Вода оказалась очень холодной. Ну да, шесть утра, чего и ожидать-то было… Но зато в ней не было никаких недоразобранных тракторов, и Вера без проблем прошла над самым дном, только слегка зацепив новыми кроссовками вязкую илистую муть, и вынырнула под мостом, между двумя опорами чрезвычайной толщины, местами слегка выщербленными. Говорят, этот мост в сорок третьем по очереди долбили две авиации и две артиллерии – и немецкие, и советские. Раздолбили в пыль несколько кварталов вокруг, а мост – вон, только опоры слегка выщерблены. И зачем его чинить собрались? Он бы еще пару тысяч лет простоял. Административная жажда псевдодеятельности. С точки зрения мутной науки психологии…

У-у-ух ты… Что это было-то? Похоже, в речку все-таки свалился какой-нибудь недоразобранный трактор. Или эти идиоты глубинные бомбы стали в нее кидать? Вера в пару гребков подплыла к опоре и осторожно выглянула из-за нее.

Никакого трактора там не было. И глубинных бомб, похоже, тоже не было. Вообще ничего не было, кроме мощных кругов по воде, – очень мощных, волны даже до берега доходили. Наверное, сейсмическое явление. Подземный толчок. Она покачалась на волнах, раздумывая, откуда бы в наших краях взяться сейсмическим явлениям. Говорят, лет тридцать назад здесь был зарегистрирован подземный толчок, но его, кроме ученых, никто не заметил.

– Сашка! – хрипло заорал господин Сотников с моста. – Идиот!

На зов господина Сотникова из воды показалась голова идиота Сашки, что-то неразборчиво квакнула и опять ушла под воду.

– Ребята, стойте! – орал на мосту господин Сотников. – Не прыгайте, здесь мелко! К берегу, скорее, утонет ведь, идиот чертов! Разбился ведь, чертов идиот!

На взгляд Веры, идиот Сашка уже должен был утонуть. Тем более что в том месте, куда он свалился, действительно мелко, метра два, наверное. А в идиоте Сашке – килограммов сто живого веса… Будем надеяться, что пока живого. Вот ведь еще канитель на ее голову… Три шоколадки «Аленка», не меньше. После такого нервного дня потребуется ударная доза мощного антидепрессанта.

Вера оттолкнулась от опоры, нырнула, доплыла под водой до того места, куда, предположительно, ухнулся глубинный идиот, и наугад пошарила в жирном придонном иле, взбаламученном до самой поверхности воды сейсмическим явлением по имени Сашка. Никакого сейсмического явления в жирной мути не нашаривалось. Вера вынырнула, глотнула воздуха и опять собралась нырять, но тут за ее спиной сильно плеснуло, ухнуло, квакнуло и закашлялось. Она оглянулась – над водой торчала голова этого идиота и с ужасом таращила на нее белые глаза. С ужасом! Вы подумайте! Конечно, вид у нее сейчас не очень… в общем, не очень. Но чтобы – с ужасом?! На себя бы посмотрел.

По мосту к берегу топали два туловища, а господин Сотников стоял на краю моста, держась одной рукой за одинокий столбик, оставшийся от снятых перил, а другой – за свой тазобедренный сустав, и что-то хрипло орал.

– Эй, там, на палубе! – тоже заорала Вера, и почему-то тоже хрипло. – Отбой шлюпочной тревоги! Живой ваш утопленник!

Господин Сотников замолчал с открытым ртом, вытаращился на нее с таким же ужасом, как идиот Сашка, и даже оторвал руку от тазобедренного сустава и прижал ее к нагрудному карману своего бывшего черного пиджака. Два туловища резко затормозили и стали осторожно подбираться к краю моста, вытягивая шеи и пытаясь заглянуть вниз.

– Ты ведь живой? – на всякий случай уточнила Вера, подплывая поближе к этому идиоту и присматриваясь к выражению его небритой морды.

– Ага, – квакнул идиот и опять закашлялся. Откашлялся, отдышался и в свою очередь спросил с явным недоверием: – А ты чего, тоже живая, что ли?

– Да, – ответила она со сдержанным ликованием в голосе. – Тоже живая. Такое невероятное совпадение, правда?.. Ты чего к берегу не плывешь? Товарищи вон волнуются, переживают, нервные клетки жгут… А тебе до них и дела нет. Ты эгоист, Александр, вот что я тебе должна сказать. И не надо бледнеть лицом, на правду обижаться не следует, а следует делать выводы и вставать на путь исправления… ты чего покалечил-то? Руками двигать можешь?

