– Верно, мне многое пришлось пережить, но я хочу показать тебе, что давно уже восстановилась и не желаю, чтобы ты относился ко мне, как к изнеженной девице, которая, чуть что, готова упасть в обморок.

Эван насмешливо вскинул брови, прекрасно понимая, что Фиона посчитает это вызовом. Именно это и случи­лось, и ответила она так, что Эван едва сдержался, чтобы не разорвать связывающие его путы и не схватить Фиону в объятия. От того, как она целовала и ласкала каждый ку­сочек его испещренного шрамами тела, кровь закипела у него в жилах, да так, что Эван удивился, как это он не расплавился. А еще он почувствовал, что его почитают и даже боготворят, и надежда, что в один прекрасный день он сумеет завоевать ее сердце, окрепла. Эван застонал и закрыл глаза, когда она взяла его в рот, решив наслаж­даться этой близостью как можно дольше, столько, сколь­ко хватит сил.

– Фиона, – простонал он, поняв, что больше так не выдержит, – возьми меня в себя, быстрее.

Фиона оседлала его, и сладостная дрожь пробежала по телу Эвана. Похоже, Фиона была уже давно готова его при­нять. Неужели она так возбудилась лишь оттого, что ласка­ла его? Эван все никак не мог в это поверить.

– Развяжи меня, детка, – хрипло прошептал он. – Я хочу обнять тебя.

Как только Фиона развязала его, он обхватил ее обеими руками, и они отдались нахлынувшей на них страсти, пока одновременно не достигли пика блаженства. Фиона рухнула прямо к нему на грудь, и он крепко прижимал к себе ее трепе­щущее тело, до тех пор пока они оба пытались прийти в себя.

– Что ж, похоже, ты и в самом деле не такая уж хруп­кая, – проговорил Эван, отдышавшись.

– Конечно, нет, – подтвердила Фиона, рассеянно гла­дя его по груди и размышляя, когда к ней вернутся силы на то, чтобы пошевелиться, и вернутся ли вообще.

– По-моему, мне еще никогда не было так приятно осо­знавать, что я вел себя как осел, – признался Эван и, когда Фиона хихикнула, улыбнулся и чмокнул ее в макушку. – Я подумал, что потерял тебя, – добавил он шепотом.

Фиона почувствовала, как сердце ее забилось от радос­ти и надежды. За словами Эвана явно скрывалось глубокое чувство, и ей ужасно захотелось заставить его сказать ей об этом, однако она подавила это желание, инстинктивно чув­ствуя, что если станет настаивать, то тем самым только от­толкнет Эвана.

– Нет, – прошептала она в ответ, – ты никогда меня не потеряешь. Меня просто от тебя забрали на какое-то время, но я бы наверняка нашла способ вернуться. Я всегда буду к тебе возвращаться.

Почувствовав, что Эван еще крепче обнял ее, Фиона незаметно улыбнулась. Пока достаточно и этих слов.

– Они снова здесь.

Оторвавшись от гроссбуха, над которым работал, Эван поднял голову и хмуро взглянул на Грегора:

– Кто – они?

– Камероны.

– О Господи! А отец их видел?

– Трудно не заметить дюжину мощных рыжих парней.

Чертыхнувшись себе под нос, Эван выскочил из ма­ленькой комнаты, где обычно работал с бумагами, в холл. Грегор не отставал от него ни на шаг. Они как раз быстро спускались по лестнице, когда заметили в большом зале Фиону и Мэб, но уже в следующую секунду женщины выбежали из замка. Двери на мгновение распахнулись, и до Эвана донеслись вопли отца. Он досадливо поморщил­ся. «Пора прекратить эту глупость», – решил он, следуя за женщинами. Отец упрям как старый осел. Один раз вбил себе в голову, что он не станет встречаться с Каме­ронами, и с тех пор упорно стоит на своем. Однако когда он вышел во двор, то увидел, что Фиона уже дает отцу нагоняй за его упрямство, Эван замешкался. Говоря по правде, ему очень хотелось, чтобы Фиона за него разо­бралась с отцом.

– Похоже, Фингел пребывает в меньшей ярости, чем обычно, – заметил Грегор, подходя к Эвану.

Послушав крики отца, Эван вынужден был согласиться:

– Может быть, он наконец-то начинает прислушивать­ся к здравому смыслу. Открой ворота и пригласи наших кузенов.

– А как же отец?

