Литмир - Электронная Библиотека
A
A

От Ришелье не укрылись прищуренные глаза короля и стиснутые в гневе губы.

– Герцог очень красив, – тихо заметил он.

– Мне показалось, что он чересчур разодет, – бросил король.

Ришелье вспомнил пурпурный бархатный костюм, расшитый огромными жемчужинами, невероятных размеров бриллианты в шляпе герцога и на эфесе шпаги. Вспомнил загорелое надменное лицо англичанина, его выражение во время разговора с королевой.

– К тому же мне говорили, что он приволок за собой свиту из семисот человек, – продолжал Людовик. Он подошел к окну и стал глядеть наружу, заложив руки за спину.

– У англичан нет вкуса, – мягко сказал кардинал. – Они нацепляют на себя бриллианты, словно буконьеры после удачного набега. Простите, сир, ему свиту больше той, что берете с собой в поездку вы, и безвкусный жемчуг. Я уверен: у герцога – самые лучшие намерения. Он сделал все возможное и невозможное, чтобы вам угодить.

Ришелье видел, как король не отрывал глаз от Бекингема и королевы. Он сам был вынужден следить за тем, как разгоралось их взаимное восхищение друг другом. Но ради союза с Англией он сумел подавить в себе муки ревности. Бекингем неприкосновенен. Но Анна, зачарованно глядевшая в глаза герцогу, покоренная им на глазах у всех, и эта презренная и зловредная герцогиня де Шеврез, – с ними-то дело обстояло по-другому…

– Он был куда внимательнее к королеве, чем к моей матери, – произнес король после долгого молчания.

– Королева очень красива, сир, – голос Ришелье звучал мягко. – Герцога вполне можно понять.

– Никогда не находил ее красивой.

– Ах, но другие думают иначе. Королева молода, возможно, несколько легкомысленна, и в отличие от вас не имеет ваших обязанностей и ответственности.

– Ни ответственности, ни детей, – пробормотал Людовик. – Когда я зачал ей ребенка, у нее случился выкидыш. И знаете почему? Она упала, бегая наперегонки с этой проституткой Шеврез! Клянусь кровью Христовой, разве удивительно, что я не делю с ней постель после этого?

– Согласен с вами, сир. И раз уж вы назвали мадам Шеврез, то хочу сказать, что часто думал о том, насколько она не годится в компаньонки вашей супруге, которой значительно полезнее будут наставления зрелой женщины, сумеющей внушить ей правильное понимание обязанностей королевы по отношению к королю. Почему бы не назначить герцогиню в свиту Генриетты Марии и не отослать ее вместе с английской королевой в Лондон? Я без труда найду ей достойную замену у королевы.

Людовик задумчиво посмотрел на кардинала.

– Королева вас уже и так достаточно ненавидит. Если вы отберете у нее де Шеврез, она вам этого никогда не простит. Да и герцогиня тоже не питает к вам нежности. Вам это известно?

– Благосостояние короля и Франции значат для меня больше, чем даже враждебность королевы. Тем более какой-то шлюхи, находящейся у нее в услужении. Ваше предписание, сир: о том, что вы посылаете мадам де Шеврез в Англию.

– Я его напишу, мой друг. Но берегите себя. Не стоит недооценивать злобу королевы.

Кардинал улыбнулся.

– Да, я знаю. А теперь, сир, позвольте мне удалиться. До вечернего банкета у меня еще масса дел.

Людовик устало махнул рукой в знак согласия. Настроение его падало. Перспектива участия в банкете нагоняла на короля скуку, как и любое другое официальное мероприятие. Его отвращение к такого рода вещам обьяснялось тем, что в душе король знал, что в очередной раз окажется в тени своей матери, братца Гастона с замашками наследника престола и, главное, Анны, в обществе которой ему всегда было неловко.

А теперь и еще один соперник – Бекингем. При Дворе о нем болтали уже неделю. Появление герцога в Париже произвело сенсацию, и никогда еше король не чувствовал себя менее мужчиной, чем в то время, когда он следил за флиртом Бекингема с Анной.

– Ришелье!

Кардинал остановился. Он увидел, как король, повесив голову, уныло хлопает перчатками по колену – бессмысленный жест несчастного ребенка.

– Да, сир?

– Я не буду грустить, когда Бекингем уедет.

Ришелье склонил голову в знак согласия.

– Так же, как и я, сир. Чем раньше королева Генриетта отплывет в Англию, тем лучше. Я сам займусь этим.

