— Бредовую историю, — выдохнул Эрншо. — Понимаете, я был вынужден предупредить ее, невзирая на тайну. И говорю: «Позвольте узнать, где вы все это слышали?»

— Очень интересный вопрос, — вставил Хэдли.

— И говорю: «Должен вас предупредить, доктор Гидеон Фелл утверждает, что этот сэр Харви Гилмен вовсе не сэр Харви Гилмен. И Миддлсуорт называет его самозванцем».

— Это правда? История насчет Лесли? — требовательно спросила Синтия.

— Правда? — повторил совсем побледневший Эрншо.

Суперинтендент Хэдли на секунду-другую оперся всем телом на сложенные на письменном столе руки; на лице его ничего нельзя было прочесть.

— Допустим, я вам сообщу, мисс Дрю, а также и вам, мистер Эрншо, что история насчет мисс Лесли Грант абсолютно правдива?

— О боже! — тихо пробормотал Эрншо.

Синтия наконец опустила глаза, как бы глотая воздух и на целую минуту задерживая дыхание.

— Впрочем, учтите, — предупредил суперинтендент, — официальной информации я вам дать не могу. Просто говорю «допустим». И пожалуй, мистер Эрншо, попрошу вас меня извинить… Если не возражаете, обождите в машине, пока я поговорю с мисс Дрю.

— Да-да-да, — согласился Эрншо, взглянул на Дика и смущенно отвел глаза. — Лесли Грант отравительница… Не имеет значения! Тайна. Невероятно! Прошу прощения.

Он плотно закрыл за собой дверь. Слышны были его шаги в холле, потом ускорявшийся топот по траве. Тут Синтия впервые обратилась к Дику Маркему.

— Утром я не могла рассказать тебе, Дик, — тихим, ровным тоном заговорила она. В ее глазах была жалость: если это игра, то на редкость искренняя. — Не могла причинить тебе столько боли! Боюсь, когда дело доходит до испытания, я попросту терплю неудачу.

— Да, — отозвался Дик. Шея его словно окостенела, и он не взглянул на девушку.

— Я целый день думала, — продолжала Синтия сдавленным голосом, — может быть, отношусь к ней несправедливо. Честно скажу, если бы это была ошибка, я на коленях просила бы у нее прощения!

— Да. Конечно. Понятно.

— Когда Билл Эрншо мне рассказал, я на полсекунды представила… Но оказывается, это правда!

— Минуточку, мисс Дрю, — негромко перебил Хэдли. — Вы не могли решиться огорчить мистера Маркема подобными новостями, хотя полагали, что ему уже все известно? — Он помолчал. — Вы ведь объявили мисс Грант, будто мистеру Маркему уже все известно?

Синтия хрипло хихикнула.

— Я ужасно невразумительно выражаюсь, — заметила она. — Да. Я знала, что он слышал. Но не хотела сама тыкать ему в глаза, бередить рану. Разве вам не понятно?

— Кстати, мисс Дрю, где вы услышали эту историю?

— Ох, теперь не имеет значения. Раз уж это правда…

Хэдли потянулся за своим блокнотом.

— Возможно, не имело б значения, — сказал он, — если бы это была правда. Но это неправда, мисс Дрю. Куча лжи, выдуманной мошенником, который выдавал себя за сэра Харви Гилмена.

Синтия вытаращила на него глаза:

— Вы же сказали…

— О нет. Я осторожно сказал — «допустим», что могут засвидетельствовать присутствующие здесь джентльмены. — Хэдли нацелил карандаш на страничку блокнота. — Где вы слышали эту историю?

Лицо Синтии выражало одновременно недоверие и протест, но по-прежнему оставалось искренним, чистосердечным, несмотря на бледность и застывшую позу девушки.

— Что за глупости! — выпалила она. И добавила: — Если это неправда, зачем кому-то утверждать иное?

— Может быть, кто-то не очень любит мисс Грант. Это вы понимаете?

— Нет. Лесли мне очень нравится, по крайней мере, я всегда так думала.

— И все-таки набросились на нее?

— Я на нее не набрасывалась, — выпалила Синтия, с холодным спокойствием вскинув голову.

— Значит, она напала на вас? И вы продолжаете утверждать, будто синяк на виске получили от удара ручным зеркалом?