– Ему придется смириться, если же он не пожелает этого сделать, я отправлю его в спальню. Наши кузены, женив­шись, породнились с Макенроями, и прошла уже почти неделя с тех пор, как Брайан к ним отправился. Иди и впу­сти их. Я хочу удовлетворить свое любопытство, – сказал Эван и направился к отцу и жене.

– Ты слепой упрямец, – распекала Фиона сэра Фингела, пытаясь вразумить его.

– Не смей разговаривать со старшими в таком тоне! – вскричал оскорбленный сэр Фингел.

– Нет, буду, потому что это правда! – Я…

– Я слепой упрямец, – докончил за него Эван и, по­дойдя к Фионе, взглянул на отца. – Если бы те, кто стоят сейчас у ворот, причинили тебе зло, отец, я бы предложил уничтожить их на месте. Но они ни в чем не виноваты. Я, конечно, понимаю, как тебе нелегко принимать сына чело­века, который, по твоему мнению, предал тебя, однако нуж­ды клана заставляют меня это делать. Мы не можем больше жить сами по себе, отец. Нам нужны союзники. Если они у нас появятся, то я смогу вести мирные переговоры с наши­ми противниками, занимая прочную позицию, поскольку они будут знать, что я не одинок. Сейчас же единственное, в чем я могу их убедить, это не убивать каждого Макфингела, который встретится им на пути.

Подбоченившись, сэр Фингел яростно взглянул на сво­его сына, потом на Фиону, после чего, повернувшись, пе­ревел взгляд на всадников, въезжающих в открытые ворота. Эван внимательно следил за отцом, когда мужчина, назы­вавший себя Сигимором, спешился и направился к ним. Видя, что он и вблизи так же красив, как издали, Эван соб­ственнически обнял Фиону рукой за плечи, не обращая внимания на насмешливое фырканье отца.

– Ты ужасно похож на отца, – буркнул сэр Фингел, после того как все они обменялись сдержанными привет­ствиями.

– Очень надеюсь, – протянул Сигимор. – Неприятно было бы думать, что моя мать ему изменила.

– Она изменила мне!

– Вот как? И когда это произошло? До того, как ее кузина забеременела от тебя, или после того?

Эван и Фиона уставились на сэра Фингела, который сверлил улыбающегося Сигимора хмурым взглядом. Одна­ко на щеках отца появился слабый румянец, и Эван выругался. Хотя ему очень не хотелось верить тому, что сказал Сигимор, по виноватому лицу отца он понял: парень сказал правду. Мэб нарушила напряженное молчание.

– Господи, каким же ты был в молодости дураком! – в сердцах воскликнула она и покачала головой. – Я-то дума­ла, что ты стал таким, какой ты есть, потому что тебя пре­дали. А оказывается, ты в очередной раз продемонстриро­вал свой необузданный темперамент, старый ты осел!

– Меня и в самом деле предали, – возразил Фингел. – Я и не думал нарушать клятву верности девушке, на кото­рой пообещал жениться. Но мой брат узнал, что его неве­ста любит меня и почти убедила своего отца расторгнуть с ним помолвку и разрешить выйти за меня замуж. Он ото­слал ее ко мне. Она пробралась ко мне в спальню, где я спал как сурок, и совратила меня, я и проснуться не ус­пел, а потом принялась кричать на каждом углу, что я ее соблазнил. Когда я попытался рассказать, как было дело, никто меня и слушать не стал. Я бросился к девушке, на которой хотел жениться. Она единственная мне поверила, но проклятая женщина, что меня совратила, заявила, что беременна от меня, и все сказали, что я должен жениться на ней. Терпению моему пришел конец, я проклял их всех и ушел. Так что видишь, Мэб, меня и в самом деле преда­ли, – тихо прибавил он, и лицо его показалось всем уста­лым и измученным.

– Да, Фингел, похоже, это и в самом деле так, – прого­ворила Мэб и, взяв его под руку, повела к замку.

Пройдя несколько шагов, Фингел остановился и огля­нулся на Сигимора.

– Я пытался забрать своего ребенка. Но та женщина сказала, что из-за меня ее выгнали из замка, а ребенок не смог вынести жизненных невзгод и погиб.

– Она солгала, – сказал Сигимор. – Ее родственники любили мальчика. Он получил в наследство их земли, а шесть лет назад женился. Его мать погибла пятнадцать лет назад от рук ревнивой жены.