— Хочешь прерваться?
— Смешно.
— Пойдем ко мне, дам кое-что. Захвати кружку.
Это «кое-что» оказалось большой желтой таблеткой бензедрина, полдюжины которых Логи держал в шестиугольной коробочке для пилюль.
Джерихо колебался.
— Не надо, пожалуй. Прошлый раз в том числе из-за них у меня крыша поехала.
— Они помогут тебе продержаться ночь. Давай, старина. Командос молятся на них. — Логи погремел коробочкой перед носом Джерихо. — Пусть к завтраку сорвешься. Ну и что? К тому времени мы эту чертову штуку расколем. А может, нет. В любом случае это уже не будет иметь значения, не так ли? — Он достал таблетку и сунул ее в ладонь Джерихо. — Валяй. Медсестре не скажу. — Согнув своей рукой пальцы Джерихо, тихо добавил: — Потому что не могу тебя отпустить, ты же знаешь, старина. Не сегодня ночью. Не тебя. Других, может быть, только не тебя.
— О боже. Ладно, коль уж ты так мило это преподнес.
Джерихо запил таблетку глотком чая. Во рту остался противный привкус, и, стараясь его заглушить, он допил весь чай. Логи нежно поглядывал на Джерихо.
— Молодец. — Убрал коробочку в ящик стола и запер. — Между прочим, снова пришлось тебя прикрывать. Сказал, что ты слишком важная персона, чтобы тебя беспокоить.
— Кому сказал? Скиннеру?
— Нет, не Скиннеру. Уигрэму.
— Чего ему надо?
— Тебя, старина. Говорит, что ты ему нужен. Хочет тебя со всеми потрохами. Не пойму тебя, старина, такой тихий, а нажил столько врагов. Я сказал, чтобы приходил в полночь. У тебя все чисто?
Прежде чем Джерихо успел ответить, зазвонил телефон и Логи схватил трубку.
— Да? Слушаю. — Проворчав что-то в трубку, потянулся через стол за карандашом. — Время приема 19.02, 52, 1 градуса северной широты, 37, 2 градуса западной долготы. Спасибо, Билл. Валяй дальше. — Положил трубку. — Их теперь семь…
Снова стемнело, и в Большой комнате включили свет. Снаружи стучали маскировочными ставнями. Тюремщики запирали на ночь своих арестантов.
Джерихо уже сутки не выходил из барака, даже не выглядывал в окно. Вернувшись на место и пощупав в пальто, целы ли шифровки, смутно вспомнил, что надо бы узнать, как прошел день у Эстер.
Веди себя как можно обычнее.
Почувствовал, как начинает действовать бензедрин. Сердце билось легко, тело наливалось силой. Записи, полчаса назад казавшиеся мертвыми, неприступными, вдруг стали подвижными, многообещающими.
Новая шифрограмма уже лежала на столе: YALB DKYF.
— Квадрат BD 2742, — объявил Кейв. — Курс пятьдесят пять градусов. Скорость движения конвоя девять с половиной узлов.
— Скиннер велел передать, — сообщил Логи, — бутылка шотландского виски тому, кто первым даст работу машинам.
Получено двадцать три сообщения. В соприкосновение с конвоем вступили семь подлодок. До наступления темноты в Северной Атлантике оставалось два часа.
***
20.00: девять подводных лодок.
20.46: десять.
***
За ужином девушки из диспетчерской заняли столик около раздаточного окна. Селия Давенпорт дала всем посмотреть фотографии своего жениха, воевавшего в пустыне, а Антея Ли-Деламер без умолку трещала об охоте в Бичестере. Эстер, не взглянув, передала фотографии дальше. Она не спускала глаз с Дональда Кордингли, стоявшего в очереди за порцией целаканта или другого обитающего в воде божьего создания, которым их питали.
Она умнее его, и он это знает. Она его пугает.
«Привет, Дональд, — мысленно вела она разговор. — Привет, Дональд… О, ничего особенного, разве что это новое правило о явке с ведрами и лопатами после парада по случаю вступления в должность лорд-мэра, голову сломаешь… Послушай, Дональд, есть такая странная маленькая сеть радиосвязи: Конотоп-Пригики-Полтава, на юге Украины. Ничего особо важного, но нам никак не удается ее до конца расколоть, и Арчи — ты, наверное, его знаешь? — Арчи предполагает, что это может быть вариант Грифа… Радиообмен был в феврале и начале марта… Это точно… »
Эстер смотрела, как он в одиночестве ковыряет вилкой. Смотрела, как выслеживающий добычу стервятник. И как только, спустя четверть часа, он поднялся и сгреб оставшиеся на тарелке объедки в помойное ведро, она встала из-за стола и последовала за ним, не обращая внимания на то, что девушки удивленно глядят ей вслед.
