– Какой?
– Обычный радиоприемник.
– И что на нем можно будет слушать?
– В смысле, какие волны?
– Да.
– Разные. Длинные, средние…
У Зеленого Луга стояли два троллейбуса. Мы прошли мимо ремонтной ямы. На дне была вода с масляным пятном. Навстречу по асфальтовой дорожке шла Оксана из Колиного дома под руку с каким-то дядькой.
– Что ты с ней не поздоровался? – спросил я.
– А я с ней никогда не здороваюсь. Она, когда я был малый, всегда смеялась надо мной и подкалывала.
– А сейчас?
– Давно уже перестала.
– Сколько ей лет?
– Не знаю. Девятнадцать или двадцать. На третьем курсе учится в «машинке». Видел, какой у нее е…рь – лет тридцать пять или больше.
– Откуда ты знаешь? Может, они просто гуляют. Или он ее жених…
– Старый дядька просто так гулять не будет. Ни за что. А твоя Наташка е…тся со своим пацаном? Как его, Леха, да?
– Откуда я знаю? И вообще, это тебя не касается…
– Я и не говорю, что касается. Просто спрашиваю.
– А я тебе отвечаю, что не знаю. Все, закрыли эту тему.
– Ладно, как хочешь. Просто что тут такого?
– Ничего. Может, пойдем домой?
– Ладно, пошли.
Мы развернулись, пошли обратно. Возле желтой квадратной будки ГАИ сегодня не было никого. Окна были закрыты ставнями. Обычно здесь всегда стоял гаишник с палкой и останавливал машины.
*
Из кухни шел странный запах – как будто газ. Я стащил с ног туфли, не развязывая шнурки, повесил куртку. Дверь зала открылась, вышел папа.
– Почему ты дома?
– Отпросился. Надо было съездить в одно место…
– А почему воняет газом?
– Наташа не выключила. По ошибке…
– А где она?
– Дома. Не волнуйся. Все в порядке… Возьми что-нибудь поешь.
– Я пока не хочу.
Я вынул из «дипломата» журнал «Modelar». Его мне дал Гурон – думал, может, я куплю, но я покупать не собирался, только посмотреть. Я сел за стол с журналом. Открылась и захлопнулась входная дверь. Застучали каблуки маминых сапог. Скрипнули петли двери в зал.
– Что случилось? – закричала мама. – Вы мне можете объяснить?
– Тихо! – сказал папа. – Игорь дома. Зайди и закрой дверь.
Я встал, подошел к двери спальни, приоткрыл.
– Это еще хорошо, что так все вышло. Можно сказать, повезло, что я отпросился с работы. А то представляете, что бы было? Хорошо, что она его еще только включила…
Мама заорала:
– Где была твоя голова? На три недели оставили вас одних, думали – будете дети как дети… И на тебе – полезла к парню в постель…
– Вас это не касается, я взрослый человек, – сказала Наташа.
– Посмотри-ка ты на нее – взрослый человек! Ты нас в гроб загонишь своими выбрыками! Взрослый человек…
– Ладно, давайте спокойно все обсудим, – сказал папа. – Надо что-то делать, что-то решать…
– А что ты-то решишь? – выкрикнула мама. – Тебе всегда на все плевать, ты ее никогда не воспитывал…
– А ты что, воспитывала?
– А у меня что, было время? Я с утра до вечера в школе, а потом тетради проверяю до ночи… Если бы у меня было время…
– А если бы у меня…
– Молчи! Хватит, наслушались уже тебя.
Я подошел к столу. Журнал был открыт на странице с чертежом самолета «Messer-Schmidt».
*
Наташа ходила по комнате, брала что-то в отделениях «стенки» и бросала в старую сумку «Олимпиада-80». Я сидел на диване и смотрел на нее. Магнитофон играл на малой громкости:
Все отболит, и мудрый говорит: Каждый костер когда-то догорит, Ветер золу развеет без следа.
– Я приду к тебе в больницу, – сказал я. – Не надо. Договорились? Не надо. – Это всего на несколько дней…
– Ладно.
– Леша ушел уже в армию?
Наташа не ответила, вышла из комнаты. Я подошел к телевизору, взял «Знамя юности» с программой. Сегодня ничего не было отмечено.
Наташа вернулась с зубной щеткой и тюбиком пасты «Мятная».
Макаревич пел:
Тот был не прав, кто все спалил за час, И через час большой огонь угас, Но в этот час стало всем теплей.
