Лисандр удивился:

— Очень щедро, Цезарь! Почему тебе не взять весь сундук жемчуга? Это может избавить тебя от финансовых затруднений на всю оставшуюся жизнь.

— Нет, Лисандр, только горсть. Как и любому, мне нравится быть богатым, но чрезмерное богатство может сделать меня скрягой.

Цезарь нагнулся и стал перебирать жемчужины. Двадцать темного и радужного цвета из Мертвого моря в Палестине, жемчужина размером с клубнику и такого же цвета и формы, дюжина цвета полнолуния, одна гигантская, с пурпуром внутри, и шесть идеальных жемчужин серебристо-кремового цвета.

— Вот! Ты знаешь, я не могу их продать, иначе весь Рим будет удивляться, откуда они у меня. Но я смогу подарить их женщинам при случае.

— Если ты будешь таким щедрым, о тебе всюду заговорят.

— Я не хочу, чтобы об этом говорили, Лисандр, серьезно! Моя сдержанность не значит, что я не могу быть щедрым. Это связано с моей репутацией и с клятвой, которую я дал: меня никогда не обвинят в вымогательстве или в краже собственности Рима. — Цезарь пожал плечами. — Кроме того, чем больше у меня будет денег, тем быстрее я их потрачу.

— А Патара и Ксанф?

— Возьми женщин и детей и продай в рабство. Доставь туда также все продовольствие, которое здесь хранится. От продажи рабов они получат значительно больше, чем потратили на выкуп, а продовольствие — это дополнительное вознаграждение. Но с твоего разрешения, я возьму еще десять талантов для капитана моего корабля. Ему тоже пришлось заплатить выкуп.

Положив руку на плечо Лисандра, Цезарь вывел его из здания.

— Корабли из Ксанфа и Патары будут здесь с наступлением сумерек. Могу я предложить, чтобы ты погрузил долю Родоса на твои галеры, прежде чем они прибудут? Я прикажу моим писцам составить полный каталог добычи. А ты под эскортом доставь в Рим деньги для казны.

— Как ты поступишь с пиратами?

— Погрузи их на корабли Патары и Ксанфа и передай мне. Я отвезу их в Пергам. Я не курульный магистрат, поэтому у меня нет полномочий совершать казни в провинциях. Это означает, что я должен доставить преступников к губернатору в Пергам и попросить его разрешения сделать то, что я обещал, — распять их.

— Тогда я погружу долю Рима на мои галеры. Это небольшой груз. Как только море очистится от пиратов — в начале лета, может быть, — я пошлю деньги в Рим с Родоса. — Лисандр о чем-то подумал. — Я направлю с тобой в Пергам четыре моих корабля в качестве эскорта. Ты дал Родосу так много, что родосцы будут рады оказать тебе любую услугу.

— Просто помни о том, что я сделал. Кто знает? Однажды мне может понадобиться услуга, — сказал Цезарь.

Пиратов отвели к берегу. Полигон, последний в бесконечной череде пленников, отдал Цезарь честь.

— Как эти парни любили роскошь! — сказал Цезарь, качая головой. — Я всегда думал, что пираты грязные, неграмотные и очень любят драться. Но эти люди были вежливы.

— Конечно, — сказал Лисандр. — Их свирепость преувеличивают. Как часто им приходится драться за то, что они грабят, Цезарь? Редко. Когда они сражаются, то это происходит под руководством их собственных военачальников, а те — способные вояки. Пираты меньшего калибра, такие как Полигон, не любят атаковать конвои. Они охотятся за беспомощными торговыми судами. Пиратов, которые плавают флотами, обычно можно встретить около Крита. Но когда ты живешь за стенами Солимы, как Полигон, ты считаешь себя в безопасности. Буквально как в независимом царстве.

— Родос мог бы сделать больше, чтобы покончить с их угрозой, — заметил Цезарь.

Но Лисандр, покачав головой, засмеялся:

— Обвиняй в этом Рим! Вот кто настоял, чтобы мы уменьшили состав нашего флота, когда Рим начал править восточной частью нашего большого моря. Он думал, что сможет поддерживать порядок везде, включая морские пути. Но Рим слишком скуп, чтобы тратить на это необходимые суммы. Сейчас Родосом управляет Рим. Поэтому мы делаем то, что от нас требуют. Если бы мы выступили самостоятельно, с достаточным флотом, чтобы ликвидировать пиратов, Рим вообразил бы, что высиживает собственного Митридата.

