Оборотни же, как объяснил Олси, считают вервольфов бандитами от мира сверхъестественных существ.

— И заметь, многие из нас заняты в строительных работах, — он как будто очень старался быть бесстрастным и честным. — Множество веров механики, или каменщики, или водопроводчики, еще они работают поварами.

— Полезные профессии, — одобрила я.

— Да, — согласился он. — Но это отнюдь не белые воротнички. Так что, хоть все оборотни и сотрудничают друг с другом до некоторой степени, есть некая классовая дискриминация.

В зал вошла небольшая группа вервольфов в мотоциклетной униформе. На них были такие же кожаные жилеты, с вышитой на спине головой волка, как на моем агрессоре в баре Мерлотта. Я подумала — интересно, начали ли они уже искать своего товарища. Интересно, знают ли они теперь более точно, кого им надо выследить, и что бы они сделали, если бы знали, кто я такая. Четверо вошедших заказали несколько кувшинов пива и стали перешептываться, наклонившись друг к другу и придвинув стулья к самому столу.

Ди-джей — им оказался вампир — начал ставить пластинки в проигрыватель, и громкость при этом подобрал отличную; можно было разобрать, что за песня исполняется, но разговаривать звук не мешал.

— Потанцуем? — предложил Олси.

Вот уж чего не ожидала; но во время танца можно приблизиться к вампирам и к людям, пришедшим с ними, так что я согласилась. Олси взял меня за руку, и мы вышли на небольшой пятачок танцевальной площадки. Вампир-ди-джей сменил пластинку с «хэви металл» на песню Сары МакЛаклан «Good Enough», она медленная, но ритмичная.

Я не умею петь, но танцевать умею; оказалось, что Олси тоже.

Что хорошего в танце? Если устала болтать, можно и помолчать. Плохо же в нем то, что приходится максимально ощущать тело партнера. Я уже с огорчением отметила — прошу прощения — животный магнетизм Олси. Сейчас, оказавшись так близко к нему, раскачиваясь в одном ритме, повторяя каждое его движение, я впала в некое подобие транса. Когда музыка смолкла, мы остались на площадке, и я смотрела в пол. Когда зазвучал следующий танец, более быстрый, — хоть убейте меня, не могу вспомнить, что это была за мелодия, — мы снова стали танцевать, и я вертелась, и прыгала, и двигалась в унисон с вервольфом.

И тут я услышала, как мускулистый квадратный мужик, сидевший позади нас на табурете у стойки, сказал своему приятелю-вампиру:

— Он еще не заговорил. А сегодня звонил Гарви. Он сказал, что обыскал дом и ничего не нашел.

— Ты в общественном месте, — резко прервал его компаньон. Вампир был очень малорослый — наверное, стал вампиром, когда люди были мельче.

Я поняла, что речь идет о Билле, потому что прочла мысли этого человека, это о нем он сказал: «еще не заговорил». И этот человек оказался прекрасным передатчиком, отчетливо были слышны звуки и видны картинки его мыслей.

Олси попытался увести меня с их орбиты, но я стала сопротивляться. Подняла взгляд и увидела его удивленное лицо. Я указала ему на эту пару. В его глазах засветилось понимание, но особой радости он не выказал.

Я никому бы не посоветовала одновременно пытаться прочитать чьи-то мысли и танцевать. Очень ощущалось умственное напряжение, и у меня сильно забилось сердце — это наступил шок от мелькнувшего образа Билла. К счастью, Олси как раз в этот момент извинился и ушел в мужскую комнату, усадив меня на табурет справа от вампира. Я вертела головой, как бы разглядывая других танцоров, ди-джея, кого угодно, только не того мужика, в чьи мысли я старалась залезть.

Он думал о том, чем занимался сегодня; он старался не давать кому-то уснуть, а этому кому-то очень нужен был сон. Вампиру. Биллу.

Самая худшая пытка для вампира — не давать ему спать днем. Но сделать это очень трудно. Когда восходит солнце, потребность в сне невероятна, и сам сон ощущается вампиром как смерть.

Мне как — то до сих пор не приходило в голову, — наверное, потому что я американка, — что схватившие Билла вампиры наверняка прибегнут к самым злобным мерам, чтобы заставить его заговорить. Если им нужна информация, естественно, они не собираются сидеть и ждать, когда у Билла появится настроение ей поделиться. До чего я глупа — ну просто дура. Даже зная, что Билл меня предал, даже зная, что намерен оставить меня и уйти к той любовнице-вампирше, я изнывала от жалости к нему.

