сигару на террасе, где Джереми мрачно перебирал струны гитары, а я пела фривольную французскую песенку, которую слышала в марсельском кафе. Полагаю, мне повезло, что отец совсем не понимал по-французски, так как даже Джереми, несмотря на свою угрюмость, выглядел шокированным. Но в воздухе и луне было нечто подстрекающее меня. Помню, я думала о том, как далеко могла бы зайти с мистером Джереми Клеем, не обжигая мои девственные пальцы…

Я начала петь третий — самый фривольный — куплет, когда приехал усталый Илайхью Клей, пробормотав извинения за позднее возвращение, так как что-то задержало его в офисе. Едва он сел и взял у отца одну из его зловонных сигар, как в кабинете зазвонил телефон.

— Не беспокойтесь, Марта, я сам возьму трубку! — крикнул Илайхью Клей экономке и, снова извинившись, шагнул в дом.

Его кабинет был расположен спереди, и окна выходили на веранду. Они были открыты, и мы невольно слышали разговор с кем-то, чей голос настойчиво трещал в трубке.

— Господи! — воскликнул мистер Клей.

Отец встрепенулся и удержал руку Джереми на струнах гитары.

— Какой ужас! Я и представить не мог… Нет, я понятия не имею, где он сейчас. Он сказал, что вернется через несколько дней… Боже мой, я просто не могу поверить…

Джереми вбежал в дом:

— Что случилось, папа?

Мистер Клей отмахнулся от него дрожащей рукой:

— Что-что?.. Естественно, я в вашем распоряжении… Между прочим, разумеется, это строго конфиденциально, но у меня сейчас гостит человек, который мог бы вам помочь… Инспектор Тамм из Нью-Йорка… Да, он самый — вышел в отставку несколько лет назад, но вам известна его репутация… Я ужасно сожалею, старина.

Он положил трубку и медленно вышел на крыльцо, вытирая лоб.

— Папа, в чем дело?

Лицо Илайхью Клея выглядело белой маской на сером фоне стены.

— Какая удача, инспектор, что я пригласил вас сюда. Случилось нечто куда более серьезное, чем мое… маленькое дело. Звонил Джон Хьюм, наш окружной прокурор. Он хотел узнать, где мой партнер доктор Фосетт… — Мистер Клей опустился на стул. — Сенатор Фосетт только что найден зарезанным в кабинете своего дома на другом конце города!

Окружной прокурор Хьюм был только рад принять услуги человека, всю жизнь занимавшегося расследованием убийств. Как сообщил мистер Клей, на месте преступления все оставлено нетронутым до прибытия отца. Окружной прокурор настаивал, чтобы инспектор приехал как можно скорее.

— Я отвезу вас, — быстро сказал Джереми и побежал за машиной.

— Конечно, я поеду с тобой, — заявила я. — Ты ведь помнишь, папа, что говорил мистер Лейн.

— Ну, я не буду порицать Хьюма, если он тебя выставит, — проворчал отец. — Там не место для молодой девушки. Не знаю…

— Готово! — крикнул Джереми, и автомобиль скользнул на подъездную аллею.

Джереми казался удивленным, когда я села сзади рядом с отцом, но не стал возражать. Мистер Клей с нами не поехал, — по его словам, он испытывал непреодолимое отвращение к виду крови.

Темнота поглотила нас, когда машина выехала на дорогу и Джереми повел ее вниз с холма. Я повернулась и посмотрела назад. Вдалеке среди темных облаков светили огни тюрьмы Алгонкин. Не знаю, почему я думала о тюрьме, когда мы мчались к месту преступления, которое мог совершить только свободный человек, но эти мысли угнетали меня — я поежилась и прижалась к плечу отца. Джереми молча смотрел на дорогу.

Должно быть, поездка была краткой, но мне она казалась бесконечной. Я испытывала неприятное чувство ожидания грядущих событий… Наконец мы влетели в железные ворота и со скрипом затормозили у сверкающего огнями большого особняка.

Повсюду стояли автомобили, а территория вокруг дома кишела полицейскими. Парадная дверь была распахнута. К косяку прислонился мужчина, держа руки в карманах. Не слышалось ни разговоров, ни каких-либо других звуков, кроме стрекотания сверчков.

Каждая деталь этого вечера запечатлелась в моей памяти. Отцу все это было хорошо знакомо, но мне внушало жуткий страх и — должна признаться — жгучий интерес. Как выглядит мертвец? Я никогда не видела мертвых, кроме моей матери, но она лежала мирно улыбаясь. А лицо этого человека наверняка искажает гримаса ужаса, и все тело залито кровью…

Я оказалась в просторном, ярко освещенном кабинете, заполненном людьми. У меня осталось весьма смутное впечатление о мужчинах с фотокамерами, со щеточками из верблюжьей шерсти, шарящих среди книг и не делающих, казалось, ничего путного. Мое внимание сразу приковала неподвижная фигура крупного тучного человека без пиджака, в рубашке с закатанными выше локтей рукавами, обнажавшими мощные волосатые руки, и в старых матерчатых шлепанцах. На его грубых чертах застыло обеспокоенное, но не испуганное выражение.

— Взгляните на него, инспектор, — послышался чей-то голос.

Глядя сквозь колышущуюся перед глазами пелену, я подумала, что со стороны мертвеца недостойно сидеть так безмятежно, когда весь мир мечется по его комнате, нарушает его уединение, роется в его книгах, фотографирует его стол, посыпает его мебель алюминиевым порошком, копается в его бумагах…

Пелена слегка рассеялась, и мой взгляд сосредоточился на белой рубашке убитого. Сенатор Фосетт сидел за захламленным письменным столом, прижавшись к нему мощным торсом и вопросительно склонив голову набок. Справа от перламутровой пуговицы рубашки алело пятно, откуда торчала рукоятка тонкого ножа для бумаги. Кровь, подумала я, хотя это походило на засохшие красные чернила… Суетливый маленький человечек — как я позднее узнала, это был доктор Булл, судмедэксперт округа Тилден, — заслонил собой труп. Я тряхнула головой, стараясь избавиться от головокружения. Почувствовав, как отец сжал мой локоть, я напряглась, опасаясь потерять самообладание.

Кругом слышались голоса. Я увидела перед собой молодого человека. Отец что-то пробубнил — я разобрала фамилию Хьюм и поняла, что он представляет мне окружного прокурора, который должен был стать оппонентом убитого в предстоящей кампании… Джон Хьюм был почти таким же высоким, как Джереми, с красивыми и смышлеными темными глазами.

— Здравствуйте, мисс Тамм, — заговорил он глубоким, хорошо поставленным голосом. — Инспектор сказал, что вы в некотором роде тоже детектив. Вы уверены, что хотите остаться?

— Вполне уверена, — ответила я самым беспечным тоном, на который была способна. Но во рту у меня пересохло, и голос прозвучал надтреснуто.