Вот и пришлось вперед идти, потихоньку смиряясь с мыслью, что возвратиться по своим графитовым меткам-«маячкам» уже не удастся, и искать лаз наружу придется в совершенно неизученном районе, о котором не слышал никто из многочисленной братии бесшабашных городских подземников.

И шли они так уже не первый и даже не пятый час…

– …Да уж, – мрачно согласился Дига, переключая фонарь на ближний свет и тоже закуривая, – ситуевина… Ладно, давайте решать – еще вперед идем или возвращаемся?

– Давайте вперед, – неуверенно предложила Света. – Чего снова к развилке-то возвращаться? И так уже дважды возвращались, вроде ж все ходы осмотрели, кроме этого, только он один и остался. Еще и по той вертикалке, где мы после развилки спускались, наверх лезть придется. Уж дотопаем до конца, а там посмотрим. Или как?

– Или так, – на удивление легко согласился обычно не слишком сговорчивый предводитель. – Тогда пошли. Кстати, кому интересно, – водрузив на голову неизменную каску, он взглянул на подсвеченный циферблат наручных часов, – мы здесь уже почти пятнадцать часов… топаем. После обвала, в смысле. Ладно, все, снимаемся.

Ребята нехотя поднялись – вставать после каждого нового привала, называемого на жаргоне подземников базированием, становилось все труднее. Сказывались усталость, нервное напряжение и проведенное под землей время, когда идти частенько приходилось пригнувшись, иногда опускаясь на корточки или проползая на брюхе особенно узкие участки-«шкуродеры».

Никаких сомнений в том, что сейчас они находятся в старых районах каменоломен, ни у кого из молодых людей не было. А это значит – две сотни лет обвалов и оползней, отнюдь не обещавших удобной и легкой дороги. Но и оставаться на месте было нельзя – даже отправься вслед за ними поисковая группа (неписаный закон клуба: всегда ставить товарищей в известность, куда и на сколько времени идешь), в лучшем случае она упрется в наглухо запечатанный обвалом ход. Да и случится это никак не раньше завтрашнего вечера, до которого еще почти двадцать часов блужданий с минимальными запасами продовольствия – шли-то на двое суток, не больше. Так что идти, покуда есть силы, свет и вода, надо в любом случае.

Дига мрачно оглядел свой небольшой отряд и отвернулся. Из всех подземников по-настоящему в неплохой форме был лишь он сам да еще верный кореш Матрос, с которым они сначала до самого дембеля вместе тянули армейскую лямку в морской пехоте, а сейчас вместе же работают в охране одного из коммерческих банков. Остальные – студенты-заочники Веник и Зуб, архитектор Света и самая молодая (и по возрасту, и по «подземному стажу») в их группе – будущий экономист Маринка – пока еще на ногах держались, но только пока. Похоже, пора выбирать место для ночлега – передохнуть, собраться с силами и как следует подумать, вспоминая весь пройденный маршрут. Все-таки катакомбы, пусть и вторые в мире по величине, – это не специально построенный лабиринт, в котором каждый ход проложен для того, чтобы запутать попавшего внутрь человека.

– Идем еще час, – не оборачиваясь, озвучил принятое решение Дига, – потом ищем базу для ночевки. Я иду первым, фонарь только у меня, остальным не зажигать. Матрос, встань замыкающим. Пошли.

Маринка со вздохом погасила японский аккумуляторный фонарь (собственным «коногоном» она пока что не обзавелась) и, закинув за спину тощий рюкзачок, двинулась следом за более опытной Светкой. Точнее, за ее рюкзаком: идти приходилось пригнувшись, так что единственное, что она перед собой видела, был покачивающийся в такт ходьбе Светланин рюкзак.

Для Марины это был только второй спуск под землю вообще и первый – по дикому маршруту. И хотя в среде сокурсниц знающих об ее необычном увлечении, девушка слыла чуть ли не профессионалом-спелеологом, сама она лишь сейчас поняла, как мало у нее опыта. Вон и коленки единственная в группе ободрала, и шишку на голове набила, и воды меньше, чем у всех, осталось, а у того проклятущего колодца, впервые в своей жизни увидев настоящий человеческий скелет, и вовсе истерику закатила. А уж заорала-то как – ребята, кажется, всерьез обвала испугались! Может, это она тот свод своим криком и обрушила! Хотя вряд ли: Дига парень прямой и, случись что, за словом в карман не полезет. Была б она виновата, так бы сразу и сказал, а раз молчит, значит, все нормально. Ну то есть не совсем, конечно, нормально, правильнее было бы сказать «совсем ненормально», но все ж таки…