«И с этим не поспоришь», — подумал Цезарь.

Марка Юния Юнка не было в Пергаме, когда Цезарь дошел до реки Каик и встал на якорь в городском порту. Стоял конец марта по римскому календарю, и это означало, что зима еще не кончилась, хотя плавание вдоль береговой линии прошло без происшествий. Город Пергам, расположенный на высотах, выглядел великолепно, но даже с реки можно было рассмотреть следы снега и льда на крышах храмов и карнизах дворца.

— Где губернатор? В Эфесе? — спросил Цезарь у проквестора Квинта Помпея (по крови этот Помпей был ближе к Руфам, нежели к Помпеям).

— Нет, он в Никомедии. Я как раз собирался к нему. Тебе повезло, что ты застал нас здесь. Мы были очень заняты в Вифинии. Я вернулся, чтобы забрать некоторые легкие вещи для губернатора, — мы не ожидали, что в Никомедии климат теплее, чем в Пергаме.

— Там всегда теплее, — серьезно заметил Цезарь.

Он воздержался и не спросил проквестора провинции Азия, имелись ли у того более неотложные дела, чем прихватить губернаторское барахло.

— Кстати, Квинт Помпей, — продолжил Цезарь вежливо, — если хочешь, я доставлю губернатору его вещи. А тебе дам небольшое поручение, прежде чем ты уедешь. Видишь вон там корабли?

— Вижу, — сказал Помпей.

Его отнюдь не обрадовало то обстоятельство, что человек младше его по возрасту указывает, что он должен делать и чего не должен.

— На борту около пятисот пиратов, которых надо куда-то поместить на несколько дней. Я уезжаю в Вифинию получить официальное разрешение от Марка Юния распять их.

— Пиратов? Распять?

— Ну да. Я захватил пиратскую крепость в Ликии — с помощью десяти кораблей родосского флота, разумеется.

— Ты сам можешь остаться здесь и присмотреть за своими пленниками! — прервал его Помпей. — А я спрошу у губернатора!

— Мне очень жаль, Квинт Помпей, но это так не делается, — мягко возразил Цезарь. — Я — privatus. И был частным лицом, когда пленил их. Я должен лично увидеть губернатора. Ликия — часть его провинции, следовательно, я обязан объяснить ситуацию сам. Это — закон.

Соперничество двух воль продолжалось еще некоторое время, но сомнений не оставалось: победит Цезарь. И Цезарь отплыл в Никомедию на быстроходной родосской галере, оставив Помпея позаботиться о плененных пиратах.

Пока Цезарь ожидал в небольшой дворцовой приемной, когда у занятого многочисленными делами Марка Юния Юнка найдется время принять его, он с глубокой печалью отметил, что все вокруг изменилось до неузнаваемости. Позолота еще сохранилась, равно как фрески и прочие предметы искусства, которые нельзя удалить, не оставив явных следов, но некоторые знакомые и любимые статуи пропали из коридора и комнат вместе с несколькими картинами.

Уже темнело, когда Юнк быстро вошел в комнату, очевидно, успев пообедать до встречи с коллегой сенатором.

— Цезарь! Как я рад тебя видеть! В чем дело, почему ты здесь? — спросил губернатор, протягивая руку.

— Ave, Марк Юний. Ты был занят.

— Да, верно. Ведь ты знаешь этот дворец, как свою ладонь, да?

Слова прозвучали достаточно дружелюбно, но тайный смысл их был ясен.

— Поскольку это я сообщил тебе о смерти царя Никомеда, ты должен был это знать.

— Но ты не проявил достаточно любезности, чтобы подождать меня здесь.

— Я privatus, Марк Юний, частное лицо, я только мешал бы тебе. А губернатору лучше не мешать, когда у него очень важное дело. Такое, как, например, включение новой провинции в состав Рима, — сказал Цезарь.

— В таком случае что ты теперь здесь делаешь?

Юнк смотрел на своего гостя с явной неприязнью, вспоминая их споры в суде по делам об убийствах, где Цезарь почти всегда выигрывал.

— Меня захватили пираты у Фармакуссы два месяца назад.

— Ну что ж. Такое со многими случается. Полагаю, тебе удалось выкупиться, поскольку ты стоишь передо мной. Но я ничем не могу тебе помочь возместить твой выкуп, Цезарь. Однако если ты настаиваешь, я поручу направить жалобу в Сенат в Рим.