Я подошел к окну. По улице проехала свадьба – серая «Волга» и две «шестерки», синяя и красная. Все машины были украшены лентами. К капоту «Волги» была привязана кукла.
*
На стенах дядиной комнаты висели цветные картинки из немецких журналов «Melodie und Rhytmus» – всякие иностранные рок-группы. На электроплитке грелся чайник. Играл магнитофон «Toshiba» – нерусский рок. Дядя купил магнитофон в комиссионке, когда вернулся в конце лета из экспедиции.
– Дядя Жора… – начал я. – Я насчет того, что у Наташи и Леши…
– Многого я тебе не скажу. По-моему, причина того, что случилось – их моральная инфантильность… Знаешь это слово?
– Нет.
– Ну, можно сказать, недоразвитость, но недоразвитость – это слишком грубо звучит. Я не хотел бы их оскорблять, потому что они – ребята хорошие. Лешка мне, в общем, понравился. Я, правда, видел его всего один раз… Понимаешь, главная проблема в том, что в этом возрасте что-то им говорить, объяснять – бесполезно.
Дядя встал со стула, нагнулся, взял чайник, налил кипятка в заварник на столе. Рядом стояли две пиалы – он привез их из Узбекистана и пил чай только из них, никогда не из чашек.
– Ты еще можешь меня послушать. Пока. Но они – уже нет. Учатся всему методом проб и ошибок. И за ошибки иногда приходится платить очень дорого… Но тут ничего не поделаешь.
Магнитофон щелкнул, кассета кончилась. Включился автореверс, кассета закрутилась в другую сторону.
– А главное, что я могу сказать насчет всего этого: жизнь продолжается. Что бы ни случилось, жизнь продолжается. Я это и Наташе уже сказал…
– Он вернется к ней?
– Леша? Вряд ли. Два года – слишком долгий срок. Кроме того, в одну реку нельзя войти дважды. Он вернется не тем человеком, каким ушел. Армия меняет людей в любом случае. И вообще, я не верю в то, что нужно два года ждать друг друга, что это – какая-то проверка чувств и тому подобное. Ерунда все это…
– И вы ей это так и сказали?
– Примерно так. Но это роли не играет, она же все равно не послушает…
*
Я и мама сидели на диване, Наташа – в кресле. По телевизору шел фильм «Огненные дороги». Свет в зале был тусклый – одна лампочка в люстре давно перегорела, а папа забывал заменить, и мне тоже было лень.
Щелкнула входная дверь, открылась. Зашел папа, захлопнул дверь, закрыл на ключ. Он с шумом стащил с себя куртку, сбросил ботинки. Наташа, не отрываясь, смотрела на экран.
Папа подошел и встал в дверях, взялся за косяк.
– Что, опять набрался? – спросила мама. – И что вы сегодня отмечали? Допрыгаешься, поймают в троллейбусе – и заберут в вытрезвитель, а потом на завод напишут… Особенно теперь, когда с этим строго…
– Тише! Мы, кажется, смотрим фильм! – крикнула Наташа.
Папа пошел в спальню, закрыл за собой дверь.
– А ты могла бы это и спокойнее сказать. – Мама повернулась к Наташе. – Ничего там в кино такого важного не было…
– Мне просто противно это слушать. Хочешь выяснять с ним отношения – иди в ту комнату.
– У тебя не спрошу, что делать.
– Ладно, успокойтесь вы, – сказал я.
– А ты вообще сиди и молчи, когда с тобой не разговаривают.
Из спальни послышался папин храп.
*
Пацаны столпились вокруг парты Кузьменка. Я подошел, влез между Стрельченко и Кравцовым. Кузьменок раскладывал на парте карты с голыми бабами – не настоящие, а перефотографированные.
– У кого ты купил, у Цыгана? – спросил Кравцов.
– Не твое дело, у кого я купил… Эта ничего, да?
На карте была баба с длинными волосами, сфотографированная сзади. Она стояла на коленях.
– Зае…сь фото, – сказал Кравцов. – Он хмыкнул. – Сейчас бы ей засадить, да?
Кузьменок глянул на него.
– Что засадить?
– Как что? Ты что, сам не понял?
– Не, а ты скажи. Может, я тупой, а?
– Ладно, что ты, как это самое?
– Что это самое? Ты что, что-нибудь знаешь про это? Ты знаешь, что такое малофья? Ты знаешь, как е…утся? Видел когда-нибудь? Нет? А хули ты тогда – «засадить»?
