— Я хотел поговорить о вашем палаше, — ответил он. — Тогда, на батарее, вы сказали, что он у вас с битвы под Броценами. Вы купили его после боя или захватили, как трофей?

— Я убил офицера, вооружённого им, — честно сказал я, — и взял палаш с тела.

— Вы воевали с корпусом Джона Хоупа, верно? — уточнил он, я кивнул. — В нём был только один шотландский батальон, Семьдесят девятого горского полка Камерона. Офицеров в нём было не так и много. Одним из них был мой родственник. Хэмфри Мак-Бри из Гленмора, первый лейтенант. У вас, сударь, его палаш.

— Отчего вы думаете, что это именно его палаш? — удивился я. — Офицеров в батальоне, конечно, не так и много, однако палашей было не один и не два.

— Дайте мне ваш, — попросил Мак-Бри — Я скован словом лучше кандалов и не причиню вам вреда.

— Этого не стоило говорить, сударь, — заявил я. — Я вам вполне доверяю. Вы человек достойный, как вы любите говорить, officer and gentleman.

— Highland gentleman, — с улыбкой поправил меня Мак-Бри, хотя я не понял смысла поправки, но переспрашивать не стал. Он взял у меня и палаш, наполовину вынул из ножен и продемонстрировал небольшое клеймо у самого основания клинка. — Вереск и сердце, знаки клана Мак-Бри. Эту эмблему носил на щите Робин Бри, основатель нашего клана. Конечно, я не буду врать, что разглядел её на вашем клинке, тогда на батарее. Просто я узнал этот палаш. С самого детства я, когда бывал в гостях у родичей из Гленмора, вместе с кузеном Хэмфри бегал поглядеть на этот палаш. Он висел на ковре у отца Хэмфри, моего дядюшки, когда тот был дома, не на очередной войне. Я знаю каждую трещинку на его ножнах и baskets. — Он защёлкал пальцами, ища подходящее слово на французском.

— Corbeille, — наудачу подсказал я.

— Именно, — кивнул Мак-Бри, возвращая мне палаш. — В общем, я его узнал в ваших руках, сударь, с первого взгляда.

— И что же вы хотели от меня, сударь? — поинтересовался я.

— Это шотландский палаш, — ответил горец, — и должен вернуться в Гленмор, к наследнику бедняги Хэмфри. Я не очень богатый человек, но уверен, если кину клич по знакомым офицерам-горцам, и мы соберём любую сумму, которую вы назовёте.

— Не хотелось бы обижать вас, сударь, называя нереальную сумму, вроде ста миллионов фунтов стерлингов, — покачал головой я, — поэтому честно скажу, что расставаться пока с этим палашом не хотел бы.

— Жаль, — тяжко вздохнул Мак-Бри, — очень жаль. Правда, я ждал скорее такого ответа. Этот палаш был выкован около семидесяти лет назад. Предание нашей семьи гласит, что его подарил деду бедняги Хэмфри, Алистеру Мак-Бри, полковник Камерон перед битвой при Куллодене. Клинок этот был рождён, чтобы убивать красномундирников, и, как видите, сударь, отлично справляется со своей задачей. Однако если ты всё же решите изменить решение, найдите меня или иного офицера-горца моей фамилии, таких немало, и сообщите ему. Палаш у вас выкупят.

После слов о предназначении палаша мне вспомнился разговор с паладином, и захотелось тут же отдать меч шотландцу. Без каких-либо требований. Однако сделать это, не потеряв лица, я уже не мог. К сожалению.

— Вот уж что-что, — через силу усмехнулся я, — а продавать его я не стану.

— Достойный ответ, — кивнул шотландец, — однако обстоятельства иногда вынуждают нас поступать иначе.

— Возможно, — кивнул я. — С вашего позволения я откланяюсь.

— Прощайте, первый лейтенант Суворов.

— Прощайте и вы, капитан Мак-Бри.

Когда я выходил из палатки шотландского капитана, мне показалось, что палаш одержал победу надо мной. Быть может, попытавшись сохранить свою гордость, я сделал первый шаг на пути к кровавому безумию резни, о котором рассказывал гроссмейстер Томазо?

— Свои соображения относительно передвижений британцев доложит нам штабс-капитан Суворов, — произнёс полковник Браун, чем поверг меня в немалый шок. — Он впервые за несколько прошедших недель встретился с ними. И это был не рейд американской лёгкой кавалерии, а столкновение с разведывательным отрядом стрелков. Прошу вас, штабс-капитан.

Я поднялся со своего места и окинул взглядом собравшихся в штабной палатке офицеров и генералов. Обер-офицеры ниже майора на таких собраниях присутствовали исключительно в целях общего ознакомления с работой штаба. Открывать рта нам не полагалось. И тут доложить свои соображения, вот это да.

— Мы столкнулись с британскими стрелками в городе под названием Дуэльс, — начал я. — Эта группа была больше похожа на разведывательный отряд, отправленный проверять местность для будущей битвы. Отсюда следует, что к Уэлсли, скорее всего, подошли подкрепления из Португалии, либо он в самом скором времени ждёт их. В противном случае, виконт Веллингтон не стал бы готовиться к битве.

— Значит, это и есть тот самый первый лейтенант Суворов, — сказал, ни к кому не обращаясь, Жозеф Бонапарт, — о котором писал мне брат. Он ведь был вашим, господин дивизионный генерал, адъютантом при Труа и отличился там. Остановил бегство солдат, вырвался от предателей-немцев. Теперь я вижу, что он блещет и стратегическим умом. Что вы скажете об этом, monsieur marИchal? — спросил он у Журдана, командующего французской армией.

— Весьма толково, — сказал тот, весьма польстив мне, всё же прославленный наполеоновский маршал. — Думаю, молодой человек сделал правильные выводы из встречи с британскими стрелками. Кроме этого, у нас есть другие доклады относительно увеличения активности британцев. Были замечены и пехотные отряды, и кавалерийские разъезды, последние, к слову, рейдами более не занимаются, на провокации, что мои люди устраивали им, не реагируют.

— Значит, Уэлсли готовит место для битвы, — резюмировал очевидное Жозеф Бонапарт, — и что мы предпримем в связи с этим.

— Местность тут ровная, как стол до самого Сьюдад-Родриго, — пожал плечами маршал Журдан. — Бой можно дать в любом месте, однако я бы рекомендовал встать лагерем в двух милях от стен города, чтобы с одной стороны создавать постоянную опасность ему, с другой же, быть вне досягаемости батарей Сьюдад-Родриго. Это был бы идеальный вариант развития событий.

— К сожалению, — заметил Барклай де Толли, — британцы вряд ли позволят нам реализовать его. Уэлсли не подпустит нас так близко к стенам, если только не захочет заманить под огонь городских батарей, но и это вряд ли.

— Отчего же? — проявил живейший интерес Жозеф Бонапарт.

— Две мили очень легко пройти на плечах отступающего противника, — ответил генерал-лейтенант, — и войти в город. Если же закрыть ворота, то очень велик риск оставить за стенами, обрекая на смерть и плен, изрядную часть войска. Защитникам же подобная позиция никаких выгод не даёт.

— Поделитесь тогда, где бы вы поставили войска? — попросил испанский король, чем изрядно обескуражил своих стратегов.

Барклай де Толли вынул из ножен шпагу и, используя её как указку, прочертил линию по карте, висящей на стене богатого дома, где происходило заседание штаба армии. Судя по масштабу, эта линия проходила в семи с лишним верстах от города.

— По моему мнению, — доложил он, — это была бы идеальная позиция для атаки на британцев.

— Вы считаете, ближе они нас не подпустят? — предположил маршал Журдан. — Но чем вам так нравиться именно эта позиция, что вы зовёте её идеальной.

— Во-первых, — начал перечислять наш командующий, — Уэлсли, действительно, встанет в двух-трёх милях от города, так что расстояние между армиями составит около мили-полутора. Это позволит нашей артиллерии обстреливать вражеские позиции, а именно артиллерией мы превосходим британцев на две головы. Во-вторых: здесь местность понижается, а атаковать противника лучше спускаясь, к тому же, и противнику будет сложнее контратаковать вверх по склону. В-третьих: в возвышенности артиллерия будет бить на большее расстояние. Но самое главное вот это. — Барклай де Толли ткнул концом шпаги в точку на карте, едва не проткнув тонкую бумагу.

— Hacienda Vestigio de toro, — прочёл Жозеф Бонапарт. — Что в ней такого примечательного?