Поглощенная своими горькими мыслями, я не заметила опасности, стоявшей прямо рядом со мной. Пока она не схватила меня за руку.

Один из банды вервольфов, крупный темноволосый парень, очень накачанный и очень вонючий, ухватил меня за руку. Он оставил жирные отпечатки своих лап на моих замечательных красных рукавах, и я попыталась вырваться.

— Пойдем-ка за наш столик и давай-ка познакомимся, сладенькая, — он ухмылялся мне в лицо. В одном ухе у него было два кольца. Я подумала — интересно, куда они деваются при полной луне. Но сразу же поняла, что передо мной проблема посерьезней. Выражение его лица было слишком откровенным; таким взглядом мужчины смотрят на тех женщин, что стоят на углу улицы в кричащих брюках и лифчике; короче, он решил, что я наверняка из таких.

— Спасибо, не надо, — вежливо сказала я, но привычно насторожилась: чувствовала, что этим дело не кончится. Но попытаться-то можно. У меня большой опыт работы в баре Мерлотта, я привыкла иметь дело с бесцеремонными парнями, но там у меня всегда была защита — сам Мерлотт. Сэм ненавидел, когда его сотрудниц лапали или оскорбляли.

— Конечно, киса, ты же хочешь познакомиться с нами, — настаивал он.

Впервые в жизни я пожалела, что нет со мной Буббы.

Я слишком привыкла, что те, кто пристают ко мне, кончают плохо. Я, наверное, слишком привыкла, что некоторые мои проблемы решают за меня.

Я подумала — может, испугать его, прочитав его мысли? Это было бы нетрудно — он весь тут передо мной, что для вервольфа необычно. Но дело не только в том, что его мысли скучные и неинтересные (все как обычно — похоть, агрессия), а в том, что если его банда получила задание найти герлфренд вампира Билла, про которую известно, что она барменша и телепат, а им в руки попадет именно телепат, то…

— Нет, — решительно отказалась я, — я не хочу идти сидеть с вами. Оставьте меня в покое. — Я соскользнула с табурета, чтобы не оказаться загнанной в угол.

— Ты тут без мужика. Настоящие мужики — это мы, милочка. — Свободной рукой он продемонстрировал мне свое хозяйство. Очаровательно. Тут я прямо сразу и испытываю сексуальное возбуждение. — Тебе будет с нами хорошо.

— Да будь вы хоть Санта Клаусом, вы меня не осчастливите. — И я изо всех сил наступила ему на подъем ноги. Эффекта я не достигла — он был в мотоциклетных ботинках. Я только чуть не сломала каблук. Мысленно я проклинала свои накладные ногти, потому что теперь руку в кулак не сожмешь. Я хотела врезать ему в переносицу свободной рукой; это очень болезненный удар. Ему придется меня отпустить.

Он зарычал на меня, по-настоящему зарычал, когда мой каблук ударил его по подъему ноги, но меня не выпустил. Свободной рукой схватил меня за голое плечо и вонзил ногти.

Я старалась сохранять спокойствие, надеясь разрешить ситуацию без шума, но теперь уже сил не осталось. — Ну-ка, отпусти ! — завизжала я и сделала героическую попытку коленом врезать ему по яйцам. У него были массивные бедра, он стоял в закрытой стойке, так что мне было не попасть. Но я заставила его отступить, и хотя его ногти еще впивались мне в плечо, он меня выпустил.

Отчасти потому, что Олси схватил его за загривок. И тут возник мистер Хоб, как раз в тот момент, когда вся остальная банда окружила нас — явились на помощь дружку. Тогда гоблин, который ввел нас в клуб, согнулся, как это делают вышибалы. И хотя Хоб показался мне очень хрупким, он обхватил байкера руками за талию и с легкостью поднял над землей. Байкер заорал, и по комнате поплыл запах паленой кожи. Тонкая, как рельс, барменша включила вентилятор, который пришелся очень кстати, но крики байкера звучали еще долго, пока его уносили по узкому темному коридору, не замеченному мной раньше. Видно, там находился черный ход из здания. Потом вдруг раздался громкий звон, вопль, и снова звон. Ясно, открылась дверь черного хода, и агрессора выперли.