Навстречу ей по бортику лягушатника торопливо и неуклюже топал дядька – один из тех двоих, кто сначала с удочками дремал, а потом весь этот цирк смотрел. Вера пригляделась – дядька был совсем не старый, можно сказать, в самом соку дядька… Поэтому она на всякий случай серьезно посмотрела ему в глаза. Дядька остановился прямо перед ней, ответил на ее серьезный взгляд еще более серьезным взглядом, протянул какую-то тряпку и деловито сказал:

– Вытрись-ка… Это ветровка, чистая, моя только вчера постирала. Вытирайся, вытирайся, простынешь еще, утро знобкое, не юг – Черное море, а ты как утка полчаса в воде туда-сюда, туда-сюда…

– Ой, нет, не надо, я грязная вся, – отказалась Вера, с неловкостью вспоминая свои подозрения и свой серьезный взгляд. Такой дядька нормальный оказался… – Ваша жена только-только выстирала, а я тут же и угваздаю… Это нехорошо.

– Вытирайся давай, – строго сказал дядька и попытался сам вытереть ей голову скомканной ветровкой, но чуть не свалился в воду, смутился и сунул куртку ей в руки. – Нехорошо мокрой на ветру стоять, вот что нехорошо… А моя понятливая, я ей все расскажу, так она еще и похвалит, что правильно сделал… Эти-то за тобой чего гоняются? Бандиты, что ли? Или от своего бежишь?

– Какие там свои, – сердито буркнула Вера, вытирая волосы дядькиной курткой. – Нет у меня среди них своих… Вроде бы и не бандиты. Идиоты какие-то. Развлекаются так. Гоняются на джипе за одинокими девушками, чтобы познакомиться.

– Да, умного мало, – согласился с Верой дядька. – Этого-то, которого бинтуют, зачем вытащила? Пусть бы свои в воду лезли.

– Да он вроде ничего, – нерешительно сказала Вера, оглядываясь на противоположный берег и тут же ощущая тепло в лодыжке. – Он меня спасать бросился, а сам на железку напоролся.

– Тебя? Спасать?! Он?!! – не поверил дядька. – Ну это… это… вообще! Ты ж с моста спорхнула, как… ну, я не знаю! Я думал, мне сон снится! Я такое только в кино видел! А этот свалился как самосвал!

– Я думала, что это трактор упал, – призналась Вера, уже без всякой серьезности, а с горячей симпатией глядя на нормального дядьку.

– Во! – согласился тот. – Трактор! И плавает так же, да? Спасать бросился, ты подумай… Герой. Надо своей рассказать. А тебя еще один на горке ждет. Переехал на своем драндулете на эту сторону – и ждет. Так что мы с Алексеичем тебя проводим до дому. Алексеич уже дрын приготовил. Мало ли что…

Ждет, значит… Ну что ж, кто ждет – тот дождется. Ах вы, господин Сотников, отчаянный генеральный директор, большого риска человек. Дрыном бы вас, господин Сотников, вас и ваш бродячий джип, и вашу фирму, и ваше невысказанное предложение, и ваши лаковые штиблеты, и ваш черный костюм… Хотя черному костюму и так уже досталось больше, чем он заслуживает. Ладно, дрын – это на крайний случай.

– Не надо дрын, – не без сожаления отказалась Вера. – Этот идиот и так уже травмированный. И провожать меня не надо. Мне тут два шага, пешком он меня не догонит, а на машине не проедет – я дворами пройду, а дворы перекопаны все… Вроде бы кабель телефонный собираются тянуть, а канавы понарыли – прямо противотанковые рвы. Ни за что не проедет. Да и поговорить с ним надо бы наконец. Раз уж он так мечтает.

– Бить будешь? – оживился дядька, повернулся и потопал по бортику лягушатника к берегу, на ходу деловито приговаривая: – Руками не бей, что ж такие руки портить… Ты ногами бей… Или вон дрын у Алексеича возьми, хороший дрын, крепкий, сучковатый… А мы рядышком побудем, мало ли что.

Вера шла за ним и рассеянно думала, что бы это могло означать с точки зрения мутной науки психологии – такое полное и очевидное отсутствие мужской солидарности. По всем законам дядьки должны были бы сейчас осуждать ее и сочувствовать господину Сотникову. В подобных ситуациях мужики, оказавшиеся свидетелями, всегда осуждали ее и сочувствовали братьям по разуму. А тут вон чего… Или это классовая ненависть в дядьках заговорила?

