— Нет, ты ж никаких взрывателей не оставил, всё с собой в Чудурский лес увез… — отмахнулась гномка. Догадавшись, что ей не верят, решила сознаться: — Университет же мои прабабушка с прадедушкой строили… Они тут, на его строительстве, и познакомились, поженились… У нас в семье до сих пор хранятся чертежи потайных ходов, которые дедуля рисовал, когда за бабулей ухаживал…
Фриолар мысленно представил эту картину: солидный бородатый гном (с фамильным носом Кордсдейлов) ждёт под валуном юную, с короткой девической щетинкой на щеках, гномку. А дождавшись, бухает боевой молот, или с чем он там любил на ташунов, гидр, зомби или прочую условно живую и очень агрессивную живность охотится, на землю, сам падает на колени, вдохновенно протягивает ей свернутую кальку чертежей и каким-нибудь спотыкательным сложным стихом вещает, сколько тонн какой руды напоминает ему ее, гномки, блестящие глаза; сколько шахт он готов прорубить, чтоб украсть ее поцелуй; сколько часов он готов отстоять у раскаленного горнила, чтоб только доказать свою любовь… Бедная Напа, ей ведь никто даже собственноручно сделанной подковы не подарил… Как, должно быть, страдает ее гномье сердечко!
— Напа, умоляю, не совершай необдуманных поступков, — Фриолар встал перед Напой на одно колено, чтоб их глаза оказались на одном уровне. — Мне очень хотелось бы сказать, что я знаю средство, чтоб сделать тебя счастливой, но не могу лгать. Поэтому прошу — как твой старый друг, прошу: Напа, ты ж умная девочка! Опомнись! Успокойся! Займись другими делами!
— Какими?! — с надрывом вопросила Напа. — Мрамор — это ж… это… Он же розовый и прозрачный… как копченая грудинка…
В желудке у Далии что-то из съеденного забурлило.
— Он такой белый, как лёд, вкусный, как мороженое… Прохладный, как вода в подземных озерах, и такой же чистый… Он сам по себе искусство! А в нем, к тому же, — от восторга у Напы спёрло дыхание. — Столько вкраплений…
— Напа! — сжал ручки гномки Фри-Фри. — Не мучай себя. Успокойся. Прими ванну, наруби дров, отремонтируй что-нибудь, вычисти коллекцию фамильного оружия…
— Оружие! — блеснули глаза Напы, и Фриолар мигом поспешил исправиться и увести разговор прочь от опасной темы:
— Намели кофе с запасом на семь недель, посади кусты роз под окном…
— У кофе аромат выветрится, а розы всё равно не вырастут, — отмахнулась гномка.
— И хорошо! Ты посадишь их еще раз!
— Я задумала такую прекрасную композицию, — вздохнула Напа. По всему было видно, что она уже смирилась с мыслью о том, что до окончания вуза ей не придётся подержать зубило в кулачке. И сейчас гномка просто пересказывает своим друзьям потаенные мысли и желания, с тихой надеждой, что когда-то им суждено сбыться. — В натуральную величину: его величество король Гудеран X на фоне Университетского фасада. И в руках у него — как у тебя, Далия — лупа и новейшее издание Свода Законов и Уголовного Кодекса…
Стоило больших усилий успокоить и убедить Напу, что ей есть чем заняться. Ночь к тому времени повернула к рассвету. Фриолар и гномка отправились по комнатам, спеша урвать несколько часов сна. А Далия, чувствуя себя на удивление бодрствующей и полной сил, осталась на кухне.
Во-первых, стресс никак не желал униматься. Был бы рядом старый добрый мэтр Питбуль, Далия или побила его сковородкой, или поспорила о несчастных разумных гоблинах, — впрочем, можно было бы сначала поспорить, а потом воспользоваться сковородкой в качестве весомого аргумента. Не будь Фри-Фри столь обременен родственниками, а вернее, того хуже, родственницами, можно было бы его попробовать соблазнить. Но, как на грех, один в Ллойярде, а у другого тёти…
Во-вторых, съеденные тараканы в желудке мэтрессы еще не определились, куда им поворачивать, вверх или вниз. На редкость хреновое ощущение.
А в-третьих… Далия побродила по кухне. Подняла Напино землеройное снаряжение. Прикинула кирку себе по руке… Никогда не знаешь, что ждать от этих гномов. Далия ковырнула кусочек суглинка на стеночке черной дыры.
