Андрей даже не пытался скрыть свою досаду. Он сел на стул, ссутулился. Широко раскрытые растерянные и обиженные глаза заметно увлажнились. Лицо сразу постарело и посерело.

Таким обиженным я его еще не видел. Судя по всему, мои последние слова вообще не восприняты им. Хорошо ещё, что по лености не совершенствуется в магии. При его безответственности это было бы катастрофично не только для него, но и для его детей и внуков. Да и мне немало дополнительных проблем перепало бы.

Вспомнил, как я однажды не сдержал эмоций, рассердившись на бюрократов одного госучреждения, устроивших волокиту с моими документами. Было это в Петербурге в 1990 году, то есть, еще в советское время. В очередной раз высидел в очереди у кабинета несколько часов. В очередной раз лишь ради того, чтобы узнать, что бумаги лежат без движения. Это было тихим издевательством. Выйдя из кабинета в плохом настроении, я в раздражении произнес, обращаясь к мужчине, с которым успел познакомиться в очереди: «Опять зря пришел. Хоть бы сказали конкретно — когда документы готовы будут. Четыре месяца уже без толку хожу. Достали, сволочи! Через год никто из них не будет работать на своем месте. Все это пакостное заведение будет закрыто! Вот увидите!».

Лишь через пару месяцев с большим трудом удалось получить документы. Позже я понял, что система бюрократической волокиты была рассчитана на выжимание взяток.

Ровно через год после моего высказывания все это учреждение решением местных депутатов было закрыто. Я заглядывал туда через несколько месяцев после закрытия. Учреждение оставалось закрытым. Коридоры были темны и пусты. Работали лишь несколько офисов коммерческих структур. Что было дальше, не знаю, не интересовался. Во всяком случае, тогда нескольким сотням чиновников пришлось искать работу. Другие аналогичные учреждения работали, как ни в чем не бывало.

С одной стороны, поделом им, паразитам, хорошо устроившимся в советское время. Этих элитарных приспособленцев не жалко. Но ведь эта, незапланированная магическая акция была лишней. Никакой проблемы она не решила. Бог их и так наказал бы. А вот я определенный потенциал полевого контроля задействовал. Конечно, потеряв в чем-то другом. Зачем, спрашивается? Со временем на место прежних негодяев пришли новые, не лучше предшественников.

И вообще, не моя это задача — такой мелочевкой заниматься, как судьба бюрократического учреждения. Рассердившие меня чиновники в текущем порядке все равно бы свое сполна получили. Бог гораздо внимательнее и справедливее, чем люди себе представляют.

Когда с людьми происходят неприятности, большинство из них думают, что не повезло, случайно все вышло. Ан нет, все поделом, все по справедливости. Просто лукавое сознание, к тому же зомбированное общепризнанными представлениями-глупостями, не способно осознать взаимосвязь между собственными проступками и воздаваемыми за них неприятностями.

А вообще я стараюсь контролировать эмоции и слова, чтобы своим мысленным раздражением не спровоцировать лишний раз для кого-нибудь катастрофу. Катастроф и смертей, произошедших с моими недругами и так многовато. Всегда агрессия исходила от них, я не отвечал. Я не трачу время и силы на врагов. Бог с ними разбирается. Главное мое дело — просвещать истиной. А то, что недоброжелателей преследуют неудачи, что они неизлечимо заболевают или погибают — это их проблемы. Правда, если сержусь, ситуация складывается для них катастрофичнее.

И ведь недоброжелательствуют без какой-либо особой пользы для себя: по привычке, по гнусности натуры, по глупости, ради самоутверждения, ради оживления ситуации, просто из прихоти или даже ради забавы. Быстро забывают об этом, поскольку для большинства из них это обычное дело. Но страдают потом совершенно всерьез, удивляясь, чем могли они, такие хорошие-пригожие, заслужить радикальное ухудшение жизни. В свете внезапно наступивших трагических перемен для них блеклая проза предшествующей жизни начинает казаться благоденствием. Что ж, себе вредить не запретишь…

…Близится полдень. Изба еще не прогрелась от затопленной печи. Обычно топлю печь после обеда. Сегодня по случаю мороза затопил до обеда. Пальцы озябли и движутся по клавиатуре компьютера все медленнее. За ночь дом остывает. Поэтому, как обычно, одет с утра в пуховик и валенки. Лучше уж потеплее одеться, чем два раза в день топить. Но пальцы мерзнут. Надо бы перчатки с обрезанными пальцами сделать для работы на компьютере.

Откинувшись на спинку стула, сую руки в карманы синего пуховика и поворачиваюсь налево, к окну, чтобы полюбоваться игрой разноцветных искорок, высекаемых солнечными лучами на изящных снежных узорах, почти сплошь покрывших оконные стекла. Вот тебе и Новый Год — любимый с детства праздник. Вместо новогоднего застолья у наряженной елки с близкими и друзьями, сиди тут в избе, в глуши, среди снежного безмолвия, любуйся искорками.

В который раз в праздник нахожусь в одиночестве. Почти привык уже, хотя и грустно. Даже не пытаюсь устроить себе какого-либо подобия праздника. Наоборот, ничто в доме не должно напоминать лишний раз о нем. Иначе еще тоскливее станет.

Так… надо сменить тему раздумий. И вообще, пора сделать перерыв. Встаю из-за компьютера и иду к печи греть руки. Жар от горячей бурой чугунной плиты окутывает ладони. Через трещину в плите виден мелькающий огонь.

Старая русская печь, как и подобает таким печам, огромна. В ней две топочных камеры: основная и малая. Малая камера с плитой называется подтопком. Исключительно его и топлю. Основную печь еще ни разу не топил: морозы не те, хватает подтопка. В основных топочных камерах русских печей раньше люди умудрялись мыться. Воспользоваться опытом предков мне не придется: рядом с печью соорудил приличную душевую установку с раскладной кабинкой и стоком в канализацию, которую сделал Андрей.

Печь порядком обветшала. Потемневшая от времени и копоти известковая побелка вся в глиняных пятнах и извилинах: щели замазывались. Местами через щели просачивается дым.

Набор книги на компьютер завершается, так что могу сегодня со спокойной душой заняться печью: надо замазать щели глиной. Но это после обеда, а сейчас можно полюбоваться зимней природой. Желание испытать ощущение ясности, свежести и нарядности, вдохнуть запах мороза то и дело побуждает меня выйти из избы в стужу. Надеваю шапку и выхожу из избы.

В сверкающем ореоле ветвей сирени, покрытых живописно-мохнатым инеем, сияет низкое полуденное солнце. Безоблачный голубовато-белесый небосвод окаймлен розовато-серым горизонтом. В отсутствие облаков небо неподвижно, словно и оно застыло от мороза. Все вокруг — земля, деревья, избы — покрыто свежевыпавшим пушистым снегом, сверкающим на солнце хрустальными блестками. С удовольствием оглядываю выстроившиеся за калиткой ели, безупречно зеленое одеяние которых нарядно украшено свежим пушистым снежным убором. Очень новогодний вид. Поймал себя на мысли о том, что не очень внимателен. Почему раньше не замечал такой красоты?

Да нет же! Дело не в моем внимании. Такую красоту зимой я на самом деле еще не видел! Моменты, когда природа настолько пронзительно красива, бывают редко.

Сегодня 1-е января 2002 года. Зима началась поздновато. Стабильный снежный покров установился во второй половине декабря. Маловато снега. Лишь на днях наступили по-настоящему зимние морозы. Надолго ли?

В некотором отдалении стоят гигантские тополя, голые ветви которых темнеют на фоне неба. Дальше темнеет сосновая роща, под сенью которой спряталось деревенское кладбище. Пушистые разлапистые ветви сосен живописно укрыты пухлыми округлыми подушками снега. Роща выглядит очень уютно, как бы заманивая к себе то ли на прогулку, то ли на вечный покой.

Заслышав скрип снега под моими валенками, тревожно залаяли собаки на дальнем краю деревни. Там живет семья сторожей. Кроме них и меня, сейчас в деревне никто не живет. Завтра надо будет собакам косточек отнести. Происходит это всегда одинаково и выглядит примерно так: Когда лежит снег, к сторожам обычно иду на лыжах — иначе по сугробам не добраться. Одна из собак, первой заметив меня издали, начинает ожесточенно лаять на двух других — мол, я первая заметила, значит, все, что несет — мое. Пытается даже преградить им путь. Но эти наивные усилия другие собаки решительно игнорируют. Затем все трое молча бегут навстречу, поджав уши и радостно виляя хвостами. Не добежав двух-трех десятков метров, останавливаются и начинают грозно лаять в наугад выбранную сторону, якобы защищая меня от некой угрозы.