– Ты даже не знаешь наверняка, входил ли он в банду «Солдадос».

– Верно. Я знаю одно: он приложил массу усилий за последние годы, чтобы не засветиться на радарах. Переезжал, менял имена. Даже если он не мой Лино, все равно криминальное прошлое у него есть.

– Ты ее финансы проверяла? – спросил Рорк и пригубил вино, которое бармен налил в его бокал. – Очень мило, – одобрительно кивнул он.

– Проверила все, что могла, без юридических оснований. Ничего примечательного, никаких подозрительных доходов. Она живет по средствам, работает официанткой. У нее большой стаж.

– Ты говоришь, она работала в ресторане Ортица, пока жила по нашу сторону моста.

– Точно. И эту связь нельзя игнорировать, ее надо внимательно изучить. Она снова вышла замуж, переехала сюда. Родила второго ребенка. Первые два года сидела дома, получала пособие на ребенка, потом пошла работать в эту пиццерию. Сын учится в муниципальной школе – там все тихо, никаких проблем. У нее небольшой сберегательный счет. Ничего выдающегося. Муж – медик, уголовного досье нет. У них есть закладная на дом, машина куплена в кредит, все как обычно. Все нормально.

К ним подошла женщина-метрдотель.

– Ваш стол готов. Прошу вас, следуйте за мной, ваше вино мы принесем. Отличный выбор, – добавила она. – Надеюсь, вам понравилось.

Когда они сели за стол, помощник официанта, молодой парнишка, принес на подносе их вино и бокалы.

– Вас сегодня обслуживает Тереза. Сейчас она придет.

– Как здесь пицца? – спросила его Ева. Он расплылся в улыбке.

– Лучше нигде не найдете. Сегодня ее делает мой брат.

– Забавно, – заметила Ева, когда они остались одни. – Семейные рестораны. Еще одна точка пересечения. Она работала в семейном ресторане Ортица, потом переехала сюда и опять поступила на работу в солидный семейный ресторан.

– Это то, что ей знакомо, – пожал плечами Рорк. – Наверное, ей это нужно. Первый муж ее бросил, а до этого обращался с ней скверно. Ты говоришь, были жалобы на домашние скандалы. Первого ребенка она родила очень рано, и он тоже сбежал от нее. Во всяком случае, сбежал из дома. А теперь она опять стала членом семьи, звеном в цепи. Вид у нее довольный, – добавил он, увидев, что Тереза направляется к их столу.

– Добрый вечер. Хотите начать с чего-нибудь легкого? Жареные артишоки сегодня чудо как хороши.

– Нет, мы начнем прямо с пиццы. С перцем, – торопливо сделал заказ Рорк, прекрасно понимая, что стоит ему промедлить, как Ева начнет прямо с допроса.

– Пойду отдам ваш заказ. Сию минуту.

Тереза двинулась к кухне, но остановилась по дороге, когда кто-то из обедающих тронул ее за руку. Она улыбнулась, произошел быстрый оживленный обмен репликами. Значит, за столом завсегдатаи, поняла Ева.

Итак, Терезу здесь любят. Она пользуется успехом. И она хорошо работает.

– Продолжай в том же духе, – предупредил Рорк, и через две минуты половина ресторана будет знать, что ты коп.

– А я и есть коп. – Но Ева перевела взгляд на него. – Если она такая и есть, какой кажется, держу пари: она поддерживает связь с семейством Ортиц. Интересно, была ли она на похоронах? Грасиелла Ортиц дала мне список тех, кто там был, но имени Терезы там нет.

– А надписи на венках ты проверила? Карточки с соболезнованиями?

– Гм… Я их просмотрела… тогда, с самого начала. Но я не искала Терезу Франко из Бруклина. Мира считает, что убийца обязательно захочет покаяться – своему исповеднику.

– Это может стать проблемой.

– Да, может, – согласилась Ева. – С Билли было просто. Он действовал в порыве, его праведная вера подпиралась похотью. Он знал, что я знаю, и просто рухнул под чувством вины. Если убийца Лино сознается Лопесу или Фримену, все завязнет. Они используют тайну исповеди. Они в это верят.

– А ты нет, – подсказал Рорк.

– Конечно, нет! Если ты сознаешься в убийстве, человек, которому ты сознался, обязан доложить об этом властям.

– Ты все видишь в черно-белом свете.

Ева нахмурилась, глядя в бокал с вином.

