Креветки, креветки… Или, как пишет Молибога, – «вареные креветки». Ну, понятно, что вареные. Сырые креветки, это то же самое что живой рак. Кряжин не видел ни одного, кто пил бы портер и закусывал сырыми раками.

Муза, прорвавшись сквозь наглухо запертые двери мусорной шахты, испачкала крылья, порвала подол платья и рухнула, тренькнув лирой, у ног советника.

Креветки… Они вареные! Никто не станет варить креветки в номере! Что он ищет?! Он ищет упаковку из-под креветок, маленьких красных морских тараканов, считающихся деликатесом, разрывая мешки с мусором из гостиничных номеров!

Советник, ты никогда еще не был так потрясающе туп! «Потсдам» – не студенческое общежитие, зайти в которое и не почувствовать запаха горохового супа из концентратов невозможно! В «Потсдаме», как и в других гостиницах, считающих себя пятизвездочными отелями, пища готовится исключительно на кухне!..

Когда он вернулся к горничным, число которых за последний час заметно поубавилось, оставшиеся сдержались изо всех сил, чтобы не наморщить носики. От следователя Генпрокуратуры несло так, словно он пил весь вечер, всю ночь, утром вылез из мусорного бака, похмелился и пришел.

– Где смена поваров, работавшая в эту ночь? – Можно было с этим вопросом зайти напрямую к дежурному администратору, но Кряжин был уверен в том, что сейчас поступает правильно. – Я задал вопрос из области теоретической физики?

Одна из обладательниц тонких длинных ног и коротенького фартучка показала на стену. В этом направлении находился выход из «Потсдама», Донское кладбище, Париж, Куба, Япония и Омск.

Оказалось, имелась в виду комната, расположенная через стену. Там переодевалась для отбытия домой раскрасневшаяся за сутки бригада поваров и поварят. Они должны были уйти через несколько минут, но как раз именно этого времени им и не хватило. Кряжин без стука вошел в комнату и обнаружил там троих людей в городском одеянии, которые стоя ожидали третьего, снимающего белые хлопчатобумажные брюки. Ждали они его, если соразмерять время с содержимым пивных бутылок в их руках, около десяти минут. Но губит людей не пиво, губит людей вода. Та, что вдруг прорвала кран на кухне, и один из отработавших смену кухонных работников остался, дабы перепоручить работу прибывшим слесарям.

– Здравствуйте, господа, – сказал, не скрывая удовольствия, Кряжин. – Вижу, торопитесь. Понимаю. А потому спрашиваю – лезть в карман за удостоверением или на слово поверите? У меня руки, видите ли… Грязные.

Один из четверых, присев на стул, вспомнил! Это он готовил креветки под чесночным соусом в половине одиннадцатого вечера. Пришла Майя и сказала: «Приготовь козлам из триста восьмого креветок». «Почему козлам?» – спросил он, догадываясь по лицу Майи, почему. «Доллар пожалели», – ответила Майя, и повар понял, что ошибся.

Он сварил креветки, выложил на блюдо, украсил зеленью, приготовил в горшочке соус и вызвал Майю. Но той почему-то не оказалось на месте («Номер «люкс», Колмацкий», – быстро вспомнил Кряжин), и заказ унесла Зина.

«Парад имен!» – взревел внутри советника рассерженный демон.

– Она говорила, в какой номер готовится заказ?

Не говорила.

– Кто-то еще этой ночью заказывал креветки? Я ко всем обращаюсь.

Все помотали головами – не слышали о таком.

Кряжин вернулся к горничным. Их стало еще в два раза меньше. Наступала смена, и советнику посчастливилось, что он вообще кого-то застал.

– Где Зина?

Мужиков из Генпрокуратуры не любят по ряду причин. Над самим определением «Генеральная прокуратура» витает какой-то дух всемогущества, вседозволенности и неприкасаемости, позволяющий носителю этого духа совершать серьезные поступки глобального масштаба от имени государства, и в памяти хоть раз связавшихся с этими мужиками граждан не застряло ни одного примера, когда бы всенародно было признано, что поступки совершены ошибочно. Бытует мнение, что в Генеральной прокуратуре работают умные люди. Это тоже порождает сомнение в том, что с ними стоит связываться. Стоит умному мужику дать повод зацепиться в своем ответе хотя бы за одно слово, он вытащит из тебя все, что ты знаешь. Впрочем, для этого мужику необязательно и в прокуратуре работать.

