Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На связь с «большой землей» мы выходили редко. Мне удалось еще раз связаться с мамой. Она выглядела хорошо и улыбалась. Этого мне было достаточно.

Но через две недели все поменялось. Дела пошли из рук вон плохо. Наш приезд в Африку выпал, как оказалось, на самый мягкий период, когда сезон дождей охлаждал пыл местного климата. Через неделю вернулась настоящая жара — сорок пять градусов в тени. Все женщины нашей группы вынуждены были последовать примеру африканок и обрезать волосы покороче. Ира прощалась с великолепной копной в несколько приемов: сначала укоротила волосы до плеч, потом еще чуть-чуть, а затем, махнув рукой на красоту, обкорнала прическу почти под корень. Я же рассталась со своими кудрями без сожаления. Все равно в условиях экспедиции было не до причесок. Даже вымыть голову как следует не получалось. Питьевая вода – на вес золота. Наши небольшие запасы быстро закончились. Пришлось проводить к лаборатории воду из деревенского колодца, подключать насосы и фильтры, беречь энергию аккумуляторов.

Дожди лили все реже и реже. Несмотря на обильные тропические ливни, земля пересыхала за считанные часы. Работать в лаборатории стало невыносимо. Приходилось вставать на рассвете, чтобы успеть сделать хоть что-то, днем прятаться под барахлящие кондиционеры и ближе к закату снова начинать работу. Силы таяли, как мороженое на солнце. Нервы были на пределе. Но, к нашей великой радости, день за днем работа близилась к завершению. Мы уже прикидывали, когда начнем собираться, когда вернемся домой, но никаких распоряжений «сверху» не поступало.

Пятьдесят градусов по Цельсию стали критическими для нашей аппаратуры. Сначала отключились кондиционеры, потом начались сбои с компьютерами и медицинским оборудованием.

В один из дней вышел из строя холодильный аппарат, где содержались почти все вакцины и препараты, которые мы использовали в работе. Условия их хранения не позволяли превышать температуру 20-25 градусов.

Феликс тут же попытался связаться с Центром, но компьютер ответил коротко: «Центр не доступен». Пока наш техник возился с оборудованием и пытались выйти на связь с «большой землей», мы остались не при делах. Спать не хотелось, поэтому я, Ира и младший Порываев отправились бродить по деревне. К нам присоединился один охранник, хотя чуть ли не с первого дня было понятно, что особой нужды в этих крепких молчаливых парнях нет.

В центре поселения, где обычно вечером собирались местные, было много людей. И это несмотря на жару и на то, что в это время все взрослые обычно занимались обычными житейскими делами.

— Что за собрание? – заинтересовался Порываев. – Подойдем, посмотрим?

— О, да там аншлаг! – Ира схватила меня за руку и потащила в толпу. – Может, благотворительный концерт мировой знаменитости?

Когда мы подошли поближе, то убедились, что это, действительно, был концерт. Правда, не мировой знаменитости, а местной. Посреди вытоптанной площадки стояла Дада, та самая женщина, которая напугала меня и Феликса своими откровениями. Она размахивала руками и выкрикивала что-то воинственное. Увидев нас, она закатила глаза и указала пальцев на меня. Дада была явно не в себе. Она топала ногами, тряслась, будто ее било током. В ее голосе смешались все самые ужасные звуки Африки: она рычала, пищала, кричала, шипела…

Кто-то осторожно тронул меня за руку. Я обернулась и увидела Амади. Он, пряча глаза, шепнул:

— Пойдемте отсюда.

— Амади, что здесь случилось? – спросила Ира, с опаской поглядывая на беснующуюся Даду.

— Я все объясню. Сейчас лучше уйти.

В принципе, нам не очень-то и хотелось оставаться среди полусотни настороженных глаз, направленных в нашу сторону. Я успела заметить, как Дада, прошипев что-то нам вслед, свалилась на землю и забилась в конвульсиях. Двое мужчин бросились к ней, схватили за руки и ноги, крепко прижимая к земле. Изо рта женщины валила пена.

— Типичный эпилептический припадок, — с отвращением отметил Порываев.

Когда мы подошли к лаборатории, Амади остановился.

— Лучше вам не гулять пока по деревне, — он нервно теребил свою соломенную шляпу.

— Почему? – удивилась Ира.

— Из-за Дады. Она рассказала всем, будто вы приехали убить наших детей. И еще она сказала, что Бог накажет вас, что в деревню придет «белая чума».

— Ну, пусть говорит! – возмутился Порываев. – Мало ли что этой сумасшедшей демоны нашептали!

— Понимаете, люди верят Даде. Она много раз предсказывала будущее, много людей вылечила. Ее считают предсказательницей и целительницей. Так что, если у нее получится кого-нибудь убедить в том, что вы убьете детей…

— Ну, и что тогда?

— Я не знаю, но… вас могут попытаться убить. Это, конечно, маловероятно, но все же.

— Что такое «белая чума»? – спросила я.

— Не знаю, — пожал плечами Амади. Она сказала, что «белую чуму» принесет Чимекка.

— А это еще что?

— Источник. Его воду мы пьем.

Из лаборатории вышел Феликс, вытер вспотевший лоб и тяжело вздохнул.

— Связь не работает. Я не знаю, что делать дальше. Не получается связаться ни с Центром, ни с филиалами. Даже африканские посты молчат.

— И что теперь?

— Что-что! Будем думать. Через дня два можем уже сворачиваться. Но не пойдем же мы пешком через саванну!

— Скорее всего, сбой временный, – Ира попыталась успокоить Феликса, — такое ведь бывало уже.

— Бывало, но не два дня подряд. Как сообщить, что нас пора забирать? Не голубей же отправлять!

— Может, и не мешало бы. Нам тут чуму предвещают, — сказал Порываев.

— Какую чуму? Кто?

— Дада.

Феликс мгновенно покраснел, что-то пробурчал в ответ и пошел обратно в лабораторию.

Вечером старейшина пригласил нас принять участие в церемонии бракосочетания. Но отправились мы туда не все. Бен Редклифф отказался. Он с утра жаловался на недомогание. Смольская осмотрела его, взяла кровь, но сделать анализ не смогла – аппаратура по-прежнему не работала. Все лечение ограничилось инъекцией общеукрепляющего препарата и постельным режимом. Бен заснул, и мы решили не беспокоить его. Оставили записку и отправились на деревенскую площадь.

Там уже вовсю пели и плясали. Женщины надели свои самые красивые наряды, мужчины готовили мясо.

Молодожены были совсем юными. Девушке лет тринадцать, парню – максимум семнадцать. Но они так радостно отплясывали в такт барабанам, так улыбались друг другу, что мне стало даже неудобно за свои мысли: все-таки я не одобряла подобные браки. И, наверное, только потому, что в нашем, до противного цивилизованном мире, несовершеннолетние не вступали в брак. Это было попросту запрещено. Но, кто знает, может, эти почти еще дети проживут долгую, счастливую жизнь, и конец любви будет равен концу жизни. Не то, что у меня: Глеб остался в прошлом, но жизнь с упрямством осла тащилась вперед.

Невеста была в шляпе, которую Смольская подарила африканке в самый первый день в деревне. Наверное, девушка одолжила головной убор. А, может, шляпу еще раз передарили. Невесте она шла не в пример больше, чем Смольской. Алла Федоровна, узнав свое имущество, гордо заулыбалась — тут оценили ее вкус.

Старейшина, завидев нас, тут же встал и лично пригласил за праздничный стол. Честно говоря, мы старались обходить местные деликатесы стороной и поэтому плотно поужинали перед выходом, но отказываться было неудобно.

Мы уселись вокруг импровизированного стола. Женщины тут же принесли нам чистую посуду и наполнили плошки мутным напитком, который мы никогда в рот не брали.

Праздник продолжался до поздней ночи. Нас с Ирой даже вытащили потанцевать. Я получила истинное удовольствие, хоть, наверное, по мнению африканцев, танцевала странно и неумело. Ира вообще разошлась: нацепила на себя тростниковую юбку, разулась и отплясывала босиком, не обращая внимания на изумленные лица коллег. Это было чудесно! Звездное небо, сладкий дым костров, ночная прохлада на разгоряченном теле и улыбающиеся открытые лица вокруг.

38
{"b":"116854","o":1}