– Ты решила его убить? – спросил наконец Пейтон и повернулся к ней.

– Да, – призналась девушка. – Я собиралась вонзить кинжал в его черное сердце. – Она отпила вина. – Какое-то время мне казалось, что лучше вспороть ему живот, чтобы он умирал медленно и мучительно. Затем подумала, не отрезать ли ему его мужское достоинство, чтобы он не мог больше совершать свои злодейства. – Она снова глотнула вина. – Затем я… – Глаза ее округлились – Пейтон выхватил у нее кубок, сердито заглянул в него – вина оставалось еще достаточно, – затем сердито посмотрел на нее. – Я не пьяна, – негромко проговорила Кирсти, забирая у него кубок.

– Вот тебя бы точно убили.

– Вполне возможно. Это не имеет значения. Я хотела отправить это чудовище прямиком в ад.

– А парочка громил, которые ходят за ним по пятам? Они что, стояли бы и смотрели, как ты его убиваешь?

Кирсти подумала, что легче было бы ей сплясать босиком на гвоздях, чем признаться, что она совершенно забыла про охранников Родерика. Они были слепо преданы своему хозяину и столь же сильны, сколь и глупы. Стоило им увидеть кинжал, блеснувший в ее руке, как они тотчас свернули бы ей шею или снесли голову с плеч огромным мечом. Именно таким способом они лишали жизни людей.

– Я думала, мне поможет мое проворство, – сказала она.

– Ты вообще ни о чем не думала, – рявкнул он. – У тебя и плана-то никакого не было. Просто взяла и поскакала с ножиком в руке, готовая свершить убийство или погибнуть. Или ты и вправду считала, что, когда кинешься на Родерика, народ расступится перед тобой, приговаривая: «Режь его, дорогая, на здоровье»?

Она со стуком поставила кубок на маленький столик м вскочила на ноги. Гнев, все еще тлевший в ее душе, теперь обратился на Пейтона. Он невольно попятился, к великому удовольствию Кирсти. Она и без него знала, что поступила опрометчиво. Но неужели он не мог выказать ей ни сочувствия, ни понимания? Уж кому, как не ему, было хорошо известно, что толкнуло ее на этот поступок!

– Народу, – процедила она сквозь зубы, – следовало поступить именно так. Любой должен был считать делом чести поднять меч или кинжал на этого гнусного человека и изрубить его на куски. Да, я не думала, и я не рассчитывала. У меня в голове была только одна мысль, после того как я увидела бедного маленького Робби, – что Родерик зажился на этом свете. Пора отправить его в мир иной. Чтобы каждый ребенок, которому он успел причинить зло, мог бы плюнуть на его могилу и предать проклятию его черную душу.

Она подошла к камину и уставилась на огонь ничего не видящим взглядом. Кирсти едва сдерживала слезы, кляня себя за такую слабость. Она чуть напряглась, когда Пейтон подошел к ней сзади и обнял.

– Маленькие мальчики не будут плевать на могилу этого негодяя, – шепнул он ей на ухо. – Они будут на нее писать.

Кирсти никогда бы не поверила, что столь грубая шутка способна ее рассмешить. Впрочем, нельзя не признать, что были в ней и юмор, и правда жизни. Ее собственные братья именно так и поступили бы, даже утонченный Эдвард.

– Почему этот мальчик так похож на Каллума? – спросила она, надеясь, что беседа поможет ей сохранить хладнокровие, несмотря на его объятия и нежные поцелуи, которыми он осыпал ее ухо и шею.

– Потому что Каллум ему родня, – ответил Пейтон.

Кирсти высвободилась из его рук, отошла в сторону и спросила:

– Ты в этом уверен?

– Совершенно уверен, но, пока не узнаю имя матери и еще кое-что, ничего не скажу мальчику. Для Макмилланов достаточно одного взгляда на Каллума, чтобы признать его своим, а вот Каллуму потребуются доказательства, чтобы поверить и принять это. – Пейтон снова переместился и теперь стоял перед ней; затем потихоньку стал приближаться, пока она не оказалась припертой к стенке. – Тогда у него будет имя и клан. Еще лучше, если я разыщу его близких родственников.

– А они захотят его принять?

– Да. – Он заметил пробежавшую по ее лицу тень сомнения. – Это клан моего дяди Эрика. Поверь мне, именно так они и поступят. Они примут мальчика с распростертыми объятиями. Кровное родство для них очень важно.

