— Ты когда-нибудь бреешься? — промурлыкала Линн в очередном похотливом всхлипе, ощущая внутри себя энергичные движения.

Она не помнила его имени. Бэрри или Гэри, что-то в этом роде. Но сейчас это не имело никакого значения. Она познакомилась с ним на дискотеке пару часов назад и сейчас наслаждалась совокуплением, в чем только и видела смысл подобных знакомств.

Она запустила руку в его густые черные волосы и слегка вздрогнула, когда почувствовала, какие они липкие и жирные. От него разило пивом, и когда он целовал ее, это больше напоминало слюнявое чавканье, с каким тебя облизывает сенбернар. Тем не менее Линн не обращала на это внимания, упиваясь самим процессом полового акта. Одной рукой он грубо сжал ей грудь. Линн вскрикнула от боли, но партнер только хищно осклабился и с такой же силой сжал другую грудь. Ее соски затвердели, бедра стали плавно двигаться навстречу ритмичным движениям его члена.

Внезапно Линн почувствовала ноющую боль в паху, постепенно распространявшуюся по всему животу, которая отнюдь не напоминала приятную теплоту, предвещавшую оргазм. То было пугающее, уже знакомое ей ощущение, которое довелось испытать два или три раза по возвращении из больницы. Линн судорожно вздохнула, ее пронзила острая боль. Партнер решил, что она дернулась в порыве страсти, и зарычал. Линн не слышала его: все ее внимание сосредоточилось на ощущениях внизу живота, на боли, которая усиливалась с каждой секундой. Тяжесть навалившегося на нее мужского тела теперь казалась невыносимой, но, стиснув зубы, она шептала ему в ухо подбадривающие слова, пытаясь отвлечься от жжения в животе.

Бэрри, или Гэри, или как там его еще, неожиданно вынул свой орган, оставив партнершу в полной прострации, но, как оказалось, успокоился ненадолго. Мгновение спустя она ощутила его горячее дыхание сначала на левой груди, а затем и на правой. Он принялся водить языком по набухшим соскам, покусывать их до тех пор, пока они опять не стали твердыми, как камень.

Боль в животе стала еще острее. Кожа вокруг пупка сначала сжалась, потом растянулась, образовав в двух местах едва заметные выпуклости. Линн тяжело дышала, с трудом перенося это жжение в области пупка. Было ощущение, что кто-то вылил ей на живот полный чайник кипятка.

Справа от пупка внезапно возникла крупная шишка, натянув кожу так, что она чуть не лопнула, затем так же внезапно исчезла.

Мужчина стоял на коленях и глядел вниз, на ее промежность. Линн едва не закричала, когда увидела кровь.

Она ввела пальцы во влагалище и медленно вытащила их — пальцы тоже были в крови. Линн чувствовала, как все горит у нее внутри, смотрела на капающую кровь и наконец нашла в себе силы закричать.

В анатомичке было холодно, и Рэндол глубоко засунул руки в карманы брюк. От сильного запаха химикалий инспектор морщил нос, его цепкий взгляд блуждал по большой комнате с бело-зелеными стенами. В ней стояли три анатомических стола из нержавеющей стали, на самом дальнем лежало тело, прикрытое простыней. На большом пальце левой ноги у него висела бирка, на которой стояли имя и трехзначное число. Оно совпадало с номером на одной из секций холодильной установки, занимавшей всю дальнюю стену.

Над столом висели весы. Рядом лежал поднос с хирургическими инструментами, в одном из них Рэндол с содроганием узнал пилу. Он метнул взгляд на констебля полиции Фаулера, выглядевшего бледнее обычного в свете флюоресцентных ламп. Молодой полицейский смотрел на прикрытое простыней тело. Его бил озноб, и парень знал, что это не только из-за пониженной температуры помещения. В углу лаборатории находилась раковина, возле которой стоял главный патологоанатом больницы. Он вымыл руки, надел резиновые перчатки, тщательно расправив их на пальцах, чтобы сидели, как вторая кожа. Потом Рональд Поттер повернулся и двинулся к столу. Сорока лет от роду, он носил накладку из искусственных волос, прикрывавшую рано появившуюся лысину. Кое-где из-под накладки выбивались пряди немногих оставшихся у доктора собственных волос, но Рэндола в данный момент беспокоили более важные вещи, чем плохо пригнанный парик Рональда Поттера. Вместе с Фаулером инспектор подошел к столу, у которого уже стоял Поттер, сдернув с тела простыню.

