Ожидание подкрепления на Мадагаскаре затягивалось. Чтобы ограничить японцам время для подготовки к «встрече» русской эскадры, Рожественский назначил рандеву с Небогатовым на 26 апреля недалеко от бухты Ванг-Фонга и двинул свою огромную флотилию через Индийский океан. В ночные часы среди бескрайних океанских просторов эскадра напоминала своими разноцветными ходовыми огнями сказочный город. И если бы не чувство напряжённого ожидания предстоящей жестокой развязки, этот поход мог бы сойти за увлекательное путешествие. Но суровая действительность постоянно напоминала о себе. Трудности были невероятными, помощи ждать было неоткуда. Даже союзники-французы не дали эскадре (9 апреля) передохнуть в своей бухте Камп-ранг, заставили её покинуть порт, боясь осложнений с японцами.[939]
После встречи с Небогатовым, корабли которого лишь незначительно увеличили силы русских, объединённая эскадра направилась на север, к месту гибели, держа курс на Корейский пролив. Немецкие угольщики, снабжавшие эскадру, боялись проникать в воды восточных морей после японского предупреждения, и русская эскадра шла дальше, перегруженная углём сверх всякой меры.
Японцы, узнав, что русская эскадра направилась, не меняя курса, на Корейский пролив, сосредоточили у Цусимских островов три эскадры и — для более успешных действий — разделили каждую ещё на два-три отряда. Корабли у них были в основном новые, построенные по последнему слову техники.
«…Один броненосец „Микаса“, водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн — колосс, равного которому нет во всей русской армаде, — пишет Г. Халилецкий. Далее он красноречиво характеризует японские преимущества. — …Да, Европа уж расстаралась для ниппонской империи! Пушки на японских кораблях — систем, подозрительно похожих на германские, навигационные приборы — близнецы британским, аппараты для… минных атак, говорят, до этого были запатентованы в Северо-Американских Соединённых Штатах. Даже лоции, если их сличить с теми, которые отпечатаны в Лондоне, отличаются только разве тем, что вместо строчек английских названий — на них узкие столбики иероглифов…»[940]
А вот что говорит о преимуществе вооружения японского флота С. М. Белкин в своей книге «Рассказы о знаменитых кораблях»:
«…Японцы располагали мощными фугасными снарядами, обладавшими сильным взрывным действием, и расстреливали наши корабли от 5,5 до 17,5 км. (По словам самого адмирала Небогатова наши снаряды взрывались только в 25 %.) Кроме того, японские были скорострельнее, если русские могли в минуту произвести 134 выстрела, то японцы до трёхсот. В японских снарядах было больше взрывчатки. А в качестве стрельбы (преимущество) было ещё значительней. Русские выстреливали в минуту около 200 кг взрывчатого вещества, в то время как японцы до 3.000 кг».[941]
Японцы ждали русскую эскадру ещё в январе, и у них было предостаточно времени на подготовку к решающему сражению.
12 мая, не доходя до острова Чеджудо, перед Корейским проливом от русской эскадры были отделены шесть транспортов, в том числе три торговых судна добровольного флота. Их отправили в сопровождении крейсеров «Днепр» и «Рион» в обратный путь. Теперь, перед боем, они были лишней обузой боевым кораблям. В тот же день эскадра направилась к восточному проходу Корейского пролива между Японией и Цусимскими островами. В ночь на 14 мая она прошла сторожевую линию японцев без огней, но два освещённых госпитальных судна выдали японцам маршрут её движения.
Утро над проливом вставало хмурое, неспокойное. Пелена тумана, клочьями висевшая над водой, начинала рассеиваться. Экипаж эскадры жил тревожным ожиданием нападения японцев.
Дальнейший ход событий лучше проследить глазами самих участников Цусимского сражения — на основании документов, дневников и воспоминаний. Вот как описывает этот бой очевидец, находившийся на крейсере «Аврора».
