– Юдард давно знал об этом. Я сказал ему об этом в тот день, когда он впервые появился здесь.

– Что ж, это по крайней мере объясняет его снисходительность. – Кирсти снова ощутила прилив храбрости. – Пейтон, я хочу тебе сказать…

Он закрыл ей рот поцелуем.

– Я тоже хотел с тобой поговорить, но сначала давай разденемся.

Кирсти позволила ему раздеть себя.

– А что, в одежде нельзя поговорить?

– Лучше без нее.

Когда Пейтон остался в чем мать родила, Кирсти вздохнула.

– Чувствую, что разговор у нас не получится. – Она коснулась его возбужденной плоти. – При виде такого зрелища у меня обычно путаются мысли. – Сначала Кирсти показалось странным, что он захотел раздеться, прежде чем начать серьезный разговор, но теперь она поняла, что ситуация сулит определенные преимущества. В пылу страсти ей будет легче сказать ему всю правду.

– Так ты уверен, что хотел жениться на мне еще прежде, чем мой отец приставил острие меча к твоей шее? – спросила она, покрывая его поцелуями.

– О да. Говорю же тебе, что я сказал об этом Юдарду после того, как он увидел, что ты делишь со мной ложе.

– Я так хочу тебя, Пейтон. Постоянно. Это какое-то безумие.

– Я тоже всегда тебя хочу.

Их ласки становились все неистовее, все жарче. Наконец оба в один и тот же миг оказались на вершине блаженства.

В наступившей тишине слышно было лишь их учащенное дыхание.

– Ах, девочка моя, это все, что мне нужно от жизни, – первым заговорил Пейтон.

– Правда? А мне нужен ты, Пейтон Мюррей. Чтобы ты всегда был рядом. И утром, когда я просыпаюсь, и вечером, когда я засыпаю. Чтобы я всегда могла рассчитывать на твою помощь, делиться с тобой и радостями, и горестями. Я хочу, чтобы ты был рядом до конца наших дней. Чтобы не нарушал обетов, данных перед алтарем, не изменял, потому что это разобьет мне сердце.

– Я не пожелал ни одной женщины с тех самых пор, как впервые увидел тебя, и никогда не пожелаю.

– И вот еще что, Пейтон Мюррей, – сказала она очень тихо, почти касаясь губами его губ.

– Что, моя темноволосая красавица?

– Я хочу, чтобы ты любил меня так же сильно, как я люблю тебя.

– Повтори последние три слова, – попросил Пейтон.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– О Боже, девочка моя».

Он снова вошел в нее, содрогаясь от желания, и Кирсти стала двигаться с ним в одном ритме, забыв обо всем на свете. Уже в который раз они взлетели на вершину блаженства, а когда спустились с нее, Кирсти подумала, что еще ни одна женщина не видела настоящего Пейтона. Это она, темноволосая девчонка, заставила легендарного сэра Пейтона Мюррея, прославившегося своим самообладанием, своей утонченностью и искушенностью в искусстве любовных игр, так сильно желать ее.

– Скажи еще раз, – прошептал Пейтон ей на ухо, когда они лежали в объятиях друг друга.

– Я люблю тебя.

– Ты моя, – сказал он.

– Ну да. Ведь мы женаты.

– Я имею в виду моя во всех отношениях. И телом, и душой, и по закону.

– Но я была твоей с самого начала, – заметила Кирсти. – Не по закону, конечно, а вообще.

– А я, дурак, не понимал этого. Что нас объединяет страстное взаимное влечение, мне было ясно с самого начала, и я жаждал утолить свою страсть. Твое сопротивление и упорное нежелание нарушить данные обеты и важные для тебя правила внушили мне уважение к тебе, хотя принять их я не мог. Когда ты наконец пришла ко мне, я не понял или не захотел понять, как много значил для тебя этот поступок.

– Не так легко понять то, что от тебя скрывают, о чем не говорят.

– Ты говорила – каждым слоим вздохом, каждым объятием. Но я предпочитал считать это пылкостью твоей натуры. Давным-давно я пришел к выводу, что не способен влюбиться, что вообще не способен любить.

– Ах, Пейтон, нет. Ты способен любить как никто другой. Достаточно Посмотреть на то, как ты держишься в кругу семьи, как внимателен к родственникам. Ведь ты не только спас детей, защитил их, но еще и отнесся к ним с лаской и заботой.

– Возможно, сам я не придавал этому никакого значения. Что же касается женщин, то я был совершенно уверен, что мне просто не суждено влюбиться, и вел себя соответствующим образом.

– Что ты хочешь этим сказать, Пейтон?

– Когда я понял, что из всех пережитых мной амурных приключений наша взаимная страсть – самое лучшее, что может быть в жизни, я решил, что мы идеально подходим друг другу для любовных утех. А потом, когда Родерик похитил тебя и я чуть с ума не сошел от страха, я пришел к выводу, что неравнодушен к тебе. Вот тогда я и решил, что ты будешь моей и, как только станешь свободна, я женюсь на тебе.

– Но мне ты не сказал об этом ни слова.

– Верно, потому что ты все еще была замужней женщиной и постоянно об этом напоминала. Когда Родерик занес над твоей головой меч, я готов был ценой неимоверных страданий вырваться из пут и принять удар на себя.

Кирсти поцеловала шрамы на его руках, чтобы хоть как-то смягчить боль воспоминаний.

– Но ты ничего не мог поделать. Ты был ранен и крепко связан. Мне очень жаль, что ты поранил свои прекрасные руки.

Пейтон взял ее лицо в свой ладони.

– Всякий раз, глядя на эти шрамы, я буду думать о том, как много ты для меня значишь. Ведь я едва не лишился возможности признаться тебе в любви.

Наконец-то он произнес слова, которые она так жаждала услышать. Когда он поцеловал ее, она прижалась к нему, с трудом сдерживая слезы радости.

– Скажи, что ты любишь меня, – прошептала она.

– Я люблю тебя, моя темноволосая красавица, моя душа, моя жена. – Он поцеловал ее в уголок глаза. – Спасибо за то, что не заплакала.

Она засмеялась:

– Ты слишком хорошо знаешь женщин.

– Нет, я знал только шлюх, прелюбодеек и женщин, для которых любовь – игра или же способ удовлетворить собственное тщеславие. Женщины в моей семье – такие, как ты, и я многому научился у них. Но потом забыл все хорошее и попусту терял время среди куртизанок и придворных. В тебе я нашел то, что больше всего ценю в женщинах.

– Не так-то просто будет соответствовать твоему идеалу.

Он засмеялся:

– А ты уже соответствуешь. Я поклялся перед алтарем хранить тебе верность и не нарушу своей клятвы. Ты не поверила, когда я впервые сказал тебе о том, что мне не нужна другая женщина. Умоляю. Поверь сейчас.

– Все мои сомнения развеялись, когда ты дал супружеский обед у алтаря. Я знаю, ты – человек слова. – Теперь Кирсти вспомнила венчание с удовольствием. – А чего ты ждешь от брака, Пейтон?

Пейтон нахмурился.

– В общем-то я не хочу одиночества. Я понимаю, звучит не очень романтично. – Он даже поморщился. – Хочу, чтобы рядом была женщина, которая не покинет меня. С которой не надо притворяться и играть в дурацкие придворные игры, а можно быть самим собой, со всеми своими недостатками. С годами страсть наша поутихнет, мы будем потихоньку стариться, но любовь наша останется прежней.

– Итак, ты не хочешь одиночества.

– Не хочу. И еще я мечтаю о детях. Хорошеньких маленьких девочках, кареглазых и темноволосых.

– Скорее я рожу тебе мальчишек, – заметила Кирсти.

– А может, и девочку, хотя бы одну, если будет на то милость Господня.

– Об этом мы узнаем месяцев через семь или чуть позже.

Кирсти подождала мгновение, дав ему возможность осознать смысл ее слов. Выражение восторга осветило его лицо. Кирсти была счастлива. Пейтон желает ее, и она ему нужна. А потому ребенок, которого она носит под сердцем, бесценный дар.

– Ты уверена?

– Пока не знаю точно. Мне об этом сказала Крошка Элис, совсем недавно, когда помогала мне облачиться в ту рубашку из тонкого льняного полотна. И месячных у меня нет с тех пор, как мы впервые легли в постель. Джиллианна тоже говорит, что я беременна.

Он прижал ее к себе и поцеловал.

– Спасибо тебе, любимая. И смотри у меня! Чтобы все было хорошо!

Кирсти спокойно выслушала этот довольно странный приказ.

– Постараюсь. – Она погладила его по щеке. – Да и что плохого может случиться, когда рядом такой защитник, как ты.