— Я говорю, нет, если она имеет в виду те штуки, которые установлены в наших крупных лондонских филиалах. Но объясняю, мы всегда предоставляем клиентам возможность держать ценности в нашем хранилище в опечатанных ящиках. Она как-то странно на меня взглянула и говорит, никаких ценностей у нее нет, только пару вещей было бы лучше в сейфе держать.

— И что?

— Потом спрашивает: «Вы должны знать, что лежит в коробке, которую я передам на хранение?» Я отвечаю, напротив, мы даже предпочитаем не знать. Всегда выдается расписка с отметкой «Содержимое неизвестно». И тут, старина, боюсь, я допустил дипломатическую промашку. Заметил, в шутку конечно: мол, разумеется, если у меня возникнут подозрения, буду обязан провести расследование. Больше она никогда об этом не заговаривала.

Содержимое неизвестно. Дик прикурил сигарету, следя за вьющимся дымком. Он хорошо представлял себе маленький кабинет на Хай-стрит: Эрншо за конторским столом, сомкнувшего кончики пальцев, склонившего прилизанную голову. И вечная мучительная загадка чего-то, что никакой ценности не представляет, но никому не должно попасться на глаза, тайна самой Лесли, обрела предельную остроту.

— Але! — окликнул его Эрншо.

За дребезжащим шумом приближающегося автомобиля последовало появление пыльного «хиллмена» доктора Миддлсуорта.

— Боже милостивый! — воскликнул Эрншо. — Да ведь это же…

Из задней дверцы машины, как очень крупный джинн из очень маленькой бутылки, медленно возникала необычайно высокая, необычайно дородная фигура в складчатой накидке и клерикальной шляпе совком с широкими, загнутыми по бокам полями. Дело было непростое: фигура придерживала на голове шляпу-совок, крепко держала очки на широкой черной ленте, с сильным пыхтением протискивалась, маневрируя, в узкую дверцу, одновременно сгибаясь вперед и опираясь на палку с ручкой-костылем.

Потом фигура в развевающейся накидке распрямилась, дородный джентльмен издали разглядывал коттедж. Его лицо с несколькими подбородками и разбойничьими усами порозовело от напряжения, но сохраняло воинственное выражение. Он прокашлялся, отчего затряслись многочисленные подбородки.

— Да, — сказал Дик, много раз видевший на газетных снимках изображение этого Гаргантюа. — Перед нами Гидеон Фелл собственной персоной.

Теперь он понял смысл упоминания о Гастингсе.

Вчера вечером Миддлсуорт сообщил в одной из коротких, отрывочных фраз, прерывавших задумчивое молчание доктора, что Гидеон Фелл проводит лето в Гастингсе, неподалеку. Миддлсуорт привез доктора Фелла в безумно ранний час. Почему?

Не имеет значения. Доктор Фелл знает о деле ровно столько же, сколько суперинтендент Хэдли. Сейчас история Лесли откроется, причем в присутствии Билла Эрншо. Дик почувствовал себя еще хуже, когда увидел, как Миддлсуорт что-то сказал доктору Феллу, после чего доктор-Гаргантюа направился к коттеджу.

Фактически казалось, будто доктор Фелл, рассекая траву палкой с ручкой-костылем, полон сдержанного, но дикого гнева. Огромный в своей накидке, как плывущий галеон, он был на голову выше любого местного жителя. Хрипло дыша, он остановился перед Диком Маркемом и чрезвычайно внимательно оглядел его.

Потом снова прокашлялся.

— Сэр, — молвил доктор Фелл, со старомодным величием снимая клерикальную шляпу-совок, — я говорю с мистером Ричардом Маркемом?

— Да.

— Сэр, — объявил доктор Фелл, — мы привезли вам хорошие вести.

В последовавшем молчании, пока он все так же сосредоточенно щурился на Дика, послышался далекий лай собаки.

— Хорошие вести? — переспросил Дик.

— Невзирая на факт, — продолжал доктор Фелл, надев шляпу-совок и оглядываясь на Миддлсуорта, — невзирая на факт нашей встречи по дороге сюда с неким майором… майором…

— Прайсом, — подсказал Миддлсуорт.

— Да, с неким майором Прайсом, который сообщил нам об утренних событиях и отчасти лишил нас триумфа. Я по-прежнему думаю, вы признаете вести добрыми.