«…После того, как расстрелянный флагман „Князь Суворов“ огромным горящим костром вывалился из строя, на смену ему явился броненосец „Александр III“, с именем которого навсегда останутся связанными наиболее жуткие воспоминания об ужасах Цусимы… На этот броненосец обрушился весь огонь двенадцати японских кораблей. А он, приняв на себя всю тяжесть артиллерийского удара, ценою своей гибели спасал остальные наши суда… сильно накренившись, он вышел из строя. Вид у него в это время был ужасный: с массой пробоин в бортах, разрушенными верхними надстройками, он весь окутался чёрным дымом. Из проломов, из кучи разбитых частей вырывались фонтаны огня. Казалось, что огонь вот-вот доберётся до бомбовых погребов крюйт-камер и корабль взлетит на воздух… Достаточно было ему подвергнуться ещё нескольким ударам крупнокалиберных снарядов, чтобы окончательно лишиться последних сил. На этот раз он выкатился влево. Очевидно, у него испортился рулевой привод, руль остался положенным на борт. От циркуляции получился сильный крен. Вода, разливаясь внутри броненосца, хлынула к накренившемуся борту, и сразу всё было кончено…
С крейсеров „Адмирал Нахимов“ и „Владимир Мономах“, следовавших за броненосцем, видели, как он повалился набок, словно подрубленный дуб. Многие из его экипажа посыпались в море, другие, по мере того как переворачивалось судно, ползли по его днищу к килю. Потом он сразу перевернулся и около двух минут продолжал плавать в таком положении. К его огромному днищу, поросшему водорослями, прилипли люди, полагая, что он ещё долго будет так держаться на поверхности моря, на него полезли и те, которые уже барахтались в волнах. Издали казалось, что это плывёт морское чудовище, распустив пряди водорослей и показывая рыжий хребет киля. Ползающие на нём люди были похожи на крабов.
Оставшиеся корабли, сражаясь с противником, шли дальше.
Свободно гудел ветер, уносясь в новые края. Там, где был „Александр III“, катились крупные волны, качая на своих хребтах всплывшие обломки дерева, немые призраки страшной драмы. И никто и никогда не расскажет, какие муки пережили люди на этом броненосце: из девятисот человек его экипажа не осталось в живых ни одного».[942]
Когда броненосец «Александр III» вышел из строя и стал тонуть, «…За главного остался „Бородино“. Отстреливаясь, он шёл вперёд, едва управляемый оставшимися мичманами… Японцы и на этот раз применили к русским первоначальную свою тактику — бить по головному кораблю. До сих пор „Бородино“, несмотря на повреждения и большие потери в людях, держался стойко. На нём ещё действовали кормовая двенадцатидюймовая башня и три шестидюймовые башни правого борта. Подводных пробоин корабль, по-видимому, не имел. Но теперь под залпами шести неприятельских кораблей энергия его быстро истощалась. Казалось, на него обрушились удары тысячепудовых молотов. Он запылал как деревянная изба. Дым, смешанный с газами, проникал во все верхние отделения…
Наверху из строевого начальства не осталось ни одного человека… Куда он (корабль) держал курс? Неизвестно… Пока на нём исправно работали машины, он просто шёл по тому румбу, на какой случайно был повёрнут. А вся эскадра… плелась за ним, как за вожаком… Вдруг броненосец весь затрясся от попавшего в него неприятельского залпа и стал быстро валиться на правый борт…» (Из рассказа единственного спасшегося матроса.)[943]
Дальше об этой трагедии повествуют авроровцы: «„Бородино“, опрокинувшийся вверх килем, уже не казался грозным броненосцем, вооружённым почти шестьюдесятью орудиями. Его днище, покрытое ракушками, скорее напоминало днище огромной старой баржи, отжившей свой век.
Мощный корабль — настоящий бронированный город с сотнями людей на борту — ушёл в пучину Цусимского пролива. Вода сомкнулась над ним, над гигантской братской могилой». (Из 900 человек экипажа… только одному матросу суждено было остаться в живых. Вырвался из подводной могилы матрос Семён Юшин.)[944]
