Оставили, к сожалению, профессора, а Тимашук перевели в один из филиалов Кремлевки.
Но в Лечсанупре Кремля творились такие «художества» и «лечебные ошибки» приобретали (с учетом якобы высокой квалификации высшего персонала) такой странно массовый характер, что в 1952 году письмо Тимашук извлекли из архива, опубликовали в печати, а сама она 21 января 1953 года была награждена орденом Ленина.
К тому времени на Лубянке сидели профессора Виноградов, Егоров, Василенко, Вовси, Коган, Гринштейн, Фельдман, Темкин…
Когда 4 ноября 1952 года оперативники пришли за Виноградовым, «их поразило богатое убранство его квартиры, которую можно было спутать со средней руки музеем. Профессор происходил из провинциальной семьи (а, вот откуда навык круговой поруки! – С.К.) мелкого… служащего, но еще до революции… успел стать довольно состоятельным человеком, держал собственных призовых лошадей на ипподроме, коллекционировал живопись, антиквариат. Стены жилища лейб-медика украшали картины И.Е. Репина, И.И. Шишкина, К.П. Брюллова и других первоклассных русских мастеров. При обыске были обнаружены, кроме того, золотые монеты, бриллианты, другие драгоценности, даже солидная сумма в американской валюте».
Это я все, уважаемый читатель, книгу Костырченко цитировал (стр. 645), так что сведения точные, оплаченные Еврейским Конгрессом, и антисемитизмом здесь пахнуть не может. Но от себя замечу: жаль, что этого профессорствующего буржуя (по оценке Костырченко – «интеллигента старого закала») недорезали в 17-м…
Смотришь, и Жданов был бы жив!
Да и не один он!
Костырченко, к слову, утверждает, что «дело врачей» началось раньше того времени, когда был дан ход письму Тимашук. Но это всего лишь попытка подмены причин и следствия. Подлинной причиной «дела врачей» была их преступная, как минимум, халатность.
А может – и более чем халатность! Черт их знает, этих кремлевских «эскулапов»… Забегая вперед, напомню, что их всех потом «реабилитировали», под шумок забыв о том, что уж Виноградов-то был виновен в ряде вполне вульгарных, уголовно наказуемых деяний, тайно храня золото, драгоценности, валюту.
Да и задуматься бы не мешало – зачем профессору Виноградову все эти «камешки» и доллары? Не прятал ли он их до лучших времен, надеясь на такие перемены в СССР, которые стали возможными лишь после 1991 года? И не пытался ли он и впрямь такие перемены приблизить?
Но до таких ли «мелочей» было тогда в Кремле – после триумфа победителей «изверга» Берии, сидящего в подземном бункере штаба Московского военного округа!
ВЕРНЕМСЯ, однако, в этот бункер и на правах исследователей вчитаемся через спину Лаврентия Павловича в продолжение его письма в ЦК…
«…совершенно справедлива… критика… на Президиуме ЦК; с последним моим участием на мое неправильное желание вместе с решениями ЦК разослать и докладные записки МВД. Конечно, тем самым в известной мере принизили [значение] самых решений Ц.К… Хочу прямо сказать, что с моей стороны настаивая на рассылку докладных записок было глупостью и политическим недомыслием, тем более ты мне советовал этого неследует делать. Поведение мое на заседании Президиум[а]ЦК, и Президиума Совмина, очень часто было неправильное и недопустимое вносившее нервозность и излишную резкость я бы сказал, к[а]к это сейчас хорошо продумал и понят, иногда доходило до недопустимой грубости и наглости с моей стороны в отношении товарищей Хрущев [а] Н.С. и Булганина Н.А. при обсуждении По Германскому вопросу, конечно я здес[ь] безусловно виноват и заслуживаю всякого осуждения…»
Здесь, пожалуй, надо кое-что пояснить… Сегодня нам крайне трудно представить себе, что это такое – партийная чистка. В воображении встает нечто карательное, но ведь когда мы говорим, что надо отдать костюм в химчистку, то не имеем в виду ничего плохого, а просто сообщаем о том, что хотелось бы иметь чистый, а точнее – вычищенный, костюм.
