Когда я утром пришел на скалы, у подножия их глухо волновалась небольшая зыбь.

Я надел маску, нацепил на шею оранжевый бокс с фотоаппаратом и полез в воду. В воде ничего не было видно. Какая-то муть кипела перед стеклом. Я протер его — не помогло. Отплыл подальше на чистую воду и, нырнув, направился к берегу.

Желто-зеленое облако клубилось передо мной. Частицы ила, пыль, покрывающая дно, мелкие обрывки водорослей поднялись вверх, встревоженные ночной волной. Облако клубилось, расползалось в стороны, то закрывая, то открывая участки дна. Остатков судна не было видно. Только раз или два в желтой мути мелькнула их тень.

Я вернулся к берегу, вылез на скалу и начал собираться. Наш пароход уходил.

Существовали проекты и жестких, несминаемых скафандров. Самым удачным из них был скафандр Галеаци (справа). С его помощью водолаз мог погружаться более чем на сто метров, причем давление внутри скафандра оставалось таким же, как на поверхности воды. Правда, работать или ходить в таком тяжелом, бронированном костюме было почти невозможно. Водолаза переносили с места на место, он только осматривал затонувший корабль и сообщал о том, что видит, по телефону.

Наш пароход стоял в порту. Гуляя по набережной, я заметил у берега ржавые остатки судна. Их покрывал зеленый ковер морского салата — ульвы. Грозди черных, тесно прижатых друг к другу раковин мидий росли на железе.

В тихой воде сновали черные рыбы — ласточки.

Со мной был фотоаппарат и бокс для съемок под водой. Но снимать было поздно. Багровое дымное солнце садилось в низкую фиолетовую тучу.

Смеркалось.

— Будет ветер! — сказал капитан.

Я пожал плечами. Волны не страшны. Можно нырнуть и снимать под ними.

Ночью разыгралась было и как-то сразу стихла волна. Мысы, ограждавшие порт, сбили ее. Ветер прошел стороной.

Когда я утром пришел на скалы, у подножия их волновалась небольшая зыбь.

Я надел маску, нацепил на шею оранжевый бокс с фотоаппаратом и полез в воду. В воде ничего не было видно. Какая-то муть кипела перед стеклом. Я протер его — не помогло. Отплыл подальше на чистую воду и, нырнув, направился к берегу.

Желто-зеленое облако клубилось передо мной. Частицы ила, пыль, покрывающая дно, мелкие обрывки водорослей поднялись вверх, встревоженные морской волной. Облако клубилось, расползалось в стороны, то закрывая, то открывая участки дна. Остатков судна не было видно. Только раз или два в желтой мути мелькнула их тень.

Я вернулся к берегу, вылез на скалу и начал собираться. Наш пароход уходил.

— Много ли нужно, чтобы покорить глубины морей?

— Нужно научиться жить без солнца, без свежего воздуха, без земли под ногами, без запаха цветов и трав.

Первый подводный дом был установлен в 1962 году на морском дне близ Марселя. Два человека прожили в нем на глубине 10 метров неделю.

Жак Ив Кусто — изобретатель дома — назвал его именем греческого философа, который якобы жил в бочке — «Диоген».

Обитатели «Диогена» ежедневно шесть-семь часов плавали под водой. Но они не поднимались на поверхность. Горячий обед им спускали под воду в термосах. Врач, который проверял их самочувствие, приплывал в акваланге.

Следующий дом Кусто имел уже пять комнат. Его установили в Красном море на глубине около 14 метров. В доме были спальни, гостиная и кухня. В гостиной стояли телефон и телевизор. В доме поддерживалась постоянная температура. Семь человек прожили в нем целый месяц. За необычную форму Кусто назвал этот дом «Морской звездой».

Третий дом Кусто был построен в форме огромного шара — 5 метров в поперечнике. Его погрузили на морское дно, на глубину 100 метров, в Средиземном море.

Три недели команда из шести человек жила и работала в нем. Шутя, акванавты называли свой дом «Шашечницей».

В американской подводной лаборатории «Силэб-1» четверо исследователей прожили двенадцать дней. Лаборатория стояла на глубине 60 метров. Непредвиденный шторм прервал испытание. Впрочем, он больше напугал не тех, кто был под водой, а моряков, чьи суда на всякий случай стояли над погруженной сигарой.

Плавающий дом-лаборатория «Таинственный остров» стоит на якоре в 100 километрах от средиземноморского порта Ницца. Внутрь стального поплавка ученые опускаются с помощью лифта, двадцать иллюминаторов позволяют им вести наблюдения на глубине 50 метров.

Пройдет немного времени, и мы сможем побывать в подводном городе.

…Наш аппарат приближался к цели путешествия. За стеклами иллюминаторов проносились белые искры — это вспыхивали отраженные светом стремительные обитатели глубины.

На зеленом экране гидролокатора появились один за другим треугольные зубчики сигналов. Это были дома. Мы уменьшили ход.

Из зеленоватой полутьмы выплыл огромный шар. Он висел в нескольких метрах от дна, удерживаемый цепями. Красные огни горели на его верхушке, два желтых отмечали внизу вход.

Наша лодка легла на приемную платформу. Платформа качнулась и втянула наш аппарат внутрь шара. Наступила тишина. Шло время, только редкие удары о платформу говорили о том, что за стенками нашего суденышка идет работа: понемногу из приемника убывает вода, лодка осыхает.

Наконец за иллюминаторами вспыхнул свет, раздались гудки сирены, и наш командир открыл люк.

— У вас только десять минут! — напомнил он.

Мы прошли по коридору в машинное отделение. Ровно гудели вентиляторы, разгоняя во все уголки дома очищенный воздух.

Мы поднялись в лабораторный отсек. Каждое отделение в нем было заставлено стеклянными шкафами.

На полках, в сосудах, залитых желтой жидкостью, покачивались пучеглазые, кольчатые, многорукие обитатели морского дна. На столах стояли пробирки с пробами грунта и воды. Тихие электронные приборы чертили на лентах извилистые кривые. Изредка звонил телефон.

Возвращаясь к лодке, мы зашли по пути в гостиную.

Здесь отдыхали несколько человек. В противоположных углах комнаты стояли два телевизора. На экране одного мелькали кадры кинокомедии, второй был настроен на волну подводных работ. На его экране два водолаза чинили бурильный станок. Черная струйка нефти курилась у основания. Вереница любопытных рыб вилась над прозрачными шлемами людей…

— Сколько времени вы уже здесь? — спросил мой друг журналист одного из жителей подводного дома.

— Четвертый месяц.

— Много работы?

— Невпроворот.

— Вам чего-нибудь не хватает?

И, не дожидаясь ответа, написал в блокноте: «Солнца».

— Времени! — ответил его собеседник.