Если бы я могла, я бы сейчас с удовольствием ударила его.

За него драться, черт возьми!

— Я тебе весьма признателен. Я был идиотом, считая Рене верным другом.

Он чувствовал, что его предали.

Тут вошла Арлена, чтобы жизнь совсем медом не казалась.

Она была совершенно потерянной. Рыжие волосы были спутаны, на ней не было макияжа, одежда была подобрана наугад. Я никогда не видела Арлену без уложенных волос и яркого макияжа.

Она посмотрела на меня — о Господи, когда же я снова смогу выдерживать такое — и на секунду ее лицо окаменело, но когда она внимательно посмотрела на меня, гранит рассыпался.

— Я была так зла на тебя, я не верила, но теперь я смотрю на тебя и… что он наделал! Ох, Сьюки, простишь ли ты меня когда-нибудь?

О Господи, как я хотела, чтобы она ушла. Я попыталась внушить это Джейсону, и на сей раз передача удалась, потому что он положил руку ей на плечо и вывел ее из палаты. Пока они дошли до двери, Арлена разрыдалась.

— Я не знала… — повторяла она, едва соображая, что говорит. — Я просто ничего не знала!

— Черт, я тоже ничего не знал! — мрачно сказал Джейсон.

Попытавшись проглотить деликатесного зеленого желатина, я задремала.

Самым большим развлечением дня стала попытка более или менее самостоятельно добраться до ванны. Я десять минут просидела в кресле, после чего была вполне готова вернуться в кровать. По пути посмотрела на себя в зеркало, которое лежало на каталке, и пожалела об этом.

У меня была небольшая температура, я дрожала, кожа стала крайне чувствительной. Лицо приобрело сине-серый цвет, а нос раздулся в два раза. Правый глаз распух и был почти закрыт. Я вздрогнула, и даже это причинило мне боль. Мои ноги… о нет, мне не хотелось даже проверять, что с ними. Я осторожно легла и стала мечтать о том, что этот день наконец закончится. Может, дня через четыре я буду чувствовать себя просто великолепно! Работа. Интересно, когда я вернусь на работу?

Меня отвлек тихий стук в дверь. Еще один проклятый посетитель. На этот раз мне даже незнакомый. Пожилая дама с голубыми волосами и в очках с красной оправой вкатила с собой тележку. На даме была желтая блуза, которую должны были носить на работе представительницы добровольного общества помощи больнице под названием «Солнечные дамы».

На тележке стояли цветы для больных нашего крыла.

— Я привезла к вам самые наилучшие пожелания! — жизнерадостно сказала дама.

Я улыбнулась, но, кажется, не совсем удачно, поскольку жизнерадостность дамы резко убавилась.

— Это для вас, — сказала она, поднимая растение в горшке, перевязанное красной ленточкой. — Вот и карточка, милочка. Так, что тут еще для нас… — На сей раз это был букет из розовых бутонов розы, розовых гвоздик и каких-то белых цветочков. К нему также прилагалась карточка. Осмотрев тележку еще раз, дама заявила: — Ну не счастливая ли вы? Вот и еще один!

Средоточием третьего приношения был диковинный красный цветок, какого я никогда в жизни не видела. Он был окружен сонмом других, более знакомых цветов. Я с сомнением взглянула на последний букет. «Солнечная дама» вручила мне карточку и к нему.

После того, как она удалилась, улыбаясь, я открыла небольшие конверты, мрачно заметив, что в хорошем настроении двигаться несколько легче.

Растение в горшке было от Сэма «и всех сослуживцев у Мерлотта», как гласила карточка, написанная Сэмом. Я прикоснулась к глянцевитым листьям и задумалась, куда поставлю его, когда вернусь домой. Букет был от Сида Матта Ланкастера и Элвы Дин Ланкастер. Композиция с редкостным красным цветком (мне показалось, что этот цветок выглядит почти непристойно, как интимная часть женского тела) был, несомненно, самым интересным из трех. Я с любопытством открыла карточку. Там стояла только подпись: «Эрик».

Но мне и этого вполне хватило. Откуда он знает, что я в больнице? Почему нет вестей от Билла?

