Батальон подошёл к полю боя с развёрнутыми знамёнами и под барабанный бой. И стоило врагу услышать бой русских барабанов и увидеть на горизонте русские знамёна, как солдаты его бросились врассыпную. Не выдержали ни прославленные красные мундиры, ни славящиеся своей жестокостью американские кавалеристы. Все они бежали с поля боя ещё до того, как батальон майора Губанова подошёл к ним на расстояние выстрела.

Зададимся же вопросом, уважаемые читатели, кто же наш враг в Испании? Не надуманы ли все легенды об отваге красных мундиров, их беззаветной храбрости? Да и чего можно ждать от армии, набранной из висельников и беглецов?

Я дочитал заметку в «Военной ведомости», пришедшей с почтовым дирижаблем пару дней назад. Сложив газету, я поглядел на солдат. На лицах их впервые за долгие дни похода к Сьюдад-Родриго появились улыбки. Я читал им эту заметку вслух, чтобы хоть как-то поднять настроение, напомнить о победе, которую мы одержали, да ещё и столь, действительно, курьёзным образом.

— Ну, всё, стрелки, — сказал я им, — выступаем.

В этот раз я шёл в разведку со стрелками своей роты. Поручик Ефимов свалился с приступом лихорадки и, хотя врачи говорили, что это не смертельно — пройдёт несколько дней, и он встанет на ноги, но сейчас-то с ними должен быть офицер. Не отпускать же солдат в разведку только с унтерами. В стрелковом взводе прапорщика нет, вот я и оставил гренадер на Кмита с Роговцевым, и отправился в разведку со стрелками. Всё дело в том, что в последние недели настроения в армии гуляли не самые лучшие. Отвратительные настроения, если честно сказать. Поэтому без офицеров, даже с фельдфебелями и проверенными унтерами, солдат никуда не отпускали. Росло дезертирство, не смотря на то, что шагали мы чужой землей, где и податься-то людям некуда, и французская жандармерия работала отлично. Виноваты в этом были бесконечный марш по раскалённой, словно сковорода земле, постоянная экономия воды и клубящаяся в воздухе пыль, мешающая дышать. Но самым главным был тот факт, что вот уже почти год солдаты топтали чужую землю, воюя неизвестно за кого и непонятно против кого, кто и врагом-то нашим вроде, как и не был. Ведь ещё не так давно мы воевали плечом к плечу со священными цесарцами и британцами против того же Наполеона, а теперь он — наш союзник, а цесарцы с британцами — враги. Правда, были среди солдат и унтеров те, кто помнил, как последние бросили армию моего однофамильца, князя Суворова-Рымникского, и корпус Римского-Корсакова на произвол судьбы в Швейцарии. Однако скверные разговоры среди солдат шли и ширились, вот и сейчас, пока мы шагаем по прокалённой равнине к городку Дуэльс, один из унтеров попросил разрешения обратиться ко мне.

— Вашбродь, а отчего мы воюем тут? Аж в самой Гишпани?

— Ближе, Ковалёв, — ответил я, — войны для нас не нашлось. На рубежах Родины другие воюют, но и нам закисать в тылу не следует, верно?

Солдаты одобрительно заворчали, соглашаясь со мной. Однако старший унтер Ковалёв не сдавался и продолжил расспрашивать меня:

— Но ещё хотелось бы знать, вашбродь, а праведная ли эта война? Ведь, как ни крути, а выходит, что мы воюем за чужого короля, что на чужом троне сидит. Его Бонапартий на этот трон посадил, а теперь нашими штыками удержать хочет. Весь народ ведь поднялся против Бонапартова брата, а значит, и против нас, союзников его. Так ведь выходит, или не так?

— А вот подумай, Ковалёв, — сказал на это я, — кто нас сюда, на эту войну отправил?

— Ну, как, кто? — даже удивился унтер. — Государь наш Император Всероссийский.

— Вот именно, — кивнул я, — а может ли он, Государь наш Император, Александр Павлович, отправить нас на неправедную войну?

От таких слов унтер надолго замолчал. Как бы то ни было, а авторитет Императора Всероссийского может творить чудеса с простыми людьми. Это мы, образованные люди, дворяне из столицы и ближних к ним губерний, можем себе и вольнодумство с вольтерьянством позволить. А вот люди простые за такое слово, как вольтерьянец могут и личность начистить, хотя, пари держу, что смысла его они не понимают и кто такой Вольтер не знают и не узнают, наверное, никогда.