– Могу, – неуверенно отозвался эгоист, едва шевеля синими губами и едва двигая раскинутыми в стороны руками. – Только без толку… Ногой зацепился. Там железка какая-то… Ногу разодрала, а потом – за штаны… не могу отцепить, уже пробовал…

– Стой смирно, ногами не дергай, – приказала Вера. – Сейчас посмотрю, что можно сделать.

Ничего там посмотреть было невозможно, конечно. В такой грязи вообще глаза не откроешь. А на ощупь удалось определить только то, что идиот Сашка стоит на каком-то железном крюке, намертво вросшем в дно, крюк насквозь проткнул штанину, и снять штанину с крюка нет никакой возможности, потому что конец у крюка не гладкий, а с двумя острыми отростками, под углом отходящими назад. А разорвать штанину тоже не удается – крепкая штанина, качественная. А вокруг ноги этого идиота в холодной воде расплывается теплое облако. Наверное, сильно нога разодрана. Не хватало только, чтобы на запах крови пиявки какие-нибудь толпой набежали… Хотя в такой грязи, наверное, и пиявок никаких не водится. Это хорошо. Однако и без пиявок этот идиот может потерять много крови. Это плохо. Придется штаны снимать.

Вера вынырнула, отдышалась и деловито поинтересовалась:

– У тебя в карманах штанов что-нибудь ценное есть?

– Кажется, мобильник, – неуверенно вспомнил идиот. – Платок… Сигареты, зажигалка. Мелочь какая-то. Ножик.

– Давай сюда.

– Чего давать? – Сашка, кажется, на самом деле ничего не понял.

Вера серьезно посмотрела в его ошалелые глаза, грустно вздохнула, насколько позволяли мелкие волны, все время лезущие в рот, и доверительно призналась:

– Курить страсть как хочется. А у тебя в карманах и сигареты, и зажигалка. Не поняла только, зачем ты ножик носишь.

Сашка наконец понял, обрадовался, глаза его заметно оживели, а слегка синие губы попытались изобразить одобрительную улыбку.

– Молодец, – похвалил он Веру. – Надо же, догадалась… Правда молодец.

И полез руками шарить по карманам. Сразу обеими. И, конечно, тут же ушел под воду с головой – течение здесь было хоть и пустяковое, но парусность у Сашкиного туловища была выдающаяся, так что ничего удивительного, что на своем якоре он отклонился от вертикального положения градусов на тридцать. Идиот. Вера ухватила его за шкирку, выдернула на поверхность, дождалась, пока он откашляется и отдышится, и жалобно сказала:

– Знаешь, я ужасно замерзла. И кушать хочу. Может, я поплыву потихоньку, а?

– Как это? – испугался Сашка и клацнул зубами. – А я?

– А ты еще поныряй, раз это тебе так понравилось, – предложила она. Понаблюдала, как из его глаз опять уходит всякое соображение, и сжалилась: – Ладно, работай плавниками и больше не ныряй. Я сама твой ножик найду.

Господи, сколько мусора у этих идиотов в карманах! Она три раза выныривала с тем, что могло быть складным ножом, и каждый раз это была какая-нибудь бесполезная дрянь – фонарик величиной с авторучку, авторучка величиной с отбойный молоток, зажигалка, конфигурацией и весом больше всего похожая на кирпич. А нож оказался вообще в кармане пиджака. Обыкновенный складной ножичек, практически перочинный, но открыть его она так и не сумела. Она держала Сашку за шкирку, Сашка долго и неловко открывал нож, отплевываясь от мелких волн и бормоча, что эта работа не для слабых женских рук, господин Сотников с моста хрипло интересовался, не пора ли вызвать спасателей, два туловища лежали на мосту, свесив вниз головы и время от времени спрашивая друг у друга, что делать, дядьки с удочками проснулись и стали махать руками, показывать пальцами и что-то неразборчиво кричать, и все это было уже скучно. Сколько можно здесь еще торчать? И часы у нее остановились. Совсем скучно.

Сашка наконец-то открыл этот почти перочинный ножик, при этом чуть его не утопив. Вера едва успела подхватить, для восстановления душевного равновесия располосовала лацкан Сашкиного пиджака, якобы проверяя, насколько нож хорошо заточен, и нырнула в жирную придонную муть. Одним взмахом откромсала кусок штанины, нанизанной на острый конец крюка, и осторожно толкнула Сашкины ноги в сторону – свободен, мол. Он понял, шарахнулся от своего якоря с неожиданной прытью, задев ее плечо ботинком, – не больно, но ведь наверняка тоже лаковые штиблеты, вот что возмутительно. Она вынырнула – и совсем расстроилась: этот идиот барахтался, безграмотно и практически безуспешно борясь с абсолютно пустяковым течением, и при этом кричал господину Сотникову со товарищи, что все в полном порядке, сейчас он доберется до берега, сейчас, сейчас, вот только девочке поможет доплыть…