* * *
В феврале 1737 года крымский хан, собрав до 100 тыс.{89}, перешел Днепр у Переволочны и двинулся к Полтаве, уничтожив слабый русский отряд генерала Лесли и опустошив все на своем пути. Быстро собрав армию с квартир, Ласси двинулся ему навстречу, и хан отошел обратно за Днепр. Турки тем временем собрали в Бессарабии и на Дунае 200-тысячную армию, обратив главное свое внимание на Австрию.
Австрийцы настаивали на совместных действиях обеих союзных армий и требовали наступления русских в Валахию и на Дунай. Однако Миних убедил Императрицу отклонить домогательства цесаря (властолюбивый фельдмаршал опасался подчинения австрийскому главнокомандующему). Было положено каждому союзнику действовать за свой счет: австрийцам – в Сербии, русским – в Новороссии{90}.
Россия выставляла две армии. Главная – Миниха (100 тыс.) должна была прервать сухопутные сообщения Крыма с Турцией, овладеть Очаковом, а затем взять Бендеры и идти на Дунай. Другая армия – Ласси (40 тыс.) шла на Крым. Для пополнения войск зимой 1736–1737 годов набрано 40 тыс. рекрут, однако половина их погибла в дороге от болезней, лишений и дурного обращения.
Армия Миниха – 90 тыс.{91} (60 тыс. строевых), разделенная на три дивизии, снабженная сильной артиллерией (646 орудий) и обремененная обозом в 28 тыс. повозок и 2 тыс. верблюдов, собралась в конце апреля на Днепре и медленно двинулась к Бугу, которого достигла лишь 15 июня (средняя величина перехода – 4 версты!). Оставив у переправы большую часть тяжестей, обозов и чересчур стеснительной артиллерии, Миних спустился правым берегом реки к Очакову. 29 июня он подступил к крепости и 2 июля овладел ею штурмом. Первый штурм был отражен. Турки, бросившись вслед за отступавшими, стали добивать раненых. Миних в отчаянии сломал шпагу, воскликнув: «Все пропало!». Внезапно одна из последних, выпущенных наудачу бомб, попала в турецкий пороховой погреб… Половина крепости взлетела на воздух, и ободрившиеся войска, снова ринувшись в атаку, овладели ею после жестокой резни (из 17 тыс. турок остались лишь 4 тыс.). В крепости взято 300 знамен и значков, и 96 орудий. Наш урон до 4 тыс.: 1022 убитыми, 2841 ранеными.
Недостаток продовольствия и фуража побудил Миниха отступить с главными силами от Очакова вверх по Бугу на 80 верст, в Андреевское укрепление. Однако развивавшиеся в армии повальные болезни, тиф и чума, от которых погибло 15 тыс. человек{92}, и массовый падеж скота (в одной артиллерии пало 30 тыс. волов) заставили фельдмаршала спешно отослать на Украину сперва часть армии, а затем отступить за Днепр с остальными, оставив в Андреевском большую часть артиллерии и почти все обозы, лишившиеся запряжек. Убыль в людях в эту кампанию доходила до 35 тыс. человек. Армия была в плачевном состоянии: «По взятии Очакова, – пишет австрийский военный агент полковник Беренклау, – армия была приведена в такое расстройство, что ничего не могла более предпринять, и если бы турки со стороны Бендер на нее напали, то не встретили бы сопротивления…» Но турки выручили Миниха своим бездействием, и фельдмаршал мог донести Государыне, что армия «отведена от Очакова с викторией в добром порядке…»
В Очакове оставлен был гарнизон в 9 тыс. человек под начальством Штофельна. Лишь только армия Миниха удалилась на Днепр, из Бендер для отобрания Очакова выступило 50 тыс. турок и татар. Храбрый Штофельн отразил все штурмы (с 14 по 28 октября), положив до 10 тыс. неприятелей (еще столько же погибло от чумы, свирепствовавшей в турецко-татарских ордах и занесенной в русские войска). Остатки неприятельской армии вернулись в Бендеры.
Пока Миних воевал под Очаковом, фельдмаршал Ласси двинулся на Крым. Хан поджидал его с войском на Перекопе, но Ласси обманул врага, внезапно двинувшись по Арабатской стрелке глубоким заходом в тыл перекопской позиции, чем навел ужас на татар. Ханская армия была рассеяна, и Ласси овладел всем полуостровом. Однако недостаток в продовольствии вынудил его в конце лета отвести войска в Северную Таврию.
