Вслед за Рамоном Локкер выскочил из ворот - и они вдвоем помчались по тому самому полю, которое по ночам казалось таким загадочным, туманным и невероятно огромным, а днем оказывалось просто обширной пустошью, заросшей высоченной травой, вкусными одуванчиками, уже давным-давно опушившимися и облетевшими, и желтыми цветами сурепы.
На пустоши косили траву козы - готовили себе запас на зиму. Они не пользовались электрическими косилками - простые косы казались им надежнее, с этими нехитрыми инструментами козы управлялись с крестьянским проворством. Тяжелая сочная трава ложилась под лезвия волнами, распространяя сладкий зеленый запах.
Поодаль, в подсохшей копнушке сидел молодой козел и курил дешевую папиросу. Кто-то из взрослых когда-то говорил Локкеру, что козы порой бывают подвержены дурным человеческим привычкам. Правда.
Локкер притормозил, перекинулся и подошел. Козы остановились и уставились на него насмешливыми светлыми глазами; их шкуры покрывала такая длинная мохнатая шерсть, что Локкер посочувствовал - жарко, наверное.
- Эвон... - задумчиво сказала худенькая белая козочка, смахнув со вспотевшего лба бесцветный чубчик. - Ишь, пришел, глядите-ка...
- Я давно вам хотел сказать спасибо, - смущенно сказал Локкер. - За сено. Только я сено не ем. Но все равно...
Козы прыснули. Козел поплевал на пальцы, тщательно затушил окурок и подошел. На его простецкой физиономии с розовым горбатым носом и скудной белесой бородкой нарисовалось добродушное любопытство.
- Ты чаво, - спросил козел, дружелюбно ухмыльнувшись, - жить тут, что ль, останешься? Ась?
- Наверное, - пробормотал Локкер, смущаясь еще больше.
- Ништо, - козел удовлетворенно кивнул. - В лесу-то, небось, страшно одному, ась? Я говорю, там же, в лесу...
- Да пойдем же! - гавкнул набежавший Рамон. - Он сейчас заведет! Он же часами может блеять, пойдем!
Серая с черным хмурая коза неодобрительно покачала головой.
- Я пойду, - еле выговорил Локкер, не в силах глаз поднять от смущения. Он так и перекинулся не глядя - но козы рассмеялись, а не рассердились.
- Ишь, стеснительный! - фыркнула белая козочка, а козел напустил на себя суровый вид и прикрикнул:
- Ну, чаво встали, бабы! Само не сделается, нет! Что зимой в рот положим, ась?
Дальше Локкер не слушал. Рамон убежал далеко вперед, его хотелось догнать - и Локкер рванулся, с наслаждением чувствуя, как стебли трав хлещут ноги в стремительном движении. К пруду друзья подбежали почти одновременно.
Пресловутый пруд окружало несколько скудных кустов вербы, потускневших от жары. Еще издали Локкер понял, что никакой это не пруд, а так, лужа. Неглубокая яма, полная воды, заросшей ряской. Вокруг растет тростник и камыши, а в мутной буро-зеленой воде плавает всякий сор. Низко над водой вились комары и мошки. И кидаться туда Локкер не стал, побрезговал. Только выдернул подвернувшийся камыш, чтобы объесть сладкий корешок.
Рамон от возмущения перекинулся, сказал с досадой:
- Ты чего?! Ты же сам хотел!
Локкер тоже перекинулся для выяснения отношений.
- Тут неинтересно купаться, - сказал он извиняющимся тоном. - Мне же мелко. Я тут плыть не могу - копытами дно цеплять буду. Не сердись. Я, наверное, зайду... в эту воду... но разве это купание?
Рамон сморщил нос, обнажив клыки, гавкнул:
- Найди лучше!
- Я раньше так купался, - протянул Локкер мечтательно и машинально сорвал веточку вербы. - Обо всем на свете забывал, даже про все беды забывал - так купался. В речке, где она поворачивает... там, знаешь, такой красный песочек, копыта вязнут, но приятно - и стрекозы голубенькие... А на другом берегу - осинник... Сейчас, наверное, русалки расселись по корягам и песни поют, а в такой воде ни одна русалка жить не станет. Тут только комариные личинки...
Рамон заслушался, приоткрыв рот и громко дыша. Его круглая загорелая рожица с широким носом и ямочкой на подбородке, наверное, показалась бы глуповатой, если бы не цепкий взгляд - глаза темные и пристальные, как у всех разумных псов. Вечная настороженная оценка обстановки и всего мира - порода, как говорил Джейсор, Рамонов отец.
- Речка - она, знаешь, какая? - продолжал Локкер, очарованный собственными мыслями. - Речка - она без конца. Можно все лето и всю зиму идти, идти - а к истоку так и не придешь. Такая длинная. А втекает в море - воды, не представляешь, сколько, но купаться сложно. Вбегаешь, бежишь, бежишь - а до живота не доходит, все по колено...
Рамон хмуро разглядывал подсохшую траву под ногами.
- Ты много чего видел.
- Ну да, - Локкер задумчиво прикусил веточку. - Мы же, лоси - странники и стражи. Мы повсюду бродим - собираем вести, передаем...За лето и за зиму, знаешь, сколько проходим...
- Речка - в лесу? - перебил Рамон деловито.
Локкер взглянул на него, будто проснувшись. Кивнул. Рамон крепко почесал затылок, на котором темные волосы росли пушистым ежиком. Ухмыльнулся:
- Ну да, ты же жил в лесу... Уж не трусливее я тебя, теленок, - вдруг сделал вывод с яркой улыбкой, только клыки сверкнули. - Ты не боялся - и я не боюсь. Тем более - вдвоем.
- Вообще-то, вечером в лесу... - начал Локкер, но Рамон перебил:
- В этой луже плескаться, да? Уже трясемся, да? Мы идем или нет? Мы вообще, Стая или нет?
Это заявление так польстило Локкеру, что он порозовел от удовольствия:
- Стадо, конечно.
- Стая!
- Ну да, Стадо.
Рамон расхохотался и пихнул Локкера в бок кулаком:
- Пошли, рогатый... Да брось ты эту ветку! Там целый лес веток!
До леса неуклюжими ногами Старшей Ипостаси оказалось куда дальше, чем ожидалось. И идти неудобно - высокие жесткие травы чуть не по пояс путаются в ногах и мешают. Но они разговаривали - у них пока не было ни малейшего сомнения, что общаться они, существа из разных систем координат, могут только произнесенными словами. Поэтому приходилось терпеть неудобства, связанные с медлительным и неловким человеческим телом.
Локкер понимал, что всего не объяснишь, но пытался объяснить хотя бы самое главное:
- Змеи, - говорил он, бессознательно подражая собственному отцу, - холодные сущности без души, но не нападают без причины. Только не наступай и не обижай. А если зашипит - скажи: "Холодная кровь, мир общий, мир с тобою"...
- Ага, - Рамону было не так жарко в двуногом теле, как в четвероногом, но все равно, по привычке, хотелось хахнуть и высунуть язык. Слушал он весьма внимательно. - А змея - это что?
Локкер вздохнул.
- Я покажу.
- Я же городской, - буркнул Рамон уязвленно. - Я не знаю змею, предположим. А ты знаешь трамвай?
Локкер взмахнул на него ресницами.
- Тоже кусается?
У Рамона моментально поднялось настроение.
- Да ну его! Давай дальше.
Но Локкер не успел. Лесная стена уже встала перед ними. Косые солнечные лучи выкрасили сосновые стволы в горячий красный цвет, а все остальное - в цвета дикого меда. Стоял знойный покой, только тени дрожали на позолоченной земле, усыпанной хвоей. Локкер остановился и прислушался - и Рамон замер рядом, раздувая ноздри, завороженный и оцепеневший.
- Пахнет-то... - пробормотал щенок. - Кисло пахнет. И смолой. И сыростью. И... и не знаю чем... - и скульнул от переизбытка чувств, шлепнув себя по носу. - Дурацкий нос! Хочу другой. Давай, а?
Локкер кивнул.
- Да, но разговаривать...
- Успеется, - отмахнулся Рамон. - Сперва - нюхать! Потом обсудим. Мне нюхать надо!
Локкер пожал плечами. Он не понимал, что такое уж важное можно унюхать. Сам, напрягая обоняние и воображение, изо всех сил втягивая носом жаркий лесной воздух, он чуял только горячий настой березы и сосны, стоячей воды в канавке и еще чего-то неопределимо травного. Но с друзьями нужно считаться, а его новый друг - хищный зверь, хоть и маленький. У хищников - свои нужды.
