– Что-то в этом роде, – нехотя проговорила Кэт, возмущенная такой небрежностью. – Я проголодалась. Ты не мог бы остановиться, чтобы я купила себе хот-дог? Мне еще нужно попасть сегодня в офис.

– Забудь, в офис ты сегодня не пойдешь, – возразил Томас Рассел, не думая притормаживать.

– Но я должна написать отчет о церемонии, сопровождающий фотографии, которые сделал Майк. Ведь именно для этого меня послал шеф редакции. Мне необходимо успеть до пяти вечера…

– Можешь не распинаться, я знаю, как делаются газетные материалы, – безразлично отозвался Том. – Тимминс везет нас в отель, я так распорядился.

– Что это значит? – попробовала возмутиться Кэт.

– Обойдемся без риторических вопросов.

– Во-первых, я обязана сделать мою работу, во-вторых, должна проведать свою бабушку! – решительно объявила девушка.

– Бабушку?! – рассмеялся Том. – Умоляю тебя, не смеши. Бабушку ей, видите ли, нужно проведать! Никуда не денется твоя бабушка. Подождет! – резко бросил он.

Кэт непримиримо нахмурилась. Ровно по этой самой причине она рассталась со Стивом, который категорически отказывался принимать ее обязательства по отношению к пожилой родственнице как должное. Стив игнорировал всякую аргументацию Кэт и оставался совершенно безразличен к ее словам о том, что без регулярных визитов в дом престарелых бабушка полностью лишится должного ухода, поскольку из-за нехватки персонала и скудности финансирования пациенты учреждения буквально предоставлены самим себе и не могут обходиться без помощи родственников.

– Нам нужно переговорить. Срочно! – категорически подытожил Том.

– Так ли это необходимо? – усомнилась журналистка.

– Мы уже едем в отель. И будет лучше, если ты перестанешь буравить меня своим зеленым взглядом. Смирись, Кэт. Просто так надо… Малколм Девлин слишком хитроумный человек, чтобы остановиться в середине пути, и постарается довести дело до победного конца. Надо убедить Девлина в необоснованности его претензий, поскольку он еще пока соотносит свои аппетиты с требованиями приличий. Поэтому мы должны четко согласовать наши с тобой действия во избежание накладок, – прояснил свои намерения Рассел.

– Но я надеюсь, ты понимаешь, что я обязана вернуться к вечеру на работу.

– Да-да, я тебя понял, – небрежно отозвался он.

Как правило, миллионеры обустраиваются в импозантных особняках или в шикарных апартаментах, Том же предпочел поселиться и постоянно жить в отеле. Это было здание старой постройки, которое прежде выполняло функции портового пакгауза, возвышалось в непосредственной близости от пирса и выходило чуть не всеми окнами на Сиднейскую бухту. Это была гостиничная сеть так называемых шато, где селились весьма состоятельные люди, которые, подобно Томасу Расселу, ценили своеобразность дизайнерского решения внутренних пространств жилища.

Интерьер с преобладанием нейтральной белизны, обилие стекла и анодированного металла, а из огромных окон внутрь врывалась морская синь, что, по мнению Кэт, и дало название этому «Шато Блю», так что, попадая в фойе, можно было почувствовать себя пассажиром круизного лайнера в окружении услужливых стюардов.

Кэт Саммерфилд молча следовала за Томом, при этом старалась не встречаться с ним взглядом, не соприкасаться даже краем плеча, и вообще вела себя по возможности независимо, давая понять, что не по своей воле находится здесь, не понимает необходимости и не приветствует его условий.

– Долго задерживаться у меня нет возможности, – в очередной раз предупредила девушка.

Но Том, не обращая внимания, продолжал стремительно вышагивать по коридору. Полагая, что он мог просто не расслышать, Кэт сменила суровый тон на взывающий к пониманию и пролепетала, приблизившись к нему:

– Я в самом деле не могу здесь долго находиться. Ты должен понять, у меня обязательства, которые нельзя игнорировать.

Она имела в виду, конечно, в первую очередь свою бабушку и уже затем необходимость сдать заметку о поминальной службе в срок.