По набережной подошел второй дядька, точно такой же, как первый, но с дубиной, и подтвердил ее догадку:

– Стоит джипешник-то. Блестит. Новый совсем. Так бы и засветил в лоб. А пацан чего-то сильно уделанный. Но тоже крутой. По мобиле треплется без перекура. Так бы и звезданул в ухо.

Вера вздохнула, слегка разочарованная тем, что дядьки ввязались в бой за правое дело все-таки не из-за ее прекрасных глаз, и полезла по заросшему травой склону вверх, туда, где ее ждал сильно уделанный крутой идиот господин Сотников. Дядьки с кряхтением лезли за ней, и первый на ходу объяснил второму, почему господину Сотникову в лоб и в ухо пока не надо, а надо постоять в сторонке и подождать, как дело повернется. Второй разочарованно ворчал. Судя по всему, он уже тщательно спланировал дальнейшую печальную судьбу и господина Сотникова, и его бродячего джипа. Нарушение планов его сильно огорчало.

Господин Сотников, не подозревая о своей возможной печальной судьбе, легкомысленно торчал рядом со своим сверкающим джипом, прямо напрашиваясь на дрын борцов за правое дело. Сашке ногу бинтуют, неизвестно, чего они там набинтуют грязными руками, его в больницу срочно надо везти, а господин Сотников бросил соратника в беде, ухватил единственное транспортное средство – и смылся. Причем – через пешеходный мост! И по мобиле треплется без перекуров. Крутой.

Вера сунула мокрую ветровку в руки кому-то из дядек, решительно шагнула к господину Сотникову, подбоченилась а-ля баба Клава со второго этажа и, вживаясь в образ, пронзительно заверещала:

– Крутой, да?! Познакомиться, да?! Щас так познакомишься – на гипсе разоришься! Джипешник рихтовать запаришься! Там человек умирает! А он тут по мобиле треплется! Имеешь право, да?! Хозяин жизни, да?! Крыса!

Она перевела дух, вспоминая любимые ругательства бабы Клавы, и вспомнила самое сильное:

– Фашист недобитый!

– Твою мать! – с уважением сказал один дядька.

– Во чего знает, – с удивлением сказал другой дядька.

– Подожди, Саш, – с замешательством сказал в телефон господин Сотников. – При чем тут я? Да ничего не сделал! Да слова не сказал! Это она о тебе беспокоится! Сейчас…

Господин Сотников протянул Вере сотовый и, наверное, догадываясь, что она может его и в речку швырнуть, торопливо объяснил:

– Сашка тебе чего-то сказать хочет… Слышит, что кричишь – думает, что это я тебя обидел. Ругается. Скажи ему, что я ничего…

Вера, не успев выйти из образа, грубо вырвала сотовый из протянутой руки заметно растерянного господина Сотникова, замахнулась на него телефоном, но тут же спохватилась, оглянулась на противоположный берег, где два туловища все еще суетились вокруг Сашкиной ноги, ярко белеющей свежим бинтом, и прижала телефон к уху.

– Чего ты там шумишь? – смешливо спросил Сашкин голос. – Я аж через речку слышу, никакого мобильника не надо. Опять какую-нибудь корриду затеваешь?

– Слушай, а откуда у тебя мобильник? – удивилась Вера. – Я же его собственными руками у тебя из кармана вынула и на дно бросила!

– Да это не мой, ребята дали… Не важно. Так ты чего кричишь-то? Костя чего-нибудь не то?.. Или опять развлекаешься? Ты его не обижай, он хороший.

– Ага, хороший! – Вера оглянулась на господина Сотникова и саркастически хмыкнула. – Тебя в больницу срочно надо, а он умотал… Как там твоя нога?

– А твоя? – после паузы спросил Сашка странным голосом.

– Да при чем тут… – Вера почувствовала, как в лодыжке возникает и разрастается тепло, испугалась и сухо сказала: – Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не ври, – посоветовал Сашка. – Никогда не ври без крайней необходимости. Особенно мне. Я же тебе не вру. Я честно признаюсь: у меня рука до сих пор как огнем горит. Вот ты умная, ты должна знать: что это такое?..

– Это у тебя температура, – перебила его Вера сердито. – Вот что это такое. Ладно, пока, я побежала, опаздываю уже.

– Подожди, не убегай… Две минуты, ладно? Отдай мобильник брату.

– Какому брату? – удивилась Вера. – У меня никакого брата нет.