Тем временем наши союзники, австрийцы, терпели в Сербии одно поражение за другим{93}. Опасаясь к зиме турецкого нашествия, они просили посылки русского вспомогательного корпуса, но и на этот раз просьба их, по настоянию Миниха, была отклонена.
* * *
К началу 1738 года армию Миниха предложено было довести до 105 тыс.{94}, однако потерь предыдущей кампании возместить не удалось, и к весне ее еле-еле довели до половины предложенной цифры. Поход этого года совершено не удался. Миниху надлежало овладеть Бендерами. Он затратил два месяца на движение от Днепра к Бугу и еще месяц на поход от Буга к Днестру. Стесненная громадным обозом (40 тыс. повозок), армия двигалась по безлюдной степи одной массой, большим каре. Бескормица и болезни спешили почти всю конницу, разведка не производилась, и от Буга к Днестру движение армии совершалось ощупью и сомкнутым строем.
26 июля Миних подступил к Днестру выше Бендер, но переправиться на тот берег не решился: переправу пришлось бы форсировать на глазах бендерского сераскира, занимавшего с армией в 60 тыс. человек при 75 больших орудиях командующие высоты у правого берега и зорко следившего за движениями русских. Почти месяц блуждала русская армия по выжженной татарами степи, имея частые стычки и даже упорные, но не всегда удачные, бои с переправившимися неприятельскими партиями и отрядами. 21 августа армия возвратилась на Буг в самом печальном виде: в строю ее не оставалось и половины состава, дизентерия, тиф и чума косили людей тысячами. Большую часть артиллерии пришлось оставить за падежом лошадей и волов: пушки брошены в колодцы, снаряды зарыты в землю. Из Очакова и Кинбурна выведены гарнизоны, вернее их остатки, дабы не вымерли от чумы…
В сентябре Миних вернулся на Украину. «Генералитет весь в добром здравии, – доносил он Государыне, – а рядовые чрезвычайно бодры и всякий желает сражаться, дабы железо, свинец и порох в честь и славу Вашего Величества употребить, а везти все это назад с собой не без труда. Болезни, особенно в рекрутах, продолжаются, только опасности никакой не видно…» Миних весь вылился в этих немногих строках!»
Ласси и в этом году ходил на Крым, но с тем же результатом – завоевывать страну, завоевал, но удержаться в ней не смог, и все по той же причине: невозможности довольствовать армию. Отступив осенью на зимние квартиры, он исходатайствовал разрешение этих утомительных походов больше не производить и получил на будущий год чисто пассивную задачу – охрану южных границ от татар.
Таким образом, кампания 1737 года{95}, стоившая подобно двум предыдущим громадных материальных затрат и жертв людьми, окончилась, как и они, безрезультатно. Более того, терялся Очаков, единственное наше приобретение до сей поры.
У союзников-австрийцев дела обстояли еще хуже. Венский кабинет, жалуясь на неоказание помощи русскими, снова просил о поддержке. Военная коллегия предписала генералу Румянцеву (отцу будущего фельдмаршала) идти на выручку цесарцев с 30-тысячным корпусом{96}, но тут снова вмешался Миних, и предписание это было отменено.
Потерю в боях за всю кампанию Миних исчисляет в своем рапорте в 700 убитыми и 250 ранеными, т. е. менее тысячи. На самом деле наш урон в боях раза в три больше, как явствует из войсковых архивов. Так, в одном неудачном для нас деле, на Каменке 6 августа{97} мы лишились 500 убитыми и 500 пленными при внезапном нападении турко-татар на наших фуражиров. Собранный тут же Минихом военный суд приговорил начальника 2-й дивизии генерал-лейтенанта Загряжского (выславшего фуражиров, не спрося главнокомандующего) и дежурного бригадира князя Кантакузена к разжалованию в рядовые, а начальника прикрытия полковника Тютчева – к расстрелу. Свои неудачи Миних вымещал на подчиненных.
* * *
Весной 1739 года армия Миниха (68 тыс. при 251 орудии){98} сосредоточилась в Киевском районе. Операционным направлением, вместо принятой дотоле линии Переволочна – Бендеры, сделалась линия Киев – Яссы, представлявшая значительные выгоды, как в смысле преодоления меньших естественных преград (Буг и Днестр в их верхнем течении), так и особенно в смысле удобного довольствия войск (обильная Киевщина и Подолия вместо пустынных очаковских степей). Правда, путь войскам лежал через Подолию, польскую территорию, но это обстоятельство не смущало ни русских, ни турок. Речь Посполитая, уже впавшая в состояние маразма, не была в силах заставить уважать свой нейтралитет.