- Здоровый цинизм уже проявляется, - констатировал Хольвин. - Действуй. Я пойду к собакам.
Лилия вышла. Через минуту со двора сквозь шелест дождя послышался плеск воды, набираемой в ведро.
Медведь.
Вечером Хольвин и Лилия в гостиной смотрели телевизор - конкурс музыкальных хитов из столичного Дворца Радости.
Телевизор был раздражающей деталью интерьера. Хольвин бы охотно выкинул его, если бы не было необходимости наблюдать за популяцией людей так же, как он наблюдал за лесными животными и растениями. Индикатор состояния.
И состояние человеческой популяции ему не нравилось.
На экране бледная красивая девушка с синяками под глазами, в черной коже, цепях и полосках меха пела прекрасным драматическим сопрано элегантную балладу о том, как ей хочется вскрыть вены от постоянного стыда и усталости. В последнем куплете она обратилась к своему возлюбленному с просьбой вырезать скальпелем ее больное страдающее сердце.
Лилия всплакнула. Хольвин хмыкнул. Мэллу, который дремал на диване, положив голову ему на колени, сладко зевнул и спросил:
- Она сумасшедшая, эта, в телевизоре?
Собакам, лежащим на ковре, было не интересно, а Хольвин не ответил. Бледную девушку сменил веселый технопанк, раскрашенный во все цвета радуги, с шипами в ноздрях и гроздьями колечек на скулах и по бровям. Он, подмигивая и показывая "рожки" из растопыренных пальцев, запел хамскую веселую песенку о том, что случается, если нюхать клей, и посоветовал для лучшего качества галлюцинаций использовать шприц или таблетки. Галлюцинации изображала его подтанцовка, яркая и страшная, как резвящиеся бесы. После технопанка нежный юноша в белом вечернем платье завел трогательный романс о неразделенной любви.
На высокой ноте проснулся Шаграт, зевнул, лязгнув клыками, и снова опустил морду на лапы. Мэллу потрогал Хольвина за локоть:
- Люди окончательно сбрендили?
Хольвин отцепил его коготь от рукава свитера.
- Нет, кот. Просто кризисное время. Паршивое время... В любой Стае такое время чревато... странненьким.
- Цикута очень талантлива, - сказала Лилия. - Правда? И поет прекрасно, и стихи замечательные... то есть, аморальные, конечно, но замечательные. И трогают до глубины души... Насчет остальных не знаю... но Цикута - настоящая.
- Не спорю, - сказал Хольвин. - Ты так за нее заступаешься, будто я обозвал ее бездарем. Отличная певица, с душой и с чутьем. Но темы кризисные. Ты много слышала?
- Альбома четыре... "Искупаться в крови", "Между розой и гробом", "Новолуние"... и еще один, новый... забыла... А, "Игра на выживание"!
- А теперь хотя бы названия альбомов хорошенько послушай. Речь там, в основном, идет о суициде. Будто поет кит, который решил выброситься на берег. "Убей меня нежно" - тоже ее, да? Или "Я лежу под поверхностью озера"?... Призыв самоуничтожиться! Разве не так? Самки об этом обычно не грезят.
- Самки...
- Оставь, Лилия. Не цепляйся к словам, мы не на светской вечеринке.
- По-вашему, искусство должно быть обязательно высокоморальным?
Хольвин рассмеялся.
- Тебе пора привыкать мыслить, как подобает Хозяйке. Так называемый "моральный закон" - просто Кодекс Стаи людей, очень слабый у нашего вида, кстати. В природе вообще нет аморального. Все диктуется состоянием популяции на данный момент. Homo sapiens довольно легко убивают себе подобных и питаются ими, а в состоянии демографического пика уничтожают собственное потомство. Некоторые другие млекопитающие тоже так делают, крысы, к примеру. Этот красавец в юбке или технопанки, которые крутят романы по Сети - всего-навсего инстинктивно подсказанные средства ограничения рождаемости, так же, как и аскетизм. Цикута, талантливая певица и поэт с редким чутьем на обстановку, поет о самоуничтожении именно потому, что чувствует, как неладно сейчас с людьми и как мир меняется...
- То есть, зла в мире нет?
- Есть. Но это не аморальность.
- А что, если все диктуется состоянием популяции? - спросила Лилия не без ехидства.
- Мертвяки. Человеческая глупость, которую принимают за разум. Когда подобные настроения появляются в Стаде оленей или в Стае волков, это не грозит уничтожить всех остальных живых существ, а люди, обезумев от собственного псевдомогущества, могут утянуть за собой в грязь и смерть очень много других жизней. Это - зло. Люди должны помнить о смысле собственного бытия.
- Неужели кто-то его нашел? - хихикнула Лилия. - Ведь философы тысячу лет...
- Дурью маялись, - усмехнулся Хольвин. - Фигней страдали тысячу лет. Всем, даже маленьким детям, известно, в чем смысл жизни, и всегда было известно. Спасти мир. Вернее, стать его координаторами, стать Хозяевами, наконец. Жажда спасти мир в каждом из нас заложена на генетическом уровне. Только мы ее сублимируем дурацкими сказочками, фильмецами, книжечками, которые ты читаешь - и почти никто не шевелится, чтобы сделать хоть что-то действительно нужное. Знаешь, почему я тебе это говорю?
- А вы не всем это говорите?
- Не смеши. Большинство не поймет. А ты Хозяйка, может, что-нибудь и получится.
- И что нам надо делать?
- Думать, - Хольвин переключил телевизор на другой канал. На экране интеллигентного вида маньяк, вскрыв череп мертвой женщины ножовкой, сладострастно облизывал ее мозг. Лилия отвернулась. Хольвин выключил телевизор. - Я завтра с утра отправляюсь в лес, возьму с собой Шаграта и Рамона. Попробую еще раз побеседовать с Хранителями.
Мэллу проснулся и потерся подбородком об его ладонь:
- Тогда я тоже пойду? Только сегодня, пока темно. Погуляю и посмотрю, туда, на эту базу...
- Это очень нужно? - встревоженно сказала Лилия. - Там же убивают...
Мэллу пренебрежительно взглянул на нее. Хольвин почесал его за ухом.
- Иди. И Лилия права, пожалуйста, будь осторожен. Помни все, что я рассказывал. Территорию по ночам освещают. Охранники вооружены. Не рискуй понапрасну. Не хотелось бы отпускать тебя туда, котяра... но, похоже, ты единственный, кто может что-то толком выяснить.
Мэллу стек с дивана на вытертый ковер, улегся на ноги Хольвина, опираясь на его колени скрещенными руками. Принялся тереться подбородком и щекой:
- Не беспокойся, мне забавно... в лес хочется... Ты думаешь, я не обману этих дураков, а? М-рр-р...
- Кисонька... кисонька... ты что ж, не чувствуешь, пушистый, как тяжел воздух? Не к добру...
Мэллу вздохнул и встал. Рамон, который дремал, чутко пошевеливая ухом во сне, проснулся во время этого разговора, вскочил и перекинулся.
- Слышь, кот, - сказал, подходя и нюхая рысь в нос, - может, я с тобой? Для безопасности, а?
Мэллу отвел собачий нос ладонью и сморщился:
- Ну вот опять. Для безопасности? Я тебя умоляю - ты же не умеешь лазать по заборам, только мешать будешь. Тоже мне - Стая.
- Ну и ладно. Подумаешь!
- Разве это неправильно, Хозяин?
Хольвин жестом подозвал огорченного пса, погладил по голове, улыбнулся рыси:
- Правильно, правильно.
-Тогда я пойду, - сказал Мэллу и выскользнул за дверь.
Манефа сидела на ступеньках лестницы в Старшей Ипостаси. Мэллу принюхался к ее теплому запаху; Манефа встала и подошла.
- Пусти, - сказал Мэллу, боднув ее головой в плечо. - Я ухожу в лес.
Манефа сделала вид, что не расслышала, принялась внимательно обнюхивать его висок, потом - выступающую косточку на скуле. Мэллу мурлыкнул.
- Пусти, - повторил он. - Я приду... потом.
- Я знаю, - сказала Манефа. - Ты тут все наметил. Ты хочешь тут жить, я же чую запах... - и дотронулась до груди Мэллу кончиками пальцев.
- Мне надо в лес, а ты хочешь играть, - сказал Мэллу с еле заметной усмешкой. - Ты стала игривая... как котенок...
- Я не играю... я хочу тебя запомнить...
- До завтра?