Потом подняла фонарик, кирку, лопату и смело шагнула в темноту потайного хода.
* * *
Проснулся Фриолар от неистового стука в дверь.
— Что случилось? — пробормотал он, не спеша открывать глаза.
— Фри-Фри, к тебе пришли! — ответила Напа. — Вставай, поторопись! Не заставляй мэтрессу Долли ждать! Просыпайся, соня!
Пришлось вставать, приводить себя в приемлемый вид и спускаться, позевывая, на нижний этаж. За одним из столиков Фриолара уже поджидали мэтресса Долли и госпожа Гиранди. Увидев эту парочку, алхимик скривился, поморщился — всячески демонстрируя неведомым богам, насколько ему общение с этими особами неприятно; склеил фальшиво-учтивую физиономию и приветствовал дам вежливым поклоном.
Не было в Университете проблемы более занимательной, чем насущный вопрос: кто кого переживет. Мэтресса Долли госпожу Гиранди или госпожа Гиранди мэтрессу Долли. Фриолар знал — тому было с полтысячи доказательств, что друг дружку они ненавидят и используют малейшую возможность, чтобы досадить сопернице. Поэтому видеть их вместе было странноватенько… Ну, например, всё равно, что увидеть, как не тает кусок льда в пламени, или как мышки доят кошку, или как гном — настоящий гном, в кольчужных штанах, панцире, стальных сапогах, с крепкой головой, утяжеленной стальным шлемом — тренируется в прыжках в воду с офигительно высокой вышки…
Госпожа Долли гордится званием мэтрессы лет тридцать, если не больше. Когда-то она была самой рыжей, самой кудрявой и самой застенчивой студенткой на курсе. Теперь это степенная добропорядочная дама в морщинах, рюшечках и фальшивых локонах, всем сердцем преданная Науке и тем, кто ее олицетворяет.
Госпожа Гиранди совсем другая. Это глубоко замужняя дама, украшающая педагогический коллектив Университета, как свежие сливки — только что заваренный крепкий чай. Это идеал, по которому темными ночами скучает любой алхимик степенного возраста. Среднего роста, приятно округлая, с ровным розовым личиком и широко распахнутыми голубыми глазами эта милая блондинка неторопливой плавностью движений и бархатным изысканно-протяжным произношением сложных дифтонгов скрашивает суровые будни доблестных служителей науки, и, в частности, лично господина ректора. То принесет чашечку чая, то булочку с апельсиновым джемом, проследит за тем, чтобы вытерли пыль и вовремя выкинули мусор, чтобы не терялись важные документы, чтобы папки на полках стояли ровненько и в алфавитном порядке, напомнит ответить на входящую корреспонденцию и вежливо намекнет, чтО мэтр забыл одеть сегодня: шляпу, башмаки или мантию. У госпожи Гиранди есть еще одно немаловажное качество, высоко ценимое руководством Университета. Она женщина. Нет, вы не поняли: она женщина в том смысле, что ей можно войти в дамскую комнату и строго отчитать студенток за курение в неподобающих местах.
Мэтресса Долли руководит сектором пропаганды научных знаний. Она ходит по приходским школам, рассказывает деткам, как весело учиться в Университете и дарит им тощие брошюрки, отпечатанные на серой бумаге. Госпожа Гиранди гордится своей орфографией: ее супруг (никто в глаза его никогда не видел, но все догадываются, что он есть) якобы близкий родственник всемогущих герцогов Тирандье; лишь две шальные руны отделяют его от претензий на наследство и высокое положение в обществе. Но госпоже Гиранди это и даром не надо: она и все ее семейство есть пример того, что самый последний нищий может возвыситься на службе Короне, благодаря усердию и старательности.
Короче, госпожа Гиранди считала, как думал Фриолар и как подтверждалось многочисленными университетскими сплетнями, что мэтресса Долли выжившая из ума старая овца, а мэтресса Долли, придавленная привычкой подвергать свои и чужие высказывания политкорректной цензуре, называла госпожу Гиранди всего лишь куртизанкой.
Более того, занимались дамы практически одним и тем же. Госпожа Гиранди вела документацию Университета — всякие там служебные записки о расходовании средств, выделении дополнительных партий дров для отопления в зимний период и прочее. А мэтресса Долли вела записи относительно Ученых советов, на которых решалась судьба оригинальных научных исследований и сравнительных изысканий. Каждая считала, что другая Университету не важна. И обе использовали малейший повод, чтоб подставить конкурентку.