Дженни легла на солому, тяжело дыша. У нее начались схватки, и она двигалась в том же ритме сокращений, от которых содрогалось все ее тело.

– Бедняжка, – сказала Клавдия. – У нее такие же схватки, как у любой женщины. – Она посмотрела на Джону. – Ты помнишь, как я принимала роды у Ханны Уэверли в прошлом декабре? У нее все было так же: воды, судороги.

Джона расхохотался, а Джем застыл в изумлении. Может быть, он знал не очень много хорошо воспитанных женщин, но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них принимал роды у своих служанок, и уж тем более они не стали бы обсуждать эту процедуру в присутствии мужчин, даже если эти мужчины сами были слугами.

– Ну да, – сказал Джона скрипучим голосом. – Уж если Господь Бог придумал, как детеныши должны появляться на свет, то уж так они и появляются, будь то кобыла, женщина, корова или даже жирафа. А вот, – продолжал он, – и мешок.

Голубовато-серый пузырь с пятнами крови появился у Дженни под хвостом. Несколько секунд лошадь тяжело дышала и поводила боками, но ничего больше не произошло. Выражение беспокойства появилось на лице Джоны.

– Что такое?! – закричала Клавдия. – Что происходит?

– Скорее, что не происходит. Он должен был уже высунуть одну ногу.

Джона встал на колени и стал гладить лошадь по носу, в то время как она тужилась и напрягалась. Кобыла сделалась очень беспокойной, она вращала глазами и металась взад и вперед по соломе. Еще через десять минут, после того как ее усилия ни к чему не привели, Джона засунул обе руки во влагалище. Через несколько секунд, глядя прямо на Клавдию, он проворчал:

– Одна нога у малыша согнулась. Ну-ка, – обратился он к Джему, – иди сюда.

Джем быстро подошел к нему и встал рядом на колени.

– Я постараюсь сделать так, чтобы Дженни не взбесилась. Она убьет малыша, если попробует еще раз. Я попытаюсь ее успокоить. Я буду держать ее за голову, а ты попробуй выправить эту ногу.

– Что! – закричал в испуге Джем. – Я? Да я ничего не знаю о… Я хочу сказать, что я не могу…

– Нет, можешь, парень, а иначе этот малыш погибнет. Дженни нужно успокоить, а я единственный, кого она слушается. Все, что тебе нужно сделать, – это попытаться подтолкнуть жеребенка немного вверх и выправить его ногу. Я буду говорить тебе, что делать. У нас нет времени звать кого-то еще. Так, – закончил он, глядя на Джема. – У тебя чистые руки?

Джема на мгновение охватила паника.

– Да, они чистые, – пробормотал он, – но…

Но Джона больше не слушал. Он отвернулся к стоящему рядом столу, на котором было несколько кувшинов и набор инструментов.

– Здесь есть немного жира. Найди его и смажь руки по локоть.

– Но… – пытался сопротивляться Джем, однако Джона так посмотрел на него, что тот взял пузырек в свои онемевшие пальцы. Клавдия вошла в стойло и, встав на колени, начала гладить Дженни по бокам.

– Миссис Кастерс, она может ударить вас, – сказал Джона тоном, не терпящим возражений, но Клавдия лишь продолжала поглаживать бока животного сверху вниз, отводя копыта рукой, если они приближались к ее голове.

– Миссис Кастерс, – твердо повторил старик, – возьмите лампу и подержите ее, чтобы нам было лучше видно.

Клавдия поторопилась сделать то, что велел ей Джона, и, когда лампа осветила конюшню, Дженни выгнулась, попытавшись приподняться, и была остановлена только Джоной, который навалился на нее всем телом.

Еще никогда Джем не чувствовал себя таким беспомощным. Боже, что он здесь делает? У него возникло непреодолимое желание убежать из конюшни, но когда он повернулся, чтобы сказать об этом старику, то встретился глазами с Клавдией. В их янтарной глубине он увидел одновременно страх за Дженни, мольбу о помощи и презрение к его беспомощности. Вздохнув, он набрал воздуху и попытался улыбнуться, чтобы успокоить ее. Помолившись про себя Богу, который раньше, правда, никогда не внимал его молитвам, он нагнулся, чтобы приступить к делу.

Подавив еще один приступ паники, он отодвинул родильный мешок в сторону и просунул руки в темный, пульсирующий проход.

– Ищи ногу, – сказал Джона, и было видно, как напряглись жилы на его шее, с каким трудом он удерживал напуганную кобылу.

– Что?

– Ищи ногу, – ответил Джона, стиснув зубы. – Дети родятся головой вперед, а жеребцы – ногами. Ты нащупаешь сначала одну ногу, а потом голову. Толкни голову назад, пока не нащупаешь вторую переднюю ногу. И тогда потихоньку тяни на себя.

Джем глотнул воздуху:

– Хорошо.

Он сел по-другому, чтобы лучше чувствовать форму того, что находилось в скользкой утробе Дженни, и, к своему удивлению, вскоре на ощупь начал определять форму маленького жеребенка, который пытался изо всех сил выбраться наружу. Прошло некоторое время, и вдруг что-то твердое и острое ткнулось в его руку. Копытце. Он провел рукой по совсем нежной маленькой конечности. Да, это была передняя нога. А вот и маленькая лошадиная голова, а дальше должно быть плечо. А где же вторая нога? Ах, вот она! Она была так выгнута, что Джем никак не мог дотянуться до второго копытца.

Он подал сигнал Джоне и очень осторожно начал толкать голову жеребенка по направлению к матке. Наконец он смог достать вторую ногу. Он начал выпрямлять ее, как вдруг громкий крик Джона остановил его.

– У нее опять начинаются схватки! Если ты потянешь сейчас, то можешь сломать ему ногу.

Джем прекратил свои попытки, и в следующее мгновение мышцы Дженни сжались настолько сильно, что он даже вскрикнул от боли. Ему казалось, что схватки продолжались целую вечность и что его кости тоже хрустят, когда, наконец, все прекратилось. Он с раздражением обнаружил, что голова жеребенка опять спустилась вниз и оказалась около той ноги, которая находилась в нормальном положении.

Понимая, что после следующих схваток кобыла может вытолкнуть голову жеребенка наружу и тем самым сломать ему вторую ногу, Джем опять быстро отодвинул голову жеребенка как можно дальше вглубь. Не мешкая, он начал выпрямлять вторую ногу. Господи, они были тонкие, как прутики, и их можно было сломать одним неловким движением. Он осторожно передвинул голову жеребенка так, чтобы она покоилась между двумя передними ногами.

Несмотря на то, что Дженни ржала от боли, Джем продолжал медленно тянуть, пока передние ноги жеребенка не вылезли наружу. Клавдия облегченно вздохнула, и Джем с радостью посмотрел на нее.

Вскоре появился нос жеребенка, и Дженни заметно успокоилась. Джона на секунду отпустил ее голову и, взяв тряпку, вытер голову жеребенка. Он подержал ладонь перед носом малыша и кивнул Клавдии, давая понять, что тот дышит нормально. Дженни напряглась в последний раз, и маленькое угловатое тельце тут же вывалилось на солому. Клавдия глубоко и шумно вздохнула.

«Вот оно, наше маленькое сокровище», – подумала она, в то время как Джона прислонился спиной к стене конюшни и, устало вздохнув, сказал:

– У вас появился еще один жеребец, миссис Кастерс.

Она увидела, как Дженни последним усилием извергла из себя плаценту и с трудом встала на ноги. Кобыла все еще дрожала, но страха в ее глазах уже не было. Жеребенок, приложив огромные усилия, тоже поднялся, покачиваясь на своих тонких, как соломинки, ногах, и оборвал пуповину, которая связывала его с жизнью долгие одиннадцать месяцев. Он был черный как ночь, и когда он подошел к своей матери, то напомнил Клавдии бесформенную чернильную кляксу.

– Посмотрите, – громко засмеялась она, когда жеребенок решил, что первое, что он должен сделать в жизни – это пообедать.

И хотя Дженни попыталась отстраниться от маленького рта, который обследовал ее брюхо, жеребенок быстро нашел то, что искал, и в конюшне раздались звуки жадного посасывания.

А невольные акушеры громко и облегченно засмеялись.

– Нам повезло, что вы вовремя появились, мой госпо… я хотел сказать, приятель. – На морщинистом лице Джоны появилась широкая улыбка. – Нам было бы трудно справиться вдвоем.

Клавдия с просветленным лицом протянула Джему обе руки и лишь тогда спохватилась: