Синклер поднял бровь.

— Вы хотите знать точное число?

— Какие бы вольности вы ни позволяли себе в Европе, мы не терпим подобного поведения здесь.

— При всем моем уважении к вам, лорд Стиветон, должен пояснить — хотя это была моя инициатива, ваша дочь весьма охотно следовала за мной.

Граф с шумом вскочил на ноги.

— И таким способом вы просите извинения?

Синклер стряхнул невидимую пылинку со своего рукава.

— Я не прошу вас ни о чем, но у меня есть предложение.

Не сводя глаз с маркиза, Стиветон медленно сел.

— Вы ожидали, что, защищая честь Виктории, я вызову вас на дуэль?

— Конечно, нет — у меня нет намерения убивать вас. Я думал, вы потребуете публичного извинения…

— Это может как-то залатать вашу репутацию, но ничем не кончится для моей дочери.

Каминные часы пробили четверть, а граф все еще продолжал оценивающе смотреть на гостя. Синклеру не нравились ни задумчивое выражение его лица, ни направление, в котором развивался разговор. В голове у Стиветона, вероятно, созрело какое-то решение.

Граф наклонился над своей огромной книгой.

— Как бы мне ни хотелось утверждать противное, события прошлого вечера не были целиком вашей виной.

— Это звучит обещающе. Тогда мы договоримся, и извинений будет достаточно…

— Погодите, Олторп, я еще не закончил. У моей дочери, к сожалению, полностью отсутствует чувство самоконтроля. Я надеялся, что соответствующее образование и дисциплина излечат ее от импульсивности, но, как вы убедились, этого не произошло.

Синклер без приглашения опустился на неудобный позолоченный стул, стоявший напротив письменного стола. С этого места он намеревался услышать, как будет защищаться репутация Лисички за счет его собственной. Виктории просто не из чего было выбирать; он не дал ей шанса.

— Итак? — подсказал он.

— Итак, не имея возможности обуздать дочь, я предприму шаги, чтобы вынести скандал из моего дома. Виктория теперь — ваша проблема.

Синклер удивленно захлопал глазами.

— Но вы ведь не хотите, чтобы она вышла замуж за…

— Я не намерен прощать нарушение правил приличия даже членам моей собственной семьи. Особенно членами моей семьи. — Стиветон взял со стола карандаш. — Вы можете рассчитывать на десять тысяч фунтов сразу, а затем на три тысячи фунтов ежегодно, начиная со следующего года, когда Виктории исполнится двадцать один год и она получит наследство от своей бабушки. Думаю, что теперь, после возвращения в Лондон, вы быстро разберетесь с состоянием вашей семьи.

Маркиз почувствовал, как его пробирает озноб.

Расчеты не оправдывались: похоже, граф не понимал, сколь порочной была его репутация, если действительно намеревался устроить этот брак.

— Меня удивляет подобная щедрость. Ваша дочь, десять тысяч фунтов.

— И весь скандал долой из моего дома. Вот за это я и плачу.

— Лорд Стиветон, что бы вы ни говорили сейчас, вам следует понять, любой холостой пэр в Лондоне сочтет вашу дочь достойной невестой, теперь, когда я извинился. Вы уверены, что…

— Возможно, они и сочтут ее хорошей партией, но она не примет предложения ни от одного из них, так что у нее нет выбора. Свадьба состоится через неделю после ближайшей субботы, я уже отправил записку принцу Джорджу. Венчание пройдет в Вестминстерском соборе.

Вероятно, граф не хотел рисковать и постарался не дать возможности обоим участникам предполагаемой свадьбы сбежать.

— Тогда, я полагаю, будет присутствовать и регент?

— Принимая во внимание знатность двух наших семей, я в этом не сомневаюсь.

— И ваша дочь согласится? — Синклер скептически пожевал губами.

— Разумеется, нет, но ей, вероятно, надо было хорошенько думать перед тем, как упасть в ваши объятия на глазах у такого количества гостей.

— Я..

— Послушайте, Олторп, — граф постучал карандашом по столу, — за последние три года я предложил ей по меньшей мере пару дюжин потенциальных мужей и предоставил достаточно времени, чтобы выбрать любого из них. Вместо того чтобы принять решение, она таскалась по всем злачным местам Лондона, разбивая сердца, позоря свою и мою репутацию и клянясь при этом, что и слышать не хочет о свадьбе. Вы, наверное, знаете, как ее прозвали: Лисичка.

— Да, я что-то слышал об этом.

Граф важно выпятил грудь.

— Не поймите меня неправильно, Олторп, но я считаю, что вы достойны сожаления.

— Что ж, благодарю за весьма ясно высказанное мнение. — Синклер почувствовал себя так, словно потерял слона и королеву в шахматной партии, и теперь его ожидал неотвратимый мат. Но, что удивительно, он не испытывал особого ужаса. Все, что ему оставалось, это признать свое поражение, а отношения с Лисичкой Фонтейн в постели будут утешительным призом. К тому же он никогда не думал о завтрашнем дне и всегда полагался в этом на Томаса.

— Виктория войдет в древнее высокоуважаемое семейство, и это хоть как-то скрасит последствия вашего недостойного поведения.

— Рад услужить, — язвительно ответил Синклер.

— Подождите здесь. — Стиветон поднялся на ноги. — Я сейчас позову вашу невесту.

Маркиз совсем не был уверен, что ему хочется увидеть ее. Как ни привлекателен был приз, ему не нравилось чувствовать себя загнанным в угол. Итак, чтобы не покидать Англию и не отказываться от своих поисков, он вынужден будет жениться на Лисичке Фонтейн. Какая досада!

Он показал себя отменным дураком, и сейчас Стиветон использовал минутную потерю им здравого смысла, чтобы избавить свое семейство от неуемной вертихвостки.

Все это чертовски усложняло положение дел.

— Проклятие!

— Я высказалась точно так же, когда отец сообщил мне, что вы здесь.

Леди Виктория Фонтейн вошла в кабинет отца с таким спокойным видом, будто собиралась обсуждать погоду, и Синклер против воли поднялся. Еще накануне вечером он заметил, что в ее присутствии ему хотелось выглядеть «на все сто».

Обойдя стул, он взял ее руку и поднес к губам.

— Доброе утро, леди Виктория.

Ему нравилось касаться ее. Она не убрала руку, и он провел губами по ее пальцам. Виктория продолжала спокойно смотреть на него, и лишь ее фиалковые глаза были немного растерянны. В скромном муслиновом платье она притягивала его внимание еще сильнее, вызывала желание.

Наконец девушка освободила руку, повернулась к окну, и Синклер увидел, как покачиваются ее бедра обтянутые шелковистой тканью.

— Отец сказал, что вы приняли его условия. — Виктория облокотилась на широкий подоконник.

— Да, условия оказались достаточно щедрыми.

Она кивнула:

— Граф никогда не скупится по мелочам.

Синклер долго не отрывал от нее глаз, завороженный часто бьющейся жилкой на ее шее.

— Вам, похоже, также свойственно быстрое принятие решений.

— Мне хотелось, чтобы вы вытащили меня в сад, — призналась она, покраснев, — но я не предполагала, что вы попытаетесь раздеть меня догола.

Она хотела его.

— Вы не казались чрезмерно обеспокоенной этим — пока не появился ваш отец.

Приятный розовый цвет на ее щеках стал еще гуще.

— Я согласна, милорд, что вы хорошо целуетесь, — по-видимому, у вас не было недостатка в практике.

Слегка изумленный этим замечанием, Синклер поклонился.

— Я доволен, что все мои усилия привели к чему-то хорошему.

— Слишком хорошему, если судить по моим родителям.

— Я приношу извинения за то, что наши объятия стали достоянием публики, но не за то, что целовал вас. — Он приблизился к ней, испытывая все большее влечение, даже несмотря на накинутую ему на шею брачную петлю. — Вы великолепны.

Она повернула к нему головку.

— Все еще стараетесь соблазнить меня? — Виктория отошла от окна и направилась к двери. — Это ни к чему, лорд Олторп: вы уже выиграли мою руку.

Синклер с любопытством наблюдал, как она тихо прикрыла дверь и повернулась к нему лицом.

— Если вы хотите продолжить то, что мы начали прошлой ночью, миледи, — пробормотал он, — я охотно присоединюсь к вам. Чрезвычайно охотно.