После приезда Бекингема Париж на несколько недель стал самой веселой столицей в Европе. Охота, пиршества, театральные зрелища, балы устраивались каждый день или в Лувре, или в богатых домах французской знати. Блестящие фейерверки приводили в восторг народ Парижа, который поили и развлекали от щедрот короля прямо на городских улицах. Сочинители песенок и памфлетов вовсю торговали скандальными листками, смакующими любовь герцога к королеве.

Где бы эти двое ни появлялись, они тут же становились центром внимания, а этикет требовал их присутствия на каждом публичном собрании. На балу, данном королевой-матерью на третий день после приезда Бекингема, он протанцевал с Анной почти весь вечер, а когда она отдыхала, стоял возле ее кресла или шел за ней, если той случалось перейти в другую часть зала. Французскому Двору, который считал тонкость отношений обязательной стороной любовной интриги, поведение герцога казалось безумным. Он столь многим и так громогласно признавался в своей страсти, что остряки при Дворе уверяли, будто он вот-вот доверит эту тайну Людовику.

Некоторые из дам симпатизировали ему, так как рабская покорность такого человека выглядела даже трогательно. Когда он обращался к королеве, от его всем известной надменности не оставалось и следа. Герцог был полностью безразличен к увещеваниям своего окружения и к растущей ярости короля. Он игнорировал мягкие упреки короля Карла, призывавшего сократить визит и поскорей доставить в Англию ее новую королеву. Его выдержка, подвергшаяся немалым испытаниям на долгом подъеме к богатству и славе, полностью ему изменила при испытании любовью. Ему удалось встретить самую прекрасную женщину в мире – воплощение культуры и вкуса и полную противоположность его собственной вульгарности. Если она не отвергнет его притязания, и он сможет овладеть ею – тогда подаренные герцогу знатность и титул станут принадлежать ему по праву.

Для Бекингема не имело никакого значения то, что Анна была королевой. Он слишком долго сталкивался с причудами и слабостями королевской власти, чтобы у него осталось к ней какое-либо уважение. А то, что она была замужем, значило еще меньше. Бекингем обожал Анну. Одна ночь в ее объятиях смоет воспоминания о бессильных приставаниях короля Джеймса, о дебюте в качестве парвеню-выскочки, о жутких дебошах, в которых он проводил время дома. Он клял Людовика и порой в слезах бросался на постель только потому, что приходилось ждать несколько часов до очередной встречи с Анной.

Он писал ей страстные письма, доверяя их доставку Мари де Шеврез. Ему нравилась герцогиня, так как та была связующим звеном с Анной. Рассказы последней об одиночестве Анны, ее унижениях и растущих преследованиях со стороны Ришелье приводили Бекингема в бешенство.

– Скажите королеве, – как-то взорвался он, – что если когда-нибудь ей будет угрожать какая-либо опасность, – пусть пошлет мне только одно слово, и все солдаты, корабли и шпаги Англии придут ей на помощь!

Мария де Медичи давала банкет в честь герцога. После банкета должен был состояться маскарад, в котором ведущие роли отводились новой королеве Англии Генриетте и герцогу Бекингему. Местом действия стал Главный зал Люксембургского дворца, а за представлением следили король, Анна и весь французский Двор. Анна не могла припомнить более величественного и красочного зрелища. Дворец королевы-матери был полон бесценных вещей из ее родной Флоренции. Вдоль всех стен стояли антикварные зеркала в массивных рамах позолоченного дерева. На стенах висели лучшие произведения ранних итальянских мастеров живописи. Мария немало способствовала развитию вкуса французов тем, что знакомила их с образцами меблировки и декоративного стиля Италии.

Король, королева и Мария Медичи сидели в роскошных креслах на возвышении. Зал был залит светом только восковых свечей, так как сальные слишком сильно пахли. Огромное расточительство, но типичное для старой королевы, не скупящейся на расходы для своих приемов. Группа музыкантов играла вверху на галерее, а внизу вереница танцоров, возглавляемая маленькой Генриеттой, исполняла величественную аллегорию Венеры и Аполлона. Анна не могла оторвать глаз от фигуры Бекингема, одетого в костюм из ткани золотого цвета, вышитого таким количеством бриллиантов, что при каждом движении герцога казалось, будто его охватывает пламя. Он танцевал великолепно. На фоне его мужской грации и уверенности в себе миниатюрная королева Англии представлялась ребенком и как бы терялась в тени герцога.

11
{"b":"116199","o":1}