После совещания присяжных, продолжавшегося шесть с половиной часов, Аарон Доу был признан виновным, но, учитывая спорную природу некоторых доказательств, жюри почтительно рекомендовало суду проявить милосердие.

Спустя десять дней Доу приговорили к пожизненному заключению.

Каррьер подал апелляцию, но ее отклонили. Аарон Доу, скованный наручниками с помощником шерифа, был отправлен назад в тюрьму Алгонкин отбывать заключение, которое должно было закончиться только с его смертью.

Мы получали сведения о нем от отца Мьюра. Согласно правилам, по возвращении в тюрьму с Доу обращались как со всеми новыми заключенными, — несмотря на предыдущий срок, он был вынужден заново проходить весь тяжкий круг тюремной рутины, чтобы заработать жалкие «привилегии» и стать настолько полезным членом сообщества потерянных душ, насколько позволят его поведение и доброта тюремщиков.

Шли недели, но мрачное выражение на лице Друри Лейна не исчезало. Меня удивляла его настойчивость — он отказывался возвращаться в «Гамлет» и продолжал гостить у отца Мьюра, днем греясь на солнце в садике священника, а вечера проводя в беседах с хозяином дома и с начальником тюрьмы Магнусом, которого часто приглашали, когда возникали вопросы, касающиеся Аарона Доу.

Я понимала, что старый джентльмен ожидает каких-то событий, но не могла определить, действительно ли он на что-то надеется или остается в Лидсе из-за чувства солидарности к несправедливо осужденному. Во всяком случае, мы с отцом не могли его покинуть, поэтому тоже оставались в городе.

Но пока все происходящее было лишь косвенно связано с делом. Смерть сенатора Фосетта и намеки в оппозиционных газетах на его мошенническую деятельность поставили доктора Фосетта в рискованное политическое положение. Джон Хьюм, после того как дело Фосетта было решено к его сомнительному удовлетворению, начал прямую атаку на оппонентов, принимающую форму разгребания грязи, которую он, по-видимому, считал простительной, учитывая моральный облик врагов. О личности и карьере покойного сенатора циркулировали чудовищные слухи. Каждый день приносил что-то новое. «Боеприпасы», попавшие в руки Хьюма и Руфуса Коттона во время расследования убийства сенатора, возвращались врагу с весьма красноречивым эффектом.

Но доктор Фосетт не собирался признавать свое поражение. Его политический гений дал о себе знать в ответном ходе. Политикан с менее развитым воображением встретил бы обвинения Хьюма потоком брани. Но доктор Фосетт хранил молчание.

Его единственным ответом было выдвижение Илайхью Клея кандидатом в сенаторы.

Мы все еще злоупотребляли гостеприимством Клеев, поэтому я могла наблюдать всю изощренную процедуру. Несмотря на свое богатство, Илайхью Клей пользовался популярностью в округе Тилден — он был филантропом, лидером солидного бизнеса, обеспечивающего рабочие места, и, с точки зрения доктора Фосетта, являлся идеальным оппонентом крикливого реформиста Джона Хьюма.

Мы получили первый намек на происходящее в голове доктора, когда он однажды вечером пришел в дом и закрылся с Илайхью Клеем. Их тет-а-тет продолжался два часа. Когда они наконец вышли и доктор Фосетт, как всегда учтивый и елейный, уехал, мы увидели на лице нашего хозяина выражение нерешительности.

— Никогда не догадаетесь, — удивленно сказал он, словно сам не мог этому поверить, — что этот тип от меня хочет.

— Хочет, чтобы вы были его политическим конем-качалкой, — проворчал отец.

Клей уставился на него:

— Откуда вы знаете?

— Это ясно как день, — сухо ответил отец. — Именно такое и мог придумать этот хитрый негодяй. Что именно он вам предложил?

— Выдвинуться на пост сенатора вместо его брата.

— Вы принадлежите к его партии?

Клей покраснел.

— Я верю в принципы…

— Папа! — вмешался Джереми. — Неужели ты намерен связаться с этим прохвостом?

— Конечно нет, — быстро ответил Клей. — Разумеется, я отказался. Но он почти убедил меня, что интересы его партии требуют честного кандидата — такого, как я.