— Да.

— Где вы слышали историю о Лесли Грант, мисс Дрю?

— Абсолютно немыслимо, — объявила она, — чтобы кто-то настолько подробно рассказывал, если тут нет ни чуточки правды. Должна быть какая-то правда, разве вам не понятно? — Девушка всплеснула руками. — Что вам известно про Лесли? Сколько раз она была замужем? Что прячет в сейфе?

— Послушайте, мисс Дрю. — Хэдли положил карандаш и блокнот, вновь с бесконечным терпением сложил руки на краю стола, как бы собираясь толкнуть его к ней. — Я вам повторяю, во всей этой истории нет ни единого слова правды.

— Но…

— Мисс Грант не преступница. Она никогда не была замужем. В сейфе держала совершенно невинные вещи. Она не приближалась к этому коттеджу ни вчера вечером, ни нынче утром. Позвольте мне продолжить. В этом доме было темно с одиннадцати часов вчерашнего вечера до нескольких минут шестого сегодняшнего утра, когда свет зажегся в…

— Сэр! — перебил его новый голос.

Дику понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, какие изменения происходили, так сказать, на фоне. До сих пор шлем констебля полиции Миллера мелькал туда-сюда за окнами. Только двигался чуть быстрее.

А теперь в раме разбитого окна возникло крупное лицо Миллера, которое выглядело бы почти комично, если б не его сильное возбуждение.

— Сэр, — хрипло обратился он к суперинтенденту, — можно мне сказать кое-что?

Хэдли раздосадованно оглянулся:

— Потом! Мы…

— Но это важно, сэр. Насчет, — он просунул в раму большую руку и показал пальцем, — вон того.

— Войдите, — разрешил Хэдли, и никто из присутствовавших в комнате не шевелился, пока в дверь из холла не вошел Миллер, почтительно остановившись у порога.

— Я вам мог бы и раньше сказать, сэр. — Бородавка на носу Берта выражала смелый упрек. — Только мне никто ничего не сказал про убийство. Я живу рядом с Гоблин-Вуд, сэр.

— Хорошо! Ну?

— Вышел вчерашней ночью очень поздно, сэр. Из-за пьяного, который скандалил на ферме Ньютона. Я всегда еду на велосипеде домой по дороге, потом по тропе к Гоблин-Вуд. И, — продолжал Миллер, — проезжал мимо этих коттеджей часа в три утра.

Молчание.

— Ну! — подстегнул его Хэдли.

— В одной комнате дома мистера Маркема, — кивнул Миллер в сторону Дика, — горел яркий свет. Я хорошо видел.

— Правильно, — подтвердил Дик. — Я в кабинете заснул на диване, а свет забыл погасить.

— Но, — многозначительно продолжал Миллер, — и этот коттедж полностью был освещен вроде рождественской елки.

Хэдли сделал шаг из-за стола:

— Что это вы говорите?

Миллер сохранял выдержку и упорство.

— Сэр, я правду говорю. Да, все шторы на окнах были опущены. Но изнутри проглядывал свет. И практически во всех комнатах — по крайней мере, какие я мог видеть, проезжая на велосипеде, — горел яркий свет.

Откровенное изумление Синтии Дрю, приподнявшейся в мягком кресле, более сдержанное смятение суперинтендента Хэдли, представлявшего себе пустой освещенный дом, где находится принявший снотворное человек, — все это в глазах Дика затмило чрезвычайное удовлетворение, проявленное доктором Гидеоном Феллом. Его «ага!» разнеслось по комнате под мелодраматическое эхо искреннего смешка, который свидетельствовал о его полной уверенности в себе.

Миллер прокашлялся.

— Я про себя подумал — порядок. Потому что слышал, джентльмен ранен, и про себя подумал про врачей, про сиделок, про всякий народ. И про себя подумал: не зайти ли взглянуть. А потом решил: поздно, можно и обождать.

Но, сэр, — продолжал Миллер, повышая тон, словно из опасения, чтоб его не перебили, — я видел, как кто-то стоит у парадных дверей. Знаю, темновато было. Только мне в глаза бросилась белая блузка или свитер, как его там назвать, и я совершенно уверен…

Хэдли застыл на месте.

— Белая блузка? — повторил он.

— Сэр, это была мисс Лесли Грант.