Отведав на ужин деликатесного красного желатина, я на пару часов уставилась в телевизор, раз уж читать все равно было нечего, если бы мне это и удалось. Синяки расцветали с каждым часом, я чувствовала себя истощенной до предела, хотя за весь день я только дошла до ванной, да пару раз прошлась по комнате. Я выключила телевизор и перевернулась набок. Я заснула, и во сне боль моего тела обратилась в кошмары. Я мчалась по кладбищу, в страхе за свою жизнь, спотыкаясь о камни, падая в отверстые могилы, наталкиваясь на лежащих в земле людей, которых я знавала: на отца и мать, бабушку, Маудет Пикенс, Дон Грин и даже друга моего детства, который погиб на охоте. Я искала определенное надгробие, если мне удастся его найти, я окажусь дома, свободной, в безопасности. Все они вернутся в свои могилы и оставят меня в покое. Я перебегала от одного надгробия к другому, прикладывая руку к каждому из них, надеясь, что оно окажется нужным. Я плакала.

— Любимая, ты в безопасности, — возник знакомый спокойный голос.

— Билл, — пробормотала я. Я обернула лицо к камню, к которому еще не прикасалась. Мои пальцы коснулись надписи «Вильям Эразм Комптон». Я распахнула глаза, словно меня окатили холодной водой. Мне пришлось глубоко вдохнуть, вскрикнув, по горлу прокатилась волна боли. Я глотнула воздуха, боль от кашля, отдавшаяся во всех сломанных костях, завершила мое пробуждение. Под мою щеку проскользнула рука, и прохладные пальцы создали чудесное ощущение на разгоряченной коже. Я попыталась не заскулить, но какой-то звук все же вырвался сквозь стиснутые зубы.

— Повернись к свету, милая, — сказал Билл, легко и небрежно.

Я спала спиной к свету, который оставила сестра в ванной. Теперь я послушно повернулась на спину и посмотрела на своего вампира.

— Я убью его, — прошипел Билл, с простой уверенностью, которая заставила меня вздрогнуть.

В комнате хватило бы напряжения, чтобы отослать целую толпу слабонервных за транквилизаторами.

— Привет, Билл, — проскрипела я. — Я тоже рада тебя видеть. Где ты пропадал? Спасибо, что ответил на мой звонок.

Это отрезвило его. Он моргнул, и ощутила усилие, с которым он заставил себя успокоиться.

— Сьюки, — сказал он. — Я не стал звонить, потому что хотел рассказать обо всем сам. — Я могла различить выражение его лица. Если бы мне пришлось делать фотоснимок, я бы сказала, что он был горд собой.

Он замолчал и осмотрел меня.

— Мне не больно, — послушно проскрипела я, протягивая к нему руку. Он поцеловал ее, склонившись надо мной так, что по моему телу пробежала легкая дрожь. И поверьте, что легкая дрожь — это куда больше, чем то, на что я была способна по собственному представлению.

— Расскажи, что с тобой было? — попросил он.

— Тогда наклонись ко мне, чтобы я говорила шепотом. Иначе мне больно.

Он придвинул к кровати стул, опустил решетку кровати и положил подбородок на скрещенные руки. Его лицо было в четырех дюймах от моего.

— У тебя сломан нос, — отметил он. Я закатила глаза.

— Счастлива, что ты заметил это, — прошептала я. — Я скажу доктору, когда она придет.

Он прищурился.

— Прекрати пытаться сбить меня с толку.

— Ладно. Сломан нос, два ребра и ключица.

Но Билл хотел осмотреть меня сам, а потому стянул с меня простыню. Я полностью окаменела. Еще бы, на мне была жуткая больничная ночная рубашка, я не была достаточно хорошо вымыта, на лице царила мешанина цветов, а волосы не были расчесаны.

— Я хочу забрать тебя домой, — заявил он, пробежав по мне руками и внимательно осмотрев каждый порез и удар. Вампир-терапевт.

Я шевельнула рукой, прося его наклониться ко мне.

— Нет, — выдохнула я, указав на капельницу. Он посмотрел на нее подозрением, хотя несомненно знал, что это такое.

— Я могу отключить ее, — сказал он.

Я отрицательно качнула головой.

— Ты не хочешь, чтобы я позаботился о тебе?

Я раздраженно выдохнула, причинив себе сильную боль.

Потом изобразила рукой, что пишу, и Билл обшарил тумбочки и нашел блокнот. Как ни странно, ручка у него была. Я написала: «Они выпустят меня из больницы завтра, если не повысится температура».