Она следовала за ним до самого шестого барака, подождала пять минут, пока он сел на место, и затем вошла в помещение.
В машинном зале царил усыпляющий полумрак, как в сумерках в читальном зале. Эстер легонько тронула его за плечо.
— Привет, Дональд.
Он повернулся и удивленно заморгал.
— А, привет. — Героическое усилие памяти. — Привет, Эстер.
***
— Там уже почти стемнело, — заметил Кейв, глядя на часы. — Осталось недолго. Сколько у вас?
— Двадцать девять, — ответил Бакстер.
— Кажется, вы сказали, что этого достаточно, мистер Джерихо?
— Погода, — сказал Джерихо, не поднимая глаз. — От конвоя требуется сообщение о погоде. Атмосферное давление, облачность, тип облаков, скорость ветра, температура. До того как стемнеет.
— У них на хвосте десяток подводных лодок, а вы хотите, чтобы они сообщали вам о погоде!
— Да, пожалуйста. И как можно скорее.
Сводка погоды пришла в 21.31.
После 21.40 сообщений о контакте не поступало.
***
Конвой НХ-229 на 22.00:
Тридцать семь торговых судов водоизмещением от 12000-тонного английского танкера «Сазерн Принцесс» до 3500-тонного американского сухогруза «Маргарет Лайкс», освещаемые полной луной, медленно продвигались по бурному морю курсом пятьдесят пять градусов прямо на Англию. Видимость десять миль — первая такая ночь в Северной Атлантике за много недель. Кораблей сопровождения пять, включая два тихоходных корвета и два потрепанных устаревших эсминца, переданных Америкой Англии в 1940 году в обмен на базы. Один из эсминцев — «Мэнсфилд» — после атаки на подлодки потерял с конвоем связь, потому что командующий (только что назначенный на эту должность) забыл сообщить о повторном изменении курса. Ни одного спасательного судна. Никакого прикрытия с воздуха. Никакого подкрепления за тысячу миль вокруг.
— В общем, — закуривая и разглядывая карты, подытожил Кейв, — будет справедливо сказать, что налицо полный бардак.
Первая торпеда попала в цель в 22.01.
В 22.32 Том Джерихо еле слышно произнес:
— Есть.
3
В трактире «Восемь колокольчиков» на Букингем-роуд время подходило к закрытию, к тому же мисс Джоби и мистер Боннимен по существу исчерпали главную тему нынешнего разговора — «полицейскую облаву» на комнату мистера Джерихо, как драматично выражался Боннимен.
Они услышали подробности от миссис Армстронг. При воспоминании об этом возмутительном вторжении на ее территорию кровь все еще бросалась ей в лицо. Всю вторую половину дня у дверей торчал полицейский в форме («представляете, на виду у всей улицы»), в то время как двое в штатском с ящиком инструментов, размахивая ордером, явились в гостиницу, целых три часа обыскивали заднюю спальню наверху и, уходя, захватили с собой кучу книг. Переворошили постель и гардероб, подняли ковер и доски пола, насыпали кучу сажи из трубы.
— Конец молодому человеку. И всей квартплате, — заявила миссис Армстронг, сложив на груди похожие на окорока руки.
— «И всей квартплате», — в шестой или седьмой раз повторил, уткнувшись в пивную кружку, Боннимен. — Мне это ужасно нравится.
— И такой тихий мужчина, — произнесла мисс Джоби.
За стойкой зазвонил колокольчик и замигал свет.
— Время, джентльмены! Пора, прошу вас! Боннимен допил водянистое горькое пиво, мисс Джоби закончила портвейн с лимоном, и кавалер нетвердыми шагами проводил ее мимо мишени для дротиков и гравюр с охотничьими сценами к выходу.
В этот день, который Джерихо пропустил, обитатели городка впервые ощутили весну. Даже ночью было тепло. Затемнение придавало унылой улице романтический налет. Любители выпить, спотыкаясь, брели в темноте. Боннимен игриво привлек мисс Джоби к себе. Оба чуть отступили к дверям. Она, ожидая поцелуя, раскрыла рот и прижалась к нему Боннимен крепко обнял ее за талию. Если ей недоставало красоты — а как об этом судить в темноте? — то этот недостаток больше чем компенсировался пылкой страстью. Ее крепкий язычок, сладкий от портвейна, проворно шарил по его зубам.