— Попытаться можно.

— В таком случае, договоритесь. Объясните им, черт возьми, что это в их же интересах! Узнайте примерный срок, когда они смогут начать, и вообще все, что возможно, об их силах. И еще возьмите явку и пароль для нашего связного.

— Вы пришлете кого-нибудь? — спросил Шаворский.

— В конце месяца пришлем шаланду: нашелся отменный ловкач из контрабандистов. Связным останется тот парень, что вас нашел, Михайленко. Он, кстати, украинец и, как мне кажется, парень расторопный.

Шаворский быстро поднял голову. Переспросил:

— Вам кажется? Разве он не с вами приехал?

— Нет. Это племянник моего хозяина.

— Почему же я его не встречал? Он уже давно работает в Одессе?

— Недавно, — усмехнулся Рахуба.

— Простите, — сказал Шаворский, выпрямляясь. — Вы что, привлекли его уже в этот (приезд?

— Ну да.

— Вот как… — Шаворский откинулся к стене.

Когда он разговаривал с Алексеем в «каптерке» мадам Галкиной, тот, правда, ни разу не сказал, что прибыл вместе с Рахубой, но это как бы само собой разумелось, объясняя и его уверенную повадку, и тот странный эпизод с браунингом, о котором своему шефу подробно доложил Микоша. Теперь все это приобретало совсем иную окраску в глазах Шаворского.

— Откуда он взялся, этот парень? Кто такой?

— Бывший деникинец, — сказал Рахуба. — Настоящая фамилия — Василенко, вольноопределяющийся первого симферопольского полка. Окончил гимназию. По всем статьям подходящий человек.

— А на подпольной работе давно?

— Нет, кажется, недавно. Но парень с мозгами.

— Недавно… —повторил Шаворский и острыми желтыми зубами прикусил верхнюю губу, — Странно, очень странно…

— Что вам показалось странным?

— На подпольной работе недавно, а ухватки у него вполне профессиональные.

— В чем это выразилось?

— Да так, знаете… С моими боевиками разговаривал свысока. Когда те спросили пароль, отказался отвечать: подавайте, мол, кого-нибудь постарше. Пистолет им свой швырнул… Словом, что называется, за горло взял Да и я так понял, что он приехал вместе с вами.

— Он сам так сказал?

— Нет, прямо не говорил, но это следовало из его поведения. Да знай я…

Рахуба неожиданно засмеялся беззвучным вздрагивающим смешком.

— Вот именно, — проговорил он, — знай вы, что он обыкновенный посредник, а тем более недавно завербованный, вы бы ему такую проверочку устроили — не дай бог! А мне каждая минута была дорога. Нет, парень не промах! И для этого не надо быть профессионалом, достаточно голову на плечах иметь… Впрочем, — добавил Рахуба, видя, что доводы его не подействовали и что-то продолжает тревожить бывшего контрразведчика, — испытать и сейчас не поздно. Я и сам считаю, что лишняя проверка не повредит.

— Так и придется сделать, — холодно сказал Шаворский. — Оптимизма вашего, господин полковник, не разделяю. У нас слишком тяжелый опыт общения с чрезвычайкой: три провала за одну только последнюю неделю.

— Пожалуйста, — согласился Рахуба, — не возражаю.

Когда через полчаса Шаворский вышел из каморки, Алексей, Микоша и Золотаренко мирно беседовали, сидя за кухонным столом. Микоша жаловался на боли в печени, возникшие «по причине перебора в смысле выпивки», и с интересом выслушивал советы Золотаренко и Алексея. Он уже успел вернуть Алексею браунинг и проникнуться уважением к его познаниям по части медицины.

— Пошли, — сказал ему Шаворский, — скоро рассветет. — И дружески улыбнулся Алексею: —До завтра.

За дверью Микоша проговорил негромко, но, видимо, с расчетом, чтобы Алексей услышал:

— А мужик-то оказался ничего, простой…

Шаворский ему не ответил.

Весь следующий день Рахуба был чем-то озабочен. Казалось, он чего-то ждал. Золотаренко и Алексею было приказано никуда из дому не отлучаться.

Рахубе заметно полегчало, он уже мог самостоятельно передвигаться по кухне. Жене Золотаренко он дал денег и послал на рынок, велев купить «что-нибудь посъедобнее». Она принесла связку скумбрии, три плитки жмыха и тонкий ломтик свиного сала.

— Довели Россию комиссары, — хмыкнув, сказал Рахуба, — скоро собственные локти будут глодать!…

Обедали вместе на кухне. Рахуба дотошно расспрашивал Алексея о его пребывании в банде братьев Смагиных.

Алексей отвечал без запинки: историю банды он знал хорошо. Даже слишком…

Полтора года назад он сам разрабатывал план ее уничтожения и сам же проводил на эту операцию тоненькую девушку со строгими глазами — единственную девушку, которую любил. Маруся Королева, девятнадцатилетняя чекистка, была зарублена бандитами в деревне Белая Криница на Херсонщине. Там и похоронили Марусю па степном взгорье, и смерть ее непреходящей горечью утраты выделяла в памяти Алексея эту операцию среди десятков других, в которых ему довелось участвовать…

После обеда Рахуба убрался в каморку и не вылезал до вечера. Когда стемнело, позвал Алексея.

— Что-то неладно, — сказал он. — Шаворский еще днем должен был прийти или прислать кого-нибудь.

Он помолчал, пожевал губами и неуверенно, будто ожидая совета, проговорил:

— Не знаю, что думать. Не случилось ли чего?…

— Может, сходить разведать? — предложил Алексей, чувствуя, что именно этого предложения ждет от него Рахуба.

— Куда ты пойдешь?

— Куда скажете…

Рахуба потер вертикальную складку на лбу, искоса взглянул на Алексея и, насупив брови, потушил острый испытующий блеск в глазах.

— Черт его душу ведает! С одной стороны… Хотя сидеть здесь и ждать у моря погоды тоже не слишком умно. Пожалуй, и правда, сходи выясни, что там такое.

— Куда?

— На Новобазарную, куда же еще… Только смотри, как бы хвост не прицепился. Подожди, — остановил он направившегося к двери Алексея, — не задерживайся там. Узнаешь — сразу назад. Сколько тебе времени надо?

— За час обернусь.

Рахуба достал часы.

— Без четверти десять, — сказал он. — Буду ждать два часа. Потом уйду…

— Ладно.

Над городом висели тучи. Воздух был душен, сжат, (пропитан ароматом сирени и цветущего каштана. Когда Алексей подходил к Новобазарной, посеял мелкий дождик. Пресный запах смоченной пыли заглушил все другие запахи, и улицы наполнила чуткая, шелестящая дождем тишина.

…Алексей постучал в оконную раму. Никто не отозвался. Окна мадам Галкиной были изнутри заложены ставнями. Алексей подождал и стукнул еще раз, посильнее. И снова ни звука в ответ.

«Может, они в каптерке?» — подумал он.

Нащупывая ногами ступени, спустился с крыльца, подошел к воротам. Они были заперты. Крепкие дубовые створки вплотную пригнаны к подворотне—ни сверху, ни снизу не пролезть. А стучать нельзя: еще соседей перебудишь.

Он попытался вспомнить, каков из себя двор. Насколько удалось разглядеть вчера ночью, между флигелями находилась какая-то изгородь. Значит, должен быть подход с соседней улицы, через смежные дворы.

Он отошел от ворот и направился к перекрестку. Миновал дом номер шесть, еще дом и вдруг замер на месте: на углу, перегораживая тротуар, чернели две мужские фигуры. Обманутый темнотой, Алексей заметил их слишком поздно, когда до незнакомцев оставалось всего пять-шесть метров.

— Стой! — сказали ему. — Не шевелиться! Кто такой?

На одном из мужчин была кожанка: тусклый блик лоснился на его рукаве, ломаясь у локтевого сгиба, и в первый момент Алексей подумал: «Наши! Чекисты!…»

Тотчас же мысли вихрем закружились у него в голове: почему они здесь?… что случилось? … неужели Оловянников еще каким-то путем обнаружил явку мадам Галкиной и уже ликвидировал ее? Зачем?! Теперь все, что с таким трудом удалось сделать: влезть в доверие к Рахубе, найти явки, прилепиться к Шаворскому, стоять на самом пороге большого контрреволюционного подполья, — все летит к дьяволу! Вот тебе и Оловянников— «легендарный оперативник»! Да и засада какая-то неумная: почему на улице, почему не в квартире?…