Ниона встретила своего племянника и его дам умильно и приторно. Одета она была в какой то серый балахон с огромными накладными карманами, опушенный по вороту мехом риттландского лемминга, и не успели Далия и Напа с госпожой Нионой поздороваться, как им сообщили, что этот балахон — последний писк моды. Разработан буренавским дизайнером, и, если барышни хотят себе такой же, пусть обращаются вон к тому молодому человеку на первом ряду.

Далия храбро пообещала и потащила Напу в противоположный угол.

Фриолар остался с тетей.

— Фри-Фри, я, кажется, говорила тебе, что не хочу больше видеть эту ненормальную девицу, — прошипела Ниона, продолжая удерживать на лице приторную улыбку и просто прожигая насквозь огненным разъяренным взглядом спину удаляющейся алхимички.

— Тетя, я устал повторять: Напа совершенно нормальна, просто она — гномка. И прекрати, ради всех богов, которым ты молишься, называть меня Фри-Фри!

— Будь тактичен, Фри-Фри — христиане считают, что многобожие есть ересь и язычество, — наставительно произнесла Ниона. — Я, собственно, не о гномке, а об этой девице… Она совершенно не умеет вести себя в приличном обществе! Прошлый раз, когда я пригласила ее на поэтический вечер — между прочим, это ведь ты привел ее в мой дом! — твоя приятельница назвала моих друзей и меня «контрольной выборкой», а ты, непослушный мальчик, до сих пор не объяснил, что это значит. И раз уж зашла речь о недостатке манер: тебе следовало приехать на свадьбу Лики.

— Лики? — наморщился, припоминая, Фриолар. Ниона помогла:

— Крестница троюродной сестры мужа побочной племянницы первого свекра четвертой супруги моего пятого мужа.

— О… Мне нет прощенья, — покаялся Фриолар.

— Да ладно, — отмахнулась тетя. Достала из кармана зеркальце и принялась изучать свое лицо — тоже, кстати сказать, представляющее шедевр очередного, на этот раз — Декоративно-Пластического искусства. — Ничего особенного. Вышла замуж за какого-то писаку из газеты. У мужа — я всегда говорила это своим девочкам, — должна быть перспектива. Деньги тоже не помешают, но перспектива важнее, — наставительно произнесла Ниона.

Ну, тетя явно знает, о чем говорит, подумал Фри-Фри: Ниона схоронила шесть из семи мужей (седьмой сбежал сам, чтоб поучаствовать в организованном королем Иберры очередном, шестьдесят шестом по счету, исследовании Великого Западного Океана, и до трупа его заботливая бывшая жена добраться так и не сумела). И покорно пошёл здороваться с новым родственником.

Предоставленная для светского мероприятия христианская церквушка была небольшой и очень уютной. Ровные ряды деревянных скамей были украшены осенними — кленовыми, каштановыми, дубовыми и рябиновыми — листьями. Свечи в огромных, в рост тролля, светильниках, отражались в цветных витражах, создавая непередаваемую атмосферу уюта, спокойствия и всеобщего миролюбия. Напа и Далия уселись у самой стеночки, подальше от дизайнера. С этого места был виден практически весь зал (если проявить достаточно невоспитанности и покрутить головой, чтобы рассмотреть то, что позади), стальные трубы органа, алтарь, выход…

Напа поёрзала, усаживаясь поудобнее. Она облокотилась на спинку скамьи, и коротенькие гномьи ножки теперь болтались высоко над полом. Топор Напа приставила к спинке предыдущего ряда, где он и ухмылялся полированным хищным оскалом.

На специальный помост взошел органист, раскланялся в ответ на жидкие аплодисменты. Изящная в дизайнерском балахоне Ниона объявила имена сочинителя и исполнителя, музыкант занял место за инструментом, и концерт начался.

Далия вытащила из потайного кармашка на рукаве затычки для ушей, элегантным жестом использовала их по назначению. Достала из прически карандаш; скромным жестом задрав подол мантии, извлекла из кармана юбки блокнот и приготовилась вести протокол наблюдения.

На втором аккорде глазки Напы начали потихоньку закрываться. На четвертом — голова, увенчанная веночком эмалевых роз, клониться долу. К десятому аккорду заявил о себе фамильный кордсдейловский нос.