Дик перевел озадаченный взгляд с доктора Фелла на Миддлсуорта. Миддлсуорт со сморщенным лбом под редеющими темными волосами, как всегда, оставался непроницаемым, но глаза, даже глубокие морщины у рта выражали загадочное ободрение.

— Так или иначе, мы сейчас все уладим, — заверил Миддлсуорт, вытащив изо рта трубку и выбив ее о каблук. Потом подошел к окну гостиной и легонько постучал в стекло. — Доктор Фелл, — сказал он, — там покойник. Кто он?

Доктор Фелл с глубоким бурчанием прошествовал как можно ближе к окну, насколько позволяла горой вздымавшаяся под одеждой грудь, приладил очки, очень сосредоточенно наклонился вперед. И всего через пару секунд снова выпрямился.

— Сэр, — ответил доктор Фелл с тем же сдержанным гневом, — не имею ни малейшего представления. Только это не сэр Харви Гилмен.

От слишком многочисленных потрясений чувства притупились, возникло какое-то оцепенение, легко сходившее за спокойствие.

— Что за шутки? — пробормотал Дик Маркем.

Он осознал, что перед ним три лица: Эрншо с разинутым ртом, горько скривившаяся физиономия Миддлсуорта и лицо доктора Фелла, торжествующее с такой искренней яростью, что выпяченная нижняя губа почти касалась разбойничьих усов.

— Это не шутка, — сказал Миддлсуорт.

Тогда Дик воскликнул:

— Не сэр Харви Гилмен?

— Самозванец, мошенник, — просто объяснил Миддлсуорт. — Я не мог рассказать вчера вечером о своих подозрениях, не хотел внушать ложных надежд. Но… — Миддлсуорт осекся. — Прошу прощения, Билл, — обратился он к Эрншо, — вас разве в банке не ждут?

Яснее намекнуть нельзя, и все-таки в сдержанном тоне Миддлсуорта не было ничего оскорбительного. Слова прозвучали так простосердечно, что Эрншо, воспитанный городской человек, к тому же добродушный по натуре, только кивнул.

— Да, — сказал он. — Я уже опоздал. Боюсь, придется объясняться. До встречи.

Потом повернулся и зашагал прочь, словно в трансе, хотя наверняка сгорал от любопытства. Миддлсуорт обождал, пока выпрямившаяся фигура в шляпе а-ля Энтони Идеи И в ладно скроенном темно-синем костюме не отойдет подальше.

— Расскажите ему, доктор Фелл, — предложил Миддлсуорт.

Доктор Фелл могучим галеоном со скрипом развернулся лицом к Дику.

— Сэр, — молвил он, поправляя очки, — не могу знать, по какой причине, но вы стали жертвой самой ужасающей и жестокой мистификации, с какой мне на собственном опыте доводилось встречаться. Хочу вас заверить, что мисс… мисс…

— Лесли Грант, — подсказал Миддлсуорт.

— Ох, ах. Да. — Лицо доктора Фелла пылало, щеки надулись. — Мисс Грант вовсе не отравительница. Вообще не преступница, насколько мне известно. В точности объясню вам по пунктам, что я имею в виду. — И он принялся отсчитывать, загибая пальцы: — Она никогда не была замужем, не убивала, не имела фактически ни малейшего отношения к американскому юристу по имени Бартон Фостер по той простой причине, что подобного человека просто не существовало на свете…

— Что?

Доктор Фелл махнул рукой, призывая Дика к молчанию:

— Она не виновна в отравлении старика Дэвиса из Ливерпуля в запертой или любой другой комнате, ибо мистера Дэвиса тоже никогда не было. Она никогда не приглашала мистера Мартина Белфорда из Парижа к себе домой на обед в честь помолвки, поскольку он также плод злобного воображения. Короче говоря, сэр, вся история против мисс Грант не что иное, как нагромождение лжи от начала до конца.

Если боль можно чувствовать со стороны, Дик Маркем как раз таким образом ощутил жгучий укус между пальцами правой руки. И частично очнулся, сообразив, что догорела зажатая в них сигарета. Он вытаращил на нее глаза, потом бросил.

— Ну, придите же в себя! — донесся из тумана голос Миддлсуорта.

И именно благодаря знакомой сердечной усмешке доктора, Дик вновь обрел дар речи.

— Тогда, — выдавил он, — кто же это, господи помилуй?

Слова не выражали того, что бурлило у него в голове. Дик Маркем, как ребенок, прибег к пантомиме, ткнув пальцем в окно гостиной на зловещую картину с ухмылявшимся трупом.