— Почему бы и нет? — сказал отец.

Мы выпучили глаза.

— Пожар нужно гасить огнем. Клей, — продолжал отец, вставляя в рот сигару. — Он играет нам на руку. Принимайте его предложение!

— Но, инспектор… — начал шокированный Джереми.

— Держитесь от этого подальше, юноша, — усмехнулся отец. — Неужели вас не привлекает перспектива увидеть вашего старика сенатором? Послушайте, Клей, мы оба убедились, что ничего не добьемся, ходя вокруг вашего партнера на цыпочках. Он слишком хитер. Приняв предложение, вы станете одним из его ребят, понятно? Может, вам удастся раздобыть документальное доказательство. Эти ловкачи часто совершают промахи, когда успех ударяет им в голову. А если вы добудете доказательство раньше выборов, то всегда можете выйти из игры и сорвать замыслы вашего спонсора.

— Мне это не нравится, — пробормотал Джереми.

Клей нахмурился:

— Не знаю, инспектор. Слишком уж это хитроумно…

— Конечно, это требует мужества, — сказал отец. — Но вы можете принести пользу и всем жителям округа, разоблачив эту шайку. Станете национальным героем!

— Хм! — Глаза Клея блеснули. — Я не думал об этом с такой точки зрения. Возможно, инспектор, вы правы. Ладно, рискну. Сейчас позвоню ему и скажу, что передумал.

Я подавила импульс протеста. Какой от этого был бы толк? Тем не менее я покачала в темноте головой. Затея отца не вызывала у меня особого оптимизма. Мне казалось, что проницательный доктор с маленькой бородкой и большими амбициями уже давно разгадал намерения отца, подозревал, что он роется в документах и бухгалтерских отчетах компании Клея, и предложил партнеру баллотироваться в сенаторы, зная, что тот откажется и что отец убедит его согласиться. Я знала от отца, что почти сразу после нашего появления на сцене острый запах мошенничества в связи с деятельностью Фосетта в компании исчез. Джентльмен счел за благо притаиться. Предлагая Илайхью Клею стать кандидатом от своей шайки, он тем самым марал его доброе имя, а потом, возможно, даже попытался бы вовлечь его в какую-нибудь аферу, вынудив таким образом помалкивать о своем партнере.

Но это были всего лишь мои подозрения. Отцу было виднее, и я решила промолчать.

— Это очередной грязный трюк Фосетта! — бушевал Джереми, когда его отец поднялся, чтобы идти в дом. — Инспектор, вы дали дурной совет.

— Джереми, — с укором произнес Илайхью Клей.

— Прости, папа, но я не стану молчать. Если ты согласишься на эту сделку, то перепачкаешься с головы до ног.

— Почему бы не предоставить решение мне?

— Ладно. — Джереми вскочил на ноги. — Это твои похороны, папа, но не говори, что я тебя не предупреждал.

Мрачно пожелав нам доброй ночи, он скрылся в доме.

Следующим утром за завтраком я обнаружила на своей тарелке записку. Джереми сообщал, что отправляется в каменоломни, так как «отец теперь будет слишком занят политикой».

Бедный Джереми вернулся к обеду молчаливым и угрюмым. В течение многих дней он составлял скверную компанию для молодой женщины, нуждающейся в ободрении и теряющей свежий цвет лица, исчезновение которого поэты называли символом смерти юности.

Я даже стала поглядывать в зеркало в поисках седых волос и, когда обнаружила один, казавшийся побелевшим, бросилась на кровать, желая, чтобы я никогда не слышала об Аароне Доу, Джереми, Лидсе и Соединенных Штатах Америки.

Один из первых результатов процесса и осуждения Аарона Доу был весьма чувствительным. Мы поддерживали постоянную связь с Кармайклом, и он смог предоставить нам ценную информацию о докторе Фосетте. Но то ли федеральный агент где-то пересолил, то ли острый взгляд Айры Фосетта проник сквозь его маскировку, а может, его показания на процессе вызвали подозрения работодателя — в любом случае Кармайкла внезапно уволили. Доктор Фосетт не дал никаких объяснений, и однажды утром безутешный Кармайкл появился в доме Клеев с чемоданом в руке, сообщив, что уезжает в Вашингтон.