Погруженная в свои невеселые мысли, Марина не сразу заметила внезапно остановившуюся Свету, болезненно ткнувшись лбом во что-то твердое в ее рюкзаке. Кажется, в банку пока еще не съеденной тушенки – вместе перед спуском покупали. Идущий следом Зуб, ясное дело, немедленно сделал вид, что тоже не успел вовремя затормозить, не упустив возможности облапить ее своими ручищами. Похоже, ненавязчивые ухаживания двухметрового здоровяка-пятикурсника, даже несмотря на сложившуюся ситуацию, готовы были перейти в активную фазу. Нашел, блин, время! Дурак… неужто раньше не мог?!

Группа остановилась, и Дига, направив вперед свет фонаря, задумчиво продекламировал строку известной песни Высоцкого:

– «Коридоры кончаются стенкой, а туннели выводят на свет…» – И беззлобно добавил: – Н-да, Светик, послушай женщину и сделай наоборот. Надо было-таки к развилке возвращаться. Хотя… А ну не дышать!

– А пердеть можно? – невинным голосом осведомился сопящий за Маришкиным затылком Зуб. Впрочем, ему все равно никто не ответил: шуточка, как говорится, не прошла.

Выглянув из-за плеча подруги, Маринка разглядела в свете Дигиного фонаря причину остановки. Коридор в нескольких метрах впереди и на самом деле закончился стенкой. Не природным тупиком, каким часто оканчивались завершенные выработки, и не образованной обвалом насыпью – и без того узкий проход кто-то специально заложил нарубленными в этой же самой каменоломне камнями. Заложил грубо, торопливо, но надежно. Стенка, по подземному забутовка, вышла, что надо. По крайней мере, щелей между уложенными друг на друга неровными известняковыми блоками почти не осталось. Но именно что «почти»: подошедший вплотную к преграде Дига вдруг вытащил из кармана зажигалку и поднес к одному из них огонек.

Секунду язычок пламени стоял вертикально, затем едва заметно колыхнулся – раз, другой, третий… И, словно решив более не испытывать терпение измученных людей, вдруг жизнерадостно завалился набок. Задерживавший дыхание Дига удовлетворенно выдохнул, спрятал зажигалку и сообщил значительно повеселевшим голосом:

– Но иногда и мужчины ошибаются. Только очень редко. Живем, братва, тяга здесь есть! Слабенькая, но есть. Давайте все назад, сейчас проход делать буду. – Бывший морпех скинул на пол рюкзак и поудобнее перехватил рукоять короткого спелеологического ледоруба.

– Погоди секунду, – остановил его Веник, тоже зажигая свой фонарь и направляя свет на приговоренную к разрушению забутовку, – глянь, как камни оплыли. Ста-а-аренькая стенка, прелес-с-стная стенка, такая ж, как и вес-с-сь коридорчик. Наша прелес-с-сть. – И, прекратив изображать толкиеновского Горлума, докончил нормальным голосом: – И похоже, второпях делали. Интересно почему?

– Вот сейчас и узнаем, – с мрачной решимостью пообещал Дига, профессионально осматривая преграду вместе с ближайшим к ней участком потолка и втискивая жало инструмента в самую широкую щель в полуметре от пола. «Точка приложения» была выбрана верно: удастся расшатать и выворотить этот камень – древняя стенка потеряет прочность, и чтобы окончательно ее завалить, уже не придется прикладывать особых усилий.

Правда, при этом надо быть весьма осторожным – зачастую забутовки как раз и строились в качестве опоры для ненадежного, готового обвалиться свода. И разрушение их могло вызвать немедленный обвал. Или, как минимум, уронить на башку увесистый «чемодан»…

Могло, но только не в этот раз. Потому что в этот раз подземникам повезло. По крайней мере, так им показалось.

Посыпалось мелкое известковое крошево, здоровенный кусок ракушечника нехотя вывернулся под ноги, и весь средний ряд камней разом просел вниз. Дига чихнул, оглянулся на застывших в нескольких метрах ребят и подмигнул насмерть перепуганной Марине. Еще раз осмотрев и простучав рукояткой ледоруба потолок, он вывернул следующий камень. Забутовка еще немного просела, но устояла.