Еще одна причина – это настойчивость. Умный мужик, да еще работающий в прокуратуре, которого невозможно отбрить одними лишь уверениями в том, что дело бесперспективно… То есть – бесполезно, мол, со мной разговаривать, потому что я ничего, мол, не знаю… Это наиболее опасные из умных мужиков, работающих в прокуратуре, для граждан. Так решила старшая горничная, ответив за всех: «Мы не знаем».

Когда в чистом поле с копьями наперевес сталкиваются старший следователь по особо важным делам и старшая горничная, это зрелище не может не вызвать интереса у окружающих. Когда-то бабы выходили меж враждующих сторон, бросали наземь белый платок, и кровопролитие прекращалось. Старшая горничная решила бросить платок не наземь, а в лицо «важняку». И теперь всем хотелось убедиться в том, что это тот поступок, который в последующем можно повторять и им гордиться.

– Хотите стать главными героинями сериала «Разочарованные»? – удивился советник. – Не вижу проблем. Рисую перспективы. Через три минуты после того, как я не получу ответа, ни одна из присутствующих дам хранить трудовую книжку в этой гостинице уже не будет. После этого попробуйте только сунуть нос на Тверскую – увезу за сто первый километр.

Кряжин очертил в воздухе круг, означающий МКАД, отмерил от края обеими руками аршин в сторону и показал, где будут находиться упрямые горничные. Если соразмерить масштаб, это было уже где-то под Самарой. Не «сто первый», разумеется, но Кряжин изо всех сил старался дать понять, что ради такого дела бензина он не пожалеет.

Сломав о панцирь советника копье, неугомонная старшая горничная спешилась, выдернула из ножен меч и уже открыла было рот, чтобы сказать знакомое уху следователя «все равно не знаем», как вдруг одна из молоденьких, по всей видимости, та, у которой был заложен нос, и следователь, только что оставивший в покое помойку, по-прежнему казался ей мужиком что надо, по-простецки призналась:

– Зина вместе с Колей пошли к нему домой.

«Я сегодня сойду с ума», – подумал Кряжин, но вслух терпеливо пробормотал:

– Кто такой Коля, где Коля живет, когда Зина ушла с Колей и куда?

На этот раз ему повезло. Не придется ни в мусоре ползать, ни заманивать на свалку уже затаившую обиду музу. Горничная Зина, честно отработав смену, ушла с электриком Колей, имеющим в «Потсдаме» статус Тарзана, к нему домой на Шаболовку. Неподалеку от этого дома пишутся сценарии для «АБВГДейки». А что касается последнего вопроса следователя, Зина – девушка приятной наружности, двадцати двух лет, имеющая каштановые волосы, зеленые глаза и особую примету: ее Коля ужасно картавит и заикается.

– Картавый, заикающийся Тарзан? – переспросил Кряжин. – Ну-ну. Хотелось бы посмотреть, как он колотит себя в грудь и оглашает джунгли победным криком.

В коридоре, на выходе из хозблока в фойе, он вдруг столкнулся с Занкиевым. Не справившись с эмоциями, Сагидулла Салаевич дернул носом, но в основном выдержал неожиданность стойко.

– Почему вы меня не известили, что допрашиваете моих людей?

Кряжин хотел пройти, не заметив управляющего, но его вопрос заставил следователя сбросить обороты и остановиться.

– Вы не видели своего администратора?

– Если я не ошибаюсь, вы содержите его в СИЗО, – подумав мгновение, ответил Занкиев и машинально пригладил усы.

– А Саланцева? Это член моей следственно-оперативной группы.

На этот раз управляющий промолчал.

Кряжин шагнул к нему на неприлично близкое расстояние.

– А с братом своим когда в последний раз связывались?

– С братом? – тихо пробормотал Занкиев. И вдруг сделал несколько шагов назад, выдернул из кармана инкрустированный разноцветными камнями телефон и набрал на нем номер. От его приглушенных, но резких и гортанных чеченских фраз в фойе наступила тишина. Вряд ли кто из подчиненного персонала видел своего хозяина в таком беспомощном и взволнованном состоянии.