– А в каком свете я должна видеть? В бордовом? Мы же не случайно разделяем церковь и государство! Я так и не смогла понять эту отмазку насчет тайны исповеди. Как она проскользнула через границу, почему мы не должны ее нарушать. – Ева схватила одну из хлебных соломинок, торчащих из высокого стакана. – Я не хочу зависеть от какого-то исповедника, от того, сумеет он убедить убийцу прийти с повинной или нет. И не говори мне о Билли. Бесхребетный слизняк, святоша, трусливый лицемер, убил и тут же наложил в штаны. Все сводится к этому. – Она откусила кончик соломинки. – Но убийца Лино? Он все тщательно обдумал, проработал, у него серьезный, глубоко скрытый мотив. Может, месть, может, корысть, может, самозащита или защита другого человека, но это нечто основательное, а не трепотня Билли насчет спасения душ.

– Согласен, но меня поражает твое нетерпимое отношение к религии.

– Ее слишком часто используют как оправдание, как козла отпущения, как оружие, как отмычку. Многие люди, может, даже большинство, ни во что не верят, просто делают вид, когда им это нужно. Не то, что Люк Гудвин или отец Лопес. Они верят всерьез. Они этим живут. Стоит на них взглянуть, и все сразу видно. Может, поэтому так тяжело выслушивать трепотню. Не знаю.

– А убийца? Он верит всерьез?

– Мне кажется, да. Вот поэтому повесить его будет куда труднее, чем Билли. Он верит всерьез, но он не фанатик, не сумасшедший. Будь он маньяком, было бы продолжение, новые трупы, какое-то послание… – Ева вдруг сообразила, что убийство – неподходящая тема для разговора за ужином, и замолчала. – Да, я тебе не рассказывала, как сегодня разнимала драку?

Рорк окинул ее критическим взглядом.

– Успешно, надо полагать, поскольку видимых повреждений я не замечаю.

– Одна дрянь меня укусила. – Ева коснулась плеча. – Отличный отпечаток зубов, хоть опознание проводи. Подрались из-за сумки, это не было ограбление. Распродажа сумок, фирма Ларош.

– О да, это очень популярная фирма. Сумки, чемоданы, обувь.

– Я бы сказала, эти две дуры готовы были загрызть друг друга насмерть из-за розовой сумки. Хозяйка магазина назвала этот цвет «пион». Что, черт побери, такое «пион»?

– Цветок, – кротко ответил Рорк.

– Сама знаю, что это цветок. – Знала ли она? Ева не была твердо уверена. Может, только что узнала. – Ну и что это должно означать?

– Я полагаю, это более точное определение цвета, который ты определила как розовый.

– Я рассказала об этом Мире, и у нее глаза заблестели. Она сразу же позвонила в магазин и купила сумку. Тут же на месте.

Рорк засмеялся, откинувшись на спинку стула, и тут Тереза принесла им пиццу.

– Не буду желать вам приятного вечера, вижу – он у вас и так приятный, но надеюсь, вам понравится пицца. Дайте знать, если вам еще что-нибудь понадобится.

Ева наблюдала, как Тереза работает. Двигается, обслуживает столики, улыбается, болтает с клиентами. Принимает и передает на кухню заказы.

– У нее рука набита. Привычное дело. Знает людей – персонал и клиентов. Не похожа на женщину, хранящую страшный секрет. – Прикинув, что пицца уже достаточно остыла и не обожжет нёбо, Ева отрезала и съела кусочек на пробу. – Правду она сказала: чертовски хорошая пицца.

– Да, действительно. Она также не производит впечатления женщины, которая стала бы биться насмерть из-за дизайнерской сумки розового цвета.

– Думаешь? – спросила Ева. – А почему?

– Добротные, практичные туфли, украшения, со вкусом подобранные, но неброские. Она носит обручальное кольцо, – добавил Рорк. – Иными словами, она привержена традициям. У нее короткие ногти, ухоженные, но без лака. Хорошая кожа и – во всяком случае, на работе – минимум косметики. Держу пари: она из тех женщин, кто следит за собой и любит хорошие, прочные вещи. О вещах она тоже заботится, бережет их.

Ева улыбнулась ему, откусив еще кусок пиццы.

– У тебя взгляд копа.

– Это невоспитанно – высмеивать меня, когда я угощаю тебя ужином. Я также готов поспорить, что сумка у нее под стать туфлям – добротная и практичная. И она была бы поражена не меньше, чем ты, доведись ей узнать, что кто-то способен укусить копа из-за сумки розового цвета.