Когда лейтенанты хотели, было уже уходить выполнять приказ, задержал на пару минут лейтенанта Анкарройтца.

– Если шнява и галеон разбиты настолько, – молвил Карл Лёве, опуская глаза в пол (приказ был очень ему не приятен), – что их нельзя спасти. Попытайтесь мой друг снять с них все, что удастся, а затем наши парусники сжечь.

Лейтенант кивнул и ушел. Командор тяжело вздохнул. Когда придется реляцию, решил он, то, не о каком русском Рябове упоминать не будет. Пусть его обвинят в чем угодно, а не в глупости, которую Карл волей случая совершил, поверив лоцману.

Юхан Ален разглядел четыре шлюпки, шедшие под парусами от «Варберга». Выругался. Не этого он ожидал. Когда пришедший в себя капитан Вахтмайстер обстреливал русскую крепость, уже из легких орудий, командор вместо того, чтобы идти оставшимися парусниками на помощь, посылает четыре шлюпки.

Вахтмайстер оказался тут как тут. Выхватил из рук лейтенанта подзорную трубу и посмотрел на подмогу и то же выругался.

Русские стреляли, и казалось, что еще немного и шнява вспыхнет. Капитан плюнул с досады и вернулся к артиллеристам. Скинул с себя пропотевший камзол и занялся работой наводчика. Несколько точных выстрелов и в бастионе образовался проход. Туда бы десант, а где его взять, когда всего четыре шлюпки. А в них от силы шестьдесят солдат. Перебьют их, вон сунулись на остров, а там мужики. Здесь же кроме мужиков еще матросы, солдаты, монахи – люди, на святыни которых покусились, а такие любому горло перегрызут.

У трапа забил барабан. Вахтмайстер пожал плечами – зачем. Махнул рукой пушкарю.

– Продолжай стрелять, – приказал и направился туда.

На палубу поднялись два офицера. Оба в чистых мундирах. Такие пороха еще не нюхали. Командор явно рисковал, посылая их.

– Ну? – Прокричал им капитан, приближаясь. – Где фрегаты? Мы тут гибнем, а командор высылает нам четыре шлюпки! Не ужели он считает, что этого хватит для победы?!

– Мы присланы… – начал, было, лейтенант Мурена (его Вахтмайстер узнал). Правда, вновь прибывшему договорить не дал:

– Лучше берите солдат, да к пушкам. У нас людей мало, и каждый сейчас на вес золота…

– Капитан вы не дали договорить, – молвил второй офицер. – Командор приказал, если парусники разбиты на столько, что их не спасти. Снять все, что можно! А корабли сжечь.

– Сжечь! – вскричал Вахтмайстер.

– Сжечь. – Заверил его офицер, – я так понимаю, что четырьмя шлюпками нам это не удастся. Да и корабль горит.

Лейтенант Анкарройтц оказался прав. Шнява пылала – русские сделали свое дело. Лейтенант Юхен Ален пробежал в сторону юта и дал приказ горнистам играть отход. Те подняли трубы к небу, но в свисте пламени трудно было расслышать сигнал.

Между тем пламя начало лизать бушприт галеона. Матросы на нем уже и не думали о спасении судно. В спешке они садились на шлюпки. И теперь подняв паруса, пытались выйти из сражения.

Между тем капитан Вахтмайстер молчал: он слушал, как грохотала русская батарея.

Мурена дал сигнал рукой, и вот Ален и Анкарройтц тащили своего капитана к шлюпке. И вскоре они отходили под едким дымом прочь от оставленных кораблей.

Генрих Рифлей (один из семи англичан, что согласились участвовать в обороне крепости) неспешно шел по выносному валу, покуривая трубку. Остановился у старенькой пушки, названой в честь лесного животного «Волк», той, что еще со времен отца Петра Алексеевича сюда была привезена. Засучил рукава обгорелого кафтана, обнажил сильные белые, поросшие рыжим пухом руки. Приказал подручному пушкаря, что остался во время сражения с орудием один на один (напарник его убит был), банить ствол. Тому лет вон восемнадцать стукнуло, и не обучил его товарищ прицельный огонь вести, так и сидел бы у «Волка» взявшись за голову и в растерянности. А тут иноземец, на вид важный и явно умевший обращаться с пушками. Тот приказал, а подручный тут же вскочил, схватил банник, потом подал картуз с порохом, затем ядро. Рифлей все сделал сам. Прицелился, выждал, потом сам себе скомандовал: пли! – вжал фитиль в затравку. Ядро с визгом пробило обшивку корабля.