— Вашбродь, — сказал мне унтер Ковалёв, — дозвольте обратиться?

— Какие у тебя ещё вопросы остались, Ковалёв? — усмехнулся я.

— Я, прощенья прошу, по делу, — ответил унтер. — В город вроде солдаты какие-то входят. Вы бы в трубу свою зрительную глянули?

— Хорошо, — кивнул я, снимая с пояса чехол с трубой. — Сейчас узнаем, кто это. Штуцера зарядить, на всякий случай. — Присмотревшись к городку, я разглядел солдат в тёмных мундирах, входящих в город с юга. Не красные, британские, не испанские, таких тёмных они не носят, кроме синих, но тут явно другой цвет, чёрный или тёмно-зелёный, но и на наши не похожи. Надо держать ухо востро.

Мы спустились с холма в долину, где лежал полупустой городок, жители которого попрятались, лишь завидев вдалеке любые мундиры. Сейчас они, наверное, смотрят на нас со страхом из узких щёлок в приоткрытых ставнях. Правда, зная о «любви» испанского народа к французам и нам, как их союзникам, можно было и пулю из окна получить или нож в спину, из подворотни. Во многом прав был мой старший унтер, как ни крути.

Солдат в зелёных мундирах мы встретили примерно на середине города. Они шагали, не особенно скрываясь, явно чувствовали себя уверенно, однако оружие держали наготове. И что самое интересное, врага в нас не признали. Уже много позже, я узнаю, что они не смогли определить цвет наших мундиров из-за пыли, покрывавшей их.

— Who are you? — спросил их предводитель, высокий офицер с небольшим шрамом на лице. — What regiment? British? Spanish?

— Hello! Hello! — отвечал я, выдавая все знания английского языка, что вполне умещались в одном небольшом предложении. — How are you? What regiment you are? Who is your commanding officer?

Мы шагали навстречу друг другу по пыльной улице. Британцы явно насторожились, не понимая, кто перед ними — друзья или враги? Они половчее перехватывали свои ружья, пальцы уже лежали на курках, офицер нервно поглаживал пальцами эфес сабли. Я также держал руку на эфесе палаша, понимая, что похоже, именно он сейчас смущает моего визави. Слишком уж специфическое оружие, в армиях, кроме британской, палашей пехота не носит.

— Stop! — выкрикнул, спустя пару шагов, британский офицер, вскидывая левую руку. Отвечать на мои вопросы он не собирался. — Not step further, stay where you are!

Взгляд его был прикован к моей правой руке, пальцы которой уже сжимали эфес. Этим я и воспользовался. Левой я выхватил драгунский пистолет, вскинул и нажал на спусковой крючок. Пуля ударила офицера в плечо, он, к его чести, среагировал мгновенно.

— Fire! — вскричал он, здоровой рукой выхватывая саблю. — Step aside! Free fire!

— Огонь! — командую я, также обнажая оружие. — В укрытие!

Захлопали выстрелы. Пороховая гарь смешалась в висящей в воздухе пылью. Мы кинулись в разные стороны, стараясь как можно скорей укрыться от пуль. После первого выстрела на земле остались двое британцев и один стрелок. Правда, один из британцев медленно полз к углу дома, где укрылись несколько стрелков. Теперь мне стало ясно, с кем мы столкнулись. Это были зеленомундирные стрелки толи из Шестидесятого американского, толи из Девяносто пятого стрелкового, только они в британской армии носят мундиры бутылочного цвета.

Началась перестрелка. Я в такой ещё ни разу участия не принимал. Мои стрелки и британцы вели огонь друг по другу из укрытий, стараясь поймать противника, когда он высовывается, чтобы выстрелить. Штуцера, захваченные нами ещё в Труа, для пополнения я купил таких же у тыловиков, чтобы весь мой стрелковый взвод был вооружён одинаковым оружием, ничуть не уступали знаменитым карабинам «Бейкер», оружию наших врагов. Заряжать их приходилось дольше и несколько сложнее, из-за нарезов ствола, однако били они куда дальше и точней. Я, лично, думаю, что будущее именно за нарезным оружием, что бы ни говорили его противники.