И вот убийца найден!

Но сразу же появляются вопросы.

Вопрос первый. Убийство Ефикова – не шапочный грабеж. Это вызов. Поводом к Первой мировой войне послужило убийство в Сараеве эрцгерцога Фердинанда. Убийство Ефикова тоже может послужить поводом к началу войны. Криминальной, за передел зон влияния. Иван Сергеевич Эфиоп заправлял в Тернове и области пятнадцатью игорными домами. Нечего даже упоминать о том, что платить приходится не только по счетам налоговых инспекторов. Эфиоп – не барыга, а часть структуры, именуемой в учебниках для средних школ милиции «организованной», да еще и «преступной». Сразу после «мочилова» Ефикова город войдет в такой форсаж, что мало не покажется не только самим бандюкам, но и милиции…

И надо же!.. Виталька Кусков, расстреляв на перроне Эфиопа, кладет в багажник своего «Мерседеса» «паленый» «ствол» и едет в кабак! Там напивается, устраивает дебош, рискуя нарваться на вызов милиции, потом едет к проститутке, а уже ночью, когда вероятность быть остановленным и обысканным от резинки трусов до запасного колеса увеличивается в тысячу раз, устраивает с ментами перестрелку. Ну, законченный чудак. Отморозок по пояс. Но только – сверху, если верить показаниям допрошенной проститутки.

Вопрос второй.

Где пресловутый пистолет, из которого Кусков отстреливался от двух краснорожих сержантов?

Вопрос третий.

Где гильзы от пистолета? Менты уверяют, что Штука палил из «ПМ» или «ТТ». Не револьвера, а пистолета, гильзы от патронов которых имеют особенность отражаться из оружия. Тогда где гильзы от «ПМ-ТТ»? Сороки по гнездам растаскали?

Кстати – спутать «ПМ» с «ТТ»? Хм… Это все равно, как если бы до конца не понять, из чего в тебя палили – из гранатомета или системы «град». Для старухи в сберкассе все пушки одинаковы, но это ведь не старухи. Это два милиционера, суммарный стаж работы в милиции которых пятнадцать лет!

Вопрос четвертый. И это не эхо.

Где гильзы от «калашникова», посредством применения которого милиционерами был остановлен и перенаправлен с дороги в универмаг Виталька Штука? Те же сороки?

Ответ на оба последних вопроса в виде заключения трасологической экспертизы хранится у Сашки дома. Поняв тему, он отнес бумажку домой, не рискуя до поры оглашать ее содержание. «Не пришли еще результаты», – ответил бы он, если бы ему задал вопрос о них нынешний, новый прокурор. Сейчас же, сидя на нарах, Пермякову становилось ясно, что он не погорячился, когда прятал заключение, сделанное добросовестным экспертом. Сейчас будет обязательно найден недобросовестный – тот, у которого трое детей, в квартире однокомнатной тесновато да путевка для больного ребенка которому в санаторий не помешает. Такой в прокуратуре отыщется очень быстро. И все будет так, как надо. Как надо тем, кто «приземлил» Сашку на тюрьму.

Однако это будет уже второе заключение. А в первом даны четкие и ясные ответы на все поставленные вопросы. Стрельба по «Мерседесу» велась с расстояния одного метра – раз. С такого расстояния сидевшему справа сержанту проще было не автомат свой разряжать, а дотянуться до Кускова и дать ему по морде. Результат был бы тот же – то взлет, то посадка, то снег, то дожди… Два переломленных пополам, стоявших в имбецильных позах манекена и поваленные ряды драповых пальто пошива местной фабрики «Чинар»…

Теперь – второе: два стекла «шестерки» выстрелами из «ПМ», без остальных видимых повреждений, не выбиваются.

Ну и, конечно, подтверждение того, что из предоставленного на экспертизу автомата (изъятого из багажника автомашины гражданина такого-то) был застрелен гражданин такой-то… Но это тема отдельная, хотя и факт.

Штуку – на нары. Дело – из «темняков» – в «светлые». Осталось отколотить обвинительное заключение и отправлять три тома уголовного дела в Центральный суд. А там… Кто знает, может быть, оно достанется не кому-то, а отдохнувшему в отпуске Струге. И тогда тот сделает то же, что сделал судья Левенец. Из-за чего, собственно, Сашка Пермяков уже двенадцать часов и греет своим задом отшлифованные тысячами преступных задниц нары. Освободит Кускова из-под стражи. Только, в отличие от Левенца, при этом оправдает окончательно и бесповоротно.

Сашка оправдывать права не имеет, но зато ровно через месяц после того, как Кусков был задержан, исследовал дело и отправил в суд по запросу судьи, которому поступило ходатайство адвоката Штуки. После того как судья Левенец из Центрального суда освободил Куска из-под стражи, изменив ему меру пресечения на подписку о невыезде, кто-то, как теперь выясняется, был удивлен гораздо больше самого Виталика, который после оглашения судьей решения еще пять минут стоял и хлопал глазами.

Интересное дело: судья Фирсов из Центрального суда Кускова арестовал, а судья того же суда Левенец на основании тех же бумаг, лишь с небольшими дополнениями следователя, Кускова освободил. Единство и борьба противоположностей внутри отдельно взятого государства. Почти по Марксу. Можно безошибочно сказать, кто из этих двух судей поступил по совести, а кто – по справедливости. Левенец – выпестованный Антоном Павловичем Струге молодой судья, который дышит со своим наставником одним воздухом. Антон поступил бы так, как велит закон. По мнению самого Пермякова, дальнейшее содержание Кускова под стражей не лезет ни в какие ворота. Если за месяц у следствия не появилось ничего, чтобы привязать Штуку к автомату так же прочно, как автомат привязан к убийству Ефикова, значит, не появится и после. Убийство – заказ. Заключение Кускова в СИЗО – тоже заказ. Струге ненавидит само слово «заказ», при отсутствии веских доказательств и наличии сомнительных результатов экспертиз он освободил бы Кускова незамедлительно. То же самое, только без сослагательного наклонения, сделал Левенец.

Получается, Фирсов поступил по совести. По своей совести. Чего не сделаешь ради хороших людей… Не о Кускове речь, понятно.

Но кто-то не просто хочет, а очень хочет, чтобы вместо реального убийцы Ефикова его место занял Виталька Штука.

Ровно через два дня в кабинете Пермякова появляется некто Поспелов и загоняет мульку о том, что он-де свидетельствует, как однажды, прогуливаясь в четыре часа утра по проспекту Маяковского, неподалеку от универмага «Центральный»…

Одним словом, остается сожалеть, что Алексей Игнатьевич Поспелов, с его-то привычками оказываться в нужном месте в нужное время, не оказался на заводе, когда Ленин девяносто лет назад падал с броневика. Глядишь, и Фанни Каплан не при делах бы оказалась. Либо о том, что он не прогуливался по 125-й стрит в тот час, когда обалдевший от «Yellow submarine» отморозок палил в Леннона.

«Иду, знаете, по Маяковскому… О вечности думаю… Понимаете, навеяло… Вдруг – бах! бах! Черный «Мерседес», госномер двести двадцать два – как пуля – мимо!.. «Менты, гады, нате, нате!..» Озлоблен водитель, свиреп с виду…» – «Кто свиреп? Кусков? В ночь на шестое июня?» – «Да, Кусков… А следом – сержант Гонов и старший сержант Зелинский… На «шестерке»… «Стой, гад, не уйдешь! За свои преступления отвечать придется!» Та-та-та-та-та!.. Точнее? Сейчас, вспомню… Вот так: та-та!.. Потом: бах! – фьюить! – тресь! – тарарах! Своими глазами видел». – «Точно – своими?» – «Клянусь».

Пораздирал тогда Сашка рот зевотой, но показания запротоколировал.

За тринадцать лет писанины ему приходилось писать и скреплять своей подписью и не такое.

«Знаете, он меня не сильно изнасиловал… Так, чуть-чуть. Собственно, вообще не насиловал. Я даже сначала не поняла – что это…» А зачем заявление писала, если путаешь ощущения с определениями? «Так это я сначала так решила, а потом, когда домой пришла… Такое впечатление, что это мне приснилось. С вами такого никогда не бывает? Что-то приснится, а потом кажется, что это уже где-то было?»

Нет, с Пермяковым такого не случалось. Дева, если у тебя на трусах сперма второй группы крови, то Святой Дух тут ни при чем и ты – не Дева Мария. Анка-прошмандовка с вокзала, пишущая письма в прокуратуру со стабильностью, с которой нормальная дочь должна переписываться с матерью из деревни. А насильник – очередной командированный лох – транзитный пассажир, которого ты сначала пригласила, а сейчас побежала в прокуратуру. Теперь же, когда «ущерб» командированным возмещен, ты опять даешь задний ход.