Но как раз все наоборот: зима наступает в их жизни, – зима, приближается шагами Гулливера. Внезапное чувство ужаса и бессилия перед неумолимой старостью охватило ее так, что Раиса Максимовна на секунду потеряла сознание, ее качнуло в кресле, она едва успела ухватиться за туалетный столик… Обморок тут же прошел.

Когда туман перед глазами рассеялся, она со страхом подумала: слишком частыми стали эти мгновенные обмороки. К тому же появились приступы непонятной слабости, которые могли длиться несколько дней. Тогда она даже не подозревала, что это первые признаки смертельной болезни – лейкемии, от которой она через несколько лет умрет в одном из госпиталей Германии (в России к тому времени система здравоохранения будет уничтожена). Последствия Фороса? Да, и это, наверное. Муж не предупредил ее тогда ни о чем, впервые в жизни не посвятил в свои планы, и в августе девяносто первого, она действительно поверила: произошел настоящий, а не игрушечный переворот – самое страшное, что могло быть в СССР. И там, в Крыму, где они остались без связи, а «путчисты» то приезжали к мужу, о чем-то советовались и спорили, то уезжали, то снова приезжали, ее преследовала жуткая картина из кинохроники: валяющиеся на задворках грязного скотного двора трупы главы Румынской социалистической республики Николае Чаушеску и его жены Елены, убитых преступно, по-бандитски, без суда и следствия. В восемьдесят девятом году, когда ЦРУ совместно с КГБ легко, быстро и жестоко обеспечили в Румынии смену власти и строя, она впервые увидела эти страшные кадры по телевизору. Раиса Максимовна вцепилась в локоть мужа и закричала: «Ну, зачем же так? Неужели ты не мог приказать, чтобы их просто посадили в тюрьму?!» На что он ответил, разведя руками: «Иногда, звездочка, увы, события выходят из-под контроля».

В девяносто первом, после форосского «плена», события тоже вышли из-под контроля. Все получилось точь-в-точь так, как предсказал Сталин. Как-то ей попалась в руки книга желчного, но талантливого публициста Юрия Мухина, который анализировал ход «путча» и привел длинную цитату из пятого тