– Дрого! – ткнув себя пальцем в грудь, громко произнес он. Затем, по очереди указывая пальцем на каждого из норманнов, представил их: – Гарнье, Унвин, Танкред, Серл. А как зовут тебя?

– Ида, – тихо ответила девушка, стараясь, что бы в голосе не прозвучал охвативший ее гнев.

– Ида. Хм-м… – Он нахмурился и покачал головой. – Как странно звучит. Саксы не умеют давать своим женщинам красивые имена. – Он вздохнул. – Впрочем, чего ждать от народа, который говорит на таком грубом языке!

– Надеюсь, ты не думаешь, что Вильгельм заставит нас его учить? – обеспокоенно произнес Гарнье.

– Боже, только не это! – воскликнул Дрого. – Их язык похож на кашель умирающего, на пьяную болтовню повара, обварившего рот кипятком.

Норманны принялись наперебой поносить язык саксов, подбирая для его характеристики столь нелепые и оскорбительные сравнения и эпитеты, что Иде пришлось призвать на помощь все свое самообладание, дабы не выдать себя и не высказать им все, что она думает по этому поводу. Что английский язык в сто раз лучше и красивее их гнусавого французского, в котором половина звуков произносится через нос, что этот их паршивый французский – и не язык вовсе, а мяуканье кота, страдающего насморком! Но больше всего девушку возмущало другое: как эти люди могут презирать язык народа, которым собираются повелевать?! Да они просто глупцы, раз не понимают этого, и столкнутся с огромными трудностями, если не изменят своего дурацкого и для них же самих опасного мнения…

Вино у норманнов текло рекой, и их разговор, который становился все более оживленным, снова перешел на Иду. Он приобрел такой интимный характер, что девушке мучительно захотелось схватить свою тарелку и закончить ужин где-нибудь в дальнем углу дома.

– Полагаю, это не единственная в Англии красотка, – выразил надежду Танкред.

– Наверное. Но ищи кого-нибудь посмирнее, чем эта, – посоветовал ему Дрого.

– Меня интересует не характер женщины, а ее темперамент.

Дрого рассмеялся.

– Меня тоже, особенно когда свеча погашена. Хотя, – он прищурил глаз, – с такой я свечу гасить бы не стал.

– Я думаю, тебе давно пора ее допросить. Она наверняка знает многие секреты наших врагов.

– Единственное, что она мне будет говорить, – это «еще, Дрого, еще».

– Ну ты и хвастун! – протянул Танкред. – А тебе не кажется, что она будет кричать «хватит, хватит»?

– Нет, не кажется, – стараясь говорить самым наглым тоном, ответил Дрого и по-хозяйски похлопал Иду по ноге. – После первого же допроса она превратится в ласковую и покорную кошечку.

Терпению Иды пришел конец; оттолкнув руку Дрого, она взвилась, словно лопнувшая пружина.

– Норманнская свинья! – яростно сверкая глазами, завопила девушка. – Я разобью твою дурацкую башку!

– Берегись, Дрого! – выкрикнул Танкред, но было поздно: Ида столкнула Дрого со скамьи и вцепилась пальцами в его волосы с явным намерением изо всей силы стукнуть его головой об пол. Однако норманн успел перехватить ее руки и сжал их – крепко, но осторожно, чтобы не сломать тонкие запястья. Оказавшись беспомощной, Ида рассвирепела еще больше: закусив губы, задыхаясь от бессильной ярости, она металась из стороны в сторону, стараясь вырваться, но все ее попытки были тщетны. Внезапно Ида почувствовала, как чья-то могучая рука поднимает ее в воздух. Обхватив девушку за талию, Иво отнес ее в спальню. Секундой позже в комнате появилась Мэй; ее глаза были круглыми от ужаса. Иво бросил Иду на кровать так резко, что на какое-то мгновение у нее перехватило дыхание. Когда она наконец смогла сделать вдох, Иво уже не было – в спальне осталась лишь перепуганная Мэй.

– Когда-нибудь я проломлю голову этому норманну, – прошипела Ида.

– Вы все-таки заговорили с ними на их языке, – укоризненно сказала Мэй.

– Я не выдержала, – ответила Ида, сжимая кулаки. – Этот ублюдок нарочно меня дразнил. Откинувшись на подушку, она шумно выдохнула, чувствуя, что понемногу успокаивается. – Эти олухи говорили обо мне так, словно я шлюха. Теперь-то мне понятно, что это была всего лишь игра. Обидно, что я попалась в их ловушку, как последняя идиотка.

– Теперь вам придется разговаривать с этим Дрого.

– Ну уж нет! Я не прощу подобного коварства и буду молчать по крайней мере неделю.

– Но он намеревается ночевать здесь. Это его кровать. А вот его кольчуга. – Мэй оглядела комнату. – А кто здесь спал раньше?

– Мои родители. Но когда отец куда-нибудь уезжал, мать уходила в другую комнату, потому что эта казалась ей слишком большой и неуютной. Мне она тоже не нравится. Я хочу спать в какой-нибудь другой.

– К сожалению, все кровати уже заняты. Как раз перед ужином самый молодой, Унвин, облюбовал себе последнюю из тех, что имеются.

– Итак, мой дом полон норманнов и мне в нем даже спать негде! – Ида зло ударила кулаком по кровати, – А если вдруг пойдет дождь, то их станет здесь еще больше. – Она тряхнула головой. – Эти хоть ничего не испортили и не разрушили, но другие могут оказаться более наглыми и бесцеремонными. Мои родители обустраивали этот дом с любовью и тщанием, и вот теперь в нем хозяйничают норманны. Какая несправедливость! Ладно, хватит сожалений. Есть дела поважнее. К примеру, обдумать, как нам выжить. Ведь скоро находиться здесь станет совсем не безопасно.

Ида надела ночную рубашку и скользнула под одеяло.

– Госпожа! – осторожно окликнула ее Мэй, – Вы, наверное, не понимаете, чего хочет от вас этот мужчина, Дрого?

– Я не так наивна Мэй, – ответила Ида. – Я все прекрасно понимаю.

– Тогда, если вы пожелаете… В темноте он нас не различит… Я могла бы занять ваше место. Для меня это мало что значит.

Секунду поразмыслив, Ида решила, что не следует соглашаться на подобное предложение – недостойно и низко использовать Мэй в качестве жертвы любовных притязаний норманна. Но главная причина была не в этом: Ида со стыдом вынуждена была признаться самой себе, что ей неприятна даже мысль о том, что Дрого будет делить постель с тоненькой темноволосой Мэй, отнюдь не лишенной привлекательности. Иде вовсе не улыбалась роль наложницы, но одновременно ей и не хотелось, чтобы на ее месте оказалась какая-то другая женщина.

– Нет, Мэй. Я не могу на это пойти, и не только ради тебя, – честно сказала Ида и бросила взгляд на шкатулку старой Эдит, стоящую на скамейке. – Дело в том, что Дрого предназначен мне судьбой. Это пророчество одной ясновидящей. Хоть я и пыталась сделать все для того, чтобы оно не сбылось, похоже, мои усилия оказались напрасными. И потом, я полагаю, что подобный поступок с твоей стороны очень не понравится Иво.

– Ну-у… не думаю. Госпожа, а что находится в этой шкатулке? Если там что-нибудь ценное, то, наверное, это надо спрятать.

– Я еще не знаю, что там внутри. Странно, но я боюсь туда заглядывать. Старая Эдит говорила мне, что в шкатулке я найду какие-то откровения, но пока что с меня откровений более чем достаточно. – Ида натянула на себя одеяло. – Думаю, мне лучше всего сейчас заснуть. Пусть этот болван увидит только не подвижное тело на краю кровати. Кто знает, может, я вцепилась в его голову с такой силой, что это поубавило у него любовного пыла?

– Дрого, ты не очень пострадал? – со смехом спросил Танкред, однако в голосе его слышалась тревога.

Дрого медленно поднялся и, сидя на полу и потирая голову, криво улыбнулся:

– Мне надо будет отучить ее от этой скверной привычки. Ты оказался прав, Серл, она действительно понимает французский.

– И даже говорит на нем, – добавил Серл, наблюдая, как Дрого поднимается и приглаживает волосы.

– Причем весьма выразительно. Что это? – Он настороженно посмотрел на тяжелую дубовую дверь, за которой слышалось какое-то царапанье, но тут же успокоился: – А, это ее собаки. Они намного дружелюбнее своей хозяйки. Впусти их, Иво. – Иво распахнул дверь, и собаки ворвались в комнату. – Тебе они нравятся?

Дрого кинул взгляд на просветлевшее лицо Иво. Он знал, что его слуга питает слабость к животным, особенно к собакам. Иво сильно горевал, когда вынужден был оставить своих собственных питомцев во Франции. Надо сказать, животные, чувствуя, должно быть, любовь к ним этого сурового человека, отвечали ему полной взаимностью. Вот и сейчас собаки, не раздумывая, направились прямо к нему. Дрого пришлось самому закрывать двери на засовы, после чего он снова вернулся за стол.