Патологоанатом безучастно оглядел труп, наклонился и принялся искать на нем внешние повреждения. В задумчивости он поглаживал подбородок, изучая лежавший перед ним объект с таким же выражением на лице, с каким ребенок стоит перед открытой коробкой конфет, решая, какую бы из них взять первой.

Рэндол на секунду задержал взгляд на трупе, потом посмотрел на врача.

Фаулер, стиснув зубы, глядел в сторону, пытаясь сохранить завтрак на его законном месте — в желудке.

Тело было страшно изуродовано, особенно плечи. И у этого трупа опять отсутствовала голова. Желоб, идущий по краю стола, заполняла кровь, которая вытекла из обрубка шеи. На этот раз голову отсекли гораздо выше, насколько успел заметить Рэндол, где-то под нижней челюстью. В том месте, где должна была находиться голова, на столе лежали фрагменты челюсти и даже один-единственный зуб.

Поттер взял металлический зонд и принялся тыкать им в многочисленные порезы на шее.

— Похоже, это становится традицией, не так ли, инспектор? — спросил патологоанатом, потянувшись за лежавшим на подносе пинцетом.

— Что? — озадаченно переспросил Рэндол, пытаясь отвлечься от выворачивающего желудок зрелища.

— Я имею в виду обезглавленные трупы. — Поттер решил продемонстрировать чувство юмора. — Сколько их уже, три?

Рэндол сжал кулаки и уставился на шутника тяжелым взглядом.

— Кто-то где-то наверняка занимается коллекционированием, — не унимался Поттер. — Даже не подозревал, что у нас в Игзэме имеются охотники за головами.

— Вы кто? Патологоанатом или комедиант сраный? — вдруг зло рявкнул Рэндол. — Я хочу знать, чем его убили. Мы не на воскресном спектакле в лондонском «Палладиуме».

Теперь Поттер уставился на инспектора, и мужчины на мгновение скрестили взгляды. Патологоанатом, как ни в чем не бывало, вернулся к своей работе. Добрых десять минут он молча возился с трупом, наконец выпрямился и стряхнул капельки крови с передника.

— Насколько я могу судить, голова отделена от тела тем же орудием, что и в двух предыдущих случаях, — он сделал паузу. — С односторонним лезвием. В трех ранах обнаружены следы ржавчины. — Поттер накрыл тело простыней. — Никаких других внешних повреждений. Тот же почерк.

— В двух предыдущих случаях вы отметили обилие крови в легких, — напомнил Рэндол. — А как у этого?

Поттер вяло улыбнулся и взял в руки очередной инструмент. Он держал его перед собой, и Рэндол увидел, что это была миниатюрная циркулярная пила. Ее стальные зубчики поблескивали в ярком свете ламп.

— Давайте посмотрим, — сказал Поттер и проверил, включен ли инструмент в сеть. Пила зажужжала, напомнив Рэндолу бормашину. Патологоанатом направил вращающееся лезвие пилы в точку под грудиной, затем одним ловким движением вонзил ее в плоть, позволив визжащей стали пробивать себе дорогу сквозь кости в глубь тела. Ужасный смрад вырвался из разверзнутой груди, и оба полицейских одновременно отпрянули.

Визгливый вой пилы резко оборвался, его сменил вызывающий тошноту треск, когда врач стал ломать надпиленные ребра, выставляя на всеобщее обозрение внутренние органы. Взяв ножницы и аккуратно разрезав плевру, Поттер начал вскрывать легкие чуть ниже трахеи. Инструмент в руках мастера точно прошел сквозь оболочку легкого, выпустив прозрачную жидкость, за которой тут же последовали первые темные сгустки крови. Не обращая внимания на густой красный поток, Поттер руками раскрыл легкое сверху донизу. Рэндол напряженно сглотнул.

— Точно такая же картина, инспектор, как и в предыдущих случаях, — констатировал Поттер.

— И что же все-таки это означает? — поинтересовался Рэндол, отведя взгляд от развороченного торса. Ему хотелось курить, его пальцы беспокойно мяли в кармане пачку «Ротманса», в то время как он сам изо всех сил пытался сохранить самообладание.