Подручный окатил ствол уксусом, и уже начал готовить второй заряд. Генрих же выпустил в воздух колечко дыма, произнес:

– Ошень добрий пушка!

Где-то в глубине крепости, у креста заложенной церкви монах служил панихиду. Несколько старух стояло возле него, держа в руках свечи.

И складывалось такое ощущение, что длившееся уже более двенадцати часов сражение никогда не кончится. Капитан-командор даже за голову схватился, отчего треуголка соскочила и упала на землю. Было видно, как на помощь шведам шли четыре шлюпки. Но ситуация изменилась кардинально, это Ремизов разглядел уже в подзорную трубу. Прибывшие на помощь офицеры, уговорили капитана шнявы, покинуть парусник.

Еще несколько точных выстрелов со стороны крепости, и вот экипажи шведских кораблей, уже удирали из устья Северной Двины.

– На абордаж! – скомандовал Ремизов, когда солдаты под командой все того же Георгия Животовского побежали к карбасам. – Сохранить корабли. – Прокричал капитан-командор им вслед.

Животовский повернулся и отсалютовал саблей. Запрыгнул в карбас, который тут же был двумя солдатами оттолкнут от берега. Вскоре над шнявой, а затем и галеоном взвился русский флаг.

– Виктория! – Прокричал Ремизов, делая выстрел из пистолета в воздух.

Ельчанинов дожидаться окончания сражения не стал. После того, как пропал из поля зрения второй шар, он дождался когда его спустят на землю. Потом подскочил к Ивашке и, взяв его за полы кафтана, произнес:

– Бери лошадей и ищи мне Золотарева. Если с ним что-нибудь случится, государь мне голову оторвет.

Бывший разбойник интересоваться не стал, за что простому сержанту такая честь. Кивнул и побежал в сторону привязи. Сам же Силантий Семенович направился в избу. Открыл дверь и присел на лавку. За последние несколько часов он сильно устал. Князь уже понял, что Андрей, верно, указал, как будут разбиты шведы сегодня.

Шведский флот возвращался домой. На обратном пути в порыве гнева было сожжено несколько деревень. А сам Карл Х. Лёве не находил себе места. Он все чаще и чаще стал ходить из угла в угол своей каюты, обдумывая, чтобы написать в реляции государю.

Через два дня после баталии, зарядил мелкий холодный дождь.

Князь Силантий Семенович Ельчанинов проснулся раньше обычного. Оделся, позавтракал и посмотрел в окно.

– М-да, – вздохнул он. – Как там Андрей, – прошептал, – вон и Ивашка пропал.

Отправившись на поиски Золотарева, он так и не вернулся. А эстонца найти нужно. Вывод один ехать нужно самому.

Вышел в сени. В сундуке у Евдокии среди разного тряпья, отыскал небольшую котомку. Пихнул в нее небольшой топор, что валялся у входа и вернулся в горницу. Подошел к столу, отрезал большой ломоть от каравая, немного подумал, а затем проделал такую же операцию и с куском сала. Потом все это плюс нож последовали в котомку. Прошелся в светелку, взял прислоненный к стене, мушкет Яшки. Собрался, было уже уходить, но передумал. Окинул взглядом комнату. Нашел оставленный пистоль. Проверил, заряжен ли он. Запихнул за пояс. Накинул плащ и вышел на крыльцо.

– Не порядок это, – пробормотал князь, – а посидеть на дорожку. Чтобы не тратить время даром, извлек из кисета трубку и закурил. Дверь скрипнула, и на крыльцо вышел Кольцо.

– Силантий Семенович, – молвил он, – возьми меня с собой. Вдвоем это сподручнее…

– Да нет Яша, я уж как-нибудь один.

– Ну, как знаешь князь, как знаешь, – прошептал служивый, присаживаясь рядом на лавку. – А то смотри, мне собраться не долго.

Князь ничего не сказал, на секунду задумался, словно пытаясь решить головоломку, наконец, не выдержал и выпалил:

– Ладно. Возьму я тебя. – И увидев, как радостно вспыхнули огоньками глаза Яшки, добавил, – но, только до причала. Если удастся найти коч, что согласится отвести меня вниз по Двине, ты потом отведешь коня моего обратно, ну, а если…