– Это было бы чудесно. У Каллума появилось бы свое имя, семейное наследие, даже свой клан – это принесло бы ему много пользы. – Она слегка нахмурилась, когда Пейтон обхватил ладонями ее голову и привлек к себе. – Отойди. Я устала от этих игр в любовь.

– Я тоже устал, – сказал он, и губы его легко коснулись ее губ. – Устал от твоей постоянной борьбы с чувством, которое вспыхнуло между нами. Устал ждать твоего «да».

– Бедный мальчик. Пойми наконец, что девушка может сказать тебе «нет».

Кирсти так хотелось ответить на его ласки, но страсть, которую Пейтон возбуждал в ней, пугала ее.

– Такого пока не случалось, – насмешливо произнес он и едва не расхохотался, такое оскорбленное выражение появилось на ее лице. – Ведь ты хочешь сказать «да», девочка, – сказал он и поцеловал ее. – Скажи «да», – шепнул он, касаясь губами ее шеи.

– Не могу. Я замужняя женщина.

– Ты – вдова, не ставшая женой.

Продолжая целовать ее, Пейтон расшнуровал ей жилет, и рука его проникла под блузку. Он ласкал ее груди, теребил соски и довел Кирсти до изнеможения.

Не в силах больше сопротивляться, она обвила его шею руками и прильнула к нему. Опомнилась она, когда почувствовала, что он гладит ее между ног. Сделав над собой усилие, девушка вырвалась из его объятий и бросилась бежать.

В дверях она столкнулась с Йеном, едва не сбив его с ног, и помчалась дальше.

– Эта женщина твердо решила превратить меня в калеку, – сказал Пейтон, наливая себе кружку вина в надежде, что несколько стаканов потушат пожар желания. Он обернулся к Йену и, заметив, что тот хочет что-то сказать, быстро добавил: – Я не в настроении выслушивать шутки. Одно слово о том, что я, должно быть, старею и теряю свое очарование, и я за себя не отвечаю. – Он залпом выпил вино и снова наполнил кружку.

– Может, девушка вас не хочет, – сказал Йен.

– Хочет. Так же сильно, как я ее.

– Ведь она девица, к тому же соблюдает супружеский обет.

– Это мне известно.

– Тогда почему бы вам не оставить ее в покое? – спросил Йен, усаживаясь.

– Не могу, – рявкнул Пейтон, затем вздохнул и запустил в волосы пятерню. – Я просыпаюсь по ночам весь в поту и с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься в ее комнату, не забраться в ее постель и не овладеть ею.

– Так поступать нехорошо. Ведь она не похожа на женщин, с которыми вам приходилось иметь дело.

– Я знаю.

Йен вытянул ноги, некоторое время пристально смотрел на свои сапоги, затем вновь перевел взгляд на Пейтона.

– Ну, затащите вы ее в постель. Что дальше?

– Снова потащу. Йен поморщился.

– Не знаю. Может, после двух-трех недель безумной любви до потери сознания ко мне вернется рассудок, и я вновь стану хитроумным парнем.

Йен расхохотался.

– Как только станет известно, что она живет под одной крышей со мной, все решат, что мы с ней любовники, независимо от того, оставлю я ее в покое, как ты говоришь, или нет. А, учитывая тот факт, что она состояла в законном браке в течение пяти лет, никому и в голову не придет, что я соблазнил невинную девицу. Можешь считать меня несправедливым, даже жестоким, я не стану строить никаких планов на будущее, прежде чем не пойму, что на меня нашло.

– Может, это и к лучшему. – Йен налил себе вина. – Как вы думаете, она действительно попыталась бы сегодня убить этого негодяя? – спросил он, снова усаживаясь.

– Нет, – ответил Пейтон. – Она еще в замке передумала и потихоньку продвигалась к дверям. Увидела Авена и решила, что это Каллум.

– Вы объяснили ей, почему мальчики похожи, как близнецы?

– Я рассказал ей то немногое, что мне известно. Она на это никак не прореагировала. А тебе удалось раскопать что-нибудь?

– Его мать звали Джоан. Она была младшей дочерью свинопаса. Этот свинопас еще жив. Я собираюсь потолковать с ним в скором времени. Боюсь только, что не сдержусь и крепко отделаю этого дурня. Он, видите ли, выставил бедную девочку за дверь, едва узнал, что она брюхата. Люди думают, что он прекрасно знал, кто такой Каллум.