Так вот, партийные чистки имели своей целью не некое избиение и унижение членов партии, а, с одной стороны, очищение партии от «примазавшихся», а с другой – очищение и самоочищение вполне надежных членов партии.
Когда христианин идет на исповедь, он ведь идет не только за отпущением грехов. Он идет и для того, чтобы очистить себя, признавшись кому-то вне себя – священнику, в тех или иных прегрешениях. Верующий признается в них тайно, и то становится чище. А большевики в ходе чисток занимались самокритикой публично, перед товарищами по партии, и это было – надо ясно отдавать себе в том отчет – действительно мощным средством самовоспитания и самосовершенствования.
Ведь еще Чехов рекомендовал выдавливать из себя раба каждый день – по капле. А в крепком партийном коллективе в ходе чисток люди не то что по капле дрянь из себя выжимали, а целыми ручьями!
Со временем этот образ поведения становился для старых партийцев автоматическим – если они попадали в ситуацию острой критики со стороны. Они не обижались – как это принято сейчас, на критикующих не озлоблялись, а начинали думать – в чем же я дал промашку? Если, конечно, они были большевиками, партийцами, а не «членами партии».
Но Берия-то и был партийцем! То есть человеком, который живет порученным ему делом, а не прикидывает – как бы из этого дела выжать побольше личной выгоды. И его письмо имело в какой-то мере смысл персональной чистки – благо ситуация тому способствовала. Он и дальше в письме время от времени не самобичеванием занимается и не унижается перед руководством ЦК, а искренне, как тогда говорилось, признает ошибки.
Искренне… Хотя современному человеку это может показаться малодушием и показным раскаянием.
Но это было не малодушие!
Что же до «германского» вопроса, а также упоминаемых далее вопросов «корейского», «турецкого», «иранского», «ответов Эйзенхауэру и Черчиллю», «поступка при приеме венгерских товарищей», то о некоторых из этих «вопросов» мы поговорим значительно позднее, а сейчас я лишь замечу, что внешнеполитические концепции Берии были интересны и реалистичны.
Продолжим чтение…
«Предложения о Надь Имре, должен был не я или, кто иной вносить, а тебе надо было сделать, а тут я выскочил идиотски, кроме того, наряду с правильными замечаниями я допустил вольность и развязность, за что конечно меня следует крепко взгреть».
Сказано энергично, и за этими словами вполне чувствуется характер – не всегда сдержанный, но весьма искренний.
Искренний, уважаемый читатель!
И такими же искренними видятся мне следующие строки…
«…Но должен сказать со всей честностью сам тщательно готовился и заставлял своих помощников готовиться к заседаниям Ц.К. и правительства, чтобы в меру своих сил и способностей помочь в правильном решении обсуждаемых вопросов. Если же вносились мной инициативные вопросы, то несколько раз пересматривал вместе с товарищами работающими со мной, чтобы не ошибиться и не подвести Ц.К. и Правительство. У меня остался в Совмине, я не успел представить тебе докладную записку и проэкт решения об упорядочении наградных дел, над этим я провозился около двух месяцев (речь об идее учреждения новых орденов СССР. – С.К.)… В отношениях с товарищами с которым[и] я работаю, всегда старался быть принципиальным, партийным, требовательным, чтобы порученное им дело выполнялось, к[а]к это требуется в интересах нашей партии и нашего Правительства. Никаких других отношений с указанными товарищами у меня никогда не было. Взять хотя бы руководящих работников в МВД. Т-щей Круглова, Кобулова, Серова, Масленникова, Федотова, Стаханова, Питовранова, Короткова, Сазыкина, Горлинского, Гоглидзе, Рясного, Судоплатова, Савченко, Райхмана, Обручникова, Мешика, Зырянова и многих других, кроме помощи им в работе, требований, чтобы лучше организовать борьбу с врагами Советского Государства, как внутри Страны так и вне ее у меня не было. Да и указанные товарищи работали к[а]к положено настоящим партийцам. Т-ща Серова с бригадой по оказании помощи Московской и ленинградской милиции просто загонял, чтобы сделать все возможное навести порядок в работе милиции указанных городов и сделать необходимые выводы и предложения для других Республик…»