— Хр… хр… хряхряхря… хрррррррррр, — подпевала Напа Леоне органисту. — Мрря… пхпхспсс… буфрррр… хр… хррррррррр…

На Далию начали оборачиваться недоумевающие зрители — Напу видели только ближайшие соседи. А вот слышали все, кроме музыканта, с упоением давящего педали и клавиши, да, может быть, первого ряда.

— Хррр… Уик-уик… хсссссссс… — раздавалось из глубины зала. — Умн… фр… хмфыссссспрбыррррр…

Христианский священник, сидевший на другом конце той же скамьи, что и алхимичка с гномкой, перекрестился.

— Хр… хррр… мммряффффффф… Уик-уик-уик… хрррссссссссррррр… умн-уик-уипсссссс…

Разграфленный блокнот Далии заполнялся заметками, схемами и диаграммами. При этом мэтресса успевала очаровательно улыбаться всем подряд, кто подозревал ее в создании помех музыкальному произведению. Кто-то просто скользил глазами по храпящему углу зала, кто-то рассматривал личико мэтрессы, а кто-то уже начал смежать веки и приобщаться к новому виду искусства…

— Хххрррр… бнбррбм… хря… уик-уик-уик… хсспсхрррр…бурфрфы… хр…хырыффффффрррррр…

Фриолар, оторвавшийся от занимательной беседы с новым родственником-журналистом, Бронном, тоже оглянулся на сочный храп. Встретился взглядом с тетушкой, прикинулся невинным младенцем.

«Зря я все-таки не позволил Далии эксперимент с ослом, — подумалось Фриолару. — Ну, привела бы она в музыкальную гостиную Нионы ослика — готов поспорить, осёл бы выдохнулся раньше, чем гном проспится… Правда, животное жалко… И пришлось бы объяснять Нионе, что значит „экспериментально смоделированная среда“, а этого бы ни я, ни Далия не пережили бы…» Пользуясь тем, что всё внимание присутствующих поделено между звуками стальных и носовых труб, Фриолар достал из кармана платок, разорвал его на части, скатал затычки для ушей; вежливо предложил оставшуюся ткань Бронну. И продолжил наслаждаться органным концертом.

— Хрррррр… уик… бррхрмрьмрьмссяяяяяяяуии…Хпсфхррррррррррррр… Фрфхр… пуикпрпрххрсспбфыфрхррррррррр… Хр… хр… хряяуипсссспххрсрсссспппппппхххрррррр…

Домой Фриолар вернулся за полночь. Концерт давно закончился, но после того, как он отвёз Далию и Напу в «Алую розу», Фриолар испытывал настоятельное желание побыть в месте, где его не сможет отыскать и потребовать объяснений тётя Ниона. Фри-Фри, надо это признать, трусливо сбежал и скрылся в редакции газеты, в которой служил Бронн. Конечно, библиотека Университета подошла бы лучше, но она была закрыта ночью, а Фриолару не терпелось почитать отчеты о праздновании Дня Рождения Императора в Нан-Пине. Уж больно интересное описание пламени и температурных характеристик взрывчатых веществ… А еще Бронн поведал Фриолару о нашумевшем ограблении хранилища Тривернского банка — преступники сумели обойти магическую охранную систему с помощью некоего алхимического устройства, украденного у мэтра Фомы. Фриолар год назад, будучи студентом, имел счастливую возможность прослушать курс лекций этого именитого ученого, члена Буренавского Круга Толкователей и Объяснителей, и охотно потратил несколько часов, чтобы просветить нового родственника по поводу экспериментов с природным магнетизмом, прославивших мэтра Фому на весь алхимически подкованный континент.

В ночной тишине Фриолар приоткрыл черный ход «Алой розы», пробрался в кухню. Не зажигая свечи, открыл дверцу буфета, достал остатки чего-то остывшего, но, тем не менее, вкусного и принялся за поздний ужин.

Далия объявилась внезапно. Только что ее не было, и вот — шваркнула молния осветительного шара, и алхимичка в мантии, накинутой поверх ночной сорочки, стоит на кухонном пороге.

Без слов прошла, села за разделочный стол напротив Фриолара и потянула на себя остатки гусятины.

Некоторое время в кухне был слышен только звук неторопливого, достойного шевеления алхимических челюстей.

— С твоей стороны, — проворчал Фри-Фри, догладывая крылышко, — это просто тиранство — такую козу подставлять Нионе.