– Что еще за обязательства? – хмуро спросил Том, приостановившись ненадолго.

– Есть вещи, которые я должна сделать, – неопределенно ответила девушка.

Томас задержал на ней свой особенный холодящий стальной взгляд, словно с намерением выявить в ней какое-либо лукавство, но Кэт говорила совершенно искренне. Да и зачем бы она стала лгать? Но при всей своей правдивости и врожденной чистосердечности, она смутилась от этого пристального взгляда и потупилась.

Томас резко распахнул перед ней двери в свой номер. Кэт неторопливо вошла внутрь, не столько с опаской, сколько с изумлением, граничащим с восторгом. Потому что тотчас хозяин провел ее к выходу на просторную террасу, которая своим выступом была похожа на нос корабля. И ветер с моря хлынул девушке в лицо, стоило выйти наружу, обдал ее бальзамической крепостью и предвечерней прохладой.

– Идеальное место! Согласись? – гордо произнес хозяин номера.

– Необычное, – осторожно отозвалась гостья. – И ты в самом деле живешь здесь?

– В самом деле, – передразнив ее, ответил Томас и добавил: – Пока.

Он вернулся с террасы в комнату, отработанными движениями скинул пиджак и повесил его на спинку стула.

– Что значит «пока»? – с обнаружившейся вдруг журналистской дотошностью спросила его Кэт Саммерфилд.

– Просто я не решаюсь говорить более определенно. Кто может знать, что станется завтра, через день, через год? Пока я действительно здесь живу, а там – бог весть… Выпьешь что-нибудь? – осведомился он, открыв створку бара.

– Нет-нет, спасибо, воздержусь. Мне еще нужно работать, ты знаешь, я говорила, – зачастила она. – Я не предполагала, что ты живешь здесь. Все мои коллеги уверены, что ты обосновался в особняке в «Дабл-Бэй».

Томас многозначительно улыбнулся.

– Потому что так написано в моем досье? – насмешливо спросил он. – Потому-то я и говорю, что печатное слово – не всегда истина, а чаще – самая бесстыдная ложь. Но живу я здесь вовсе не для того, чтобы обхитрить твоих коллег журналистов, а просто потому, что мне здесь больше нравится по разным причинам, – проговорил Том, наполняя свой бокал чем-то янтарно-солнечным. – «Дабл-Бэй» – особняк моего отца, где он жил до последнего времени, это всем известно. Немудрено, что многие решили, будто я, как наследник и правопреемник, обоснуюсь там же. Но нет. У меня есть собственные представления о месте, которое я хотел бы считать своим домом. Так ли это странно?

– Я видела фотографии вашего фамильного особняка. Он очень красив, – отозвалась Кэт.

– Безусловно, здание выстроено отменно. Его убранство превосходно и удовлетворит даже самый взыскательный вкус. И мне он тоже нравится, но только как архитектурный объект, но не жилье в моем собственном понимании.

– Не пойми меня неправильно, Том, но этот гостиничный номер, сколь бы впечатляющим он ни был, тоже домом не назовешь, – проговорила девушка, осмотревшись.

– Тем не менее нравится он мне много больше, чем серокаменные хоромы моего покойного батюшки, – заверил ее Томас, сделав глоток янтарной жидкости.

– И тебе не бывает тут одиноко?

– Здесь есть все для жизни: пол под ногами, потолок над головой, постель, – ответил он, улыбнувшись. – А больше мне ничто и никто не нужен.

– А не потому ли ты выбрал этот образ жизни, чтобы, как многие состоятельные люди, продемонстрировать свою самобытность? – репортерским тоном спросила его Кэт. – Ты в состоянии приобрести любой дом или же квартиру, которая придется тебе по вкусу, если ты так не приемлешь уклад отцовского быта. А, насколько я понимаю, оплата номера в таком отеле – удовольствие не из дешевых.

– У меня есть несколько собственных домов в Австралии и за рубежом. Здесь же я живу, потому что мне это нравится и я в состоянии оплачивать свои расходы, – с вызовом бросил он.

Кэт явно покоробил его тон, и она изменилась в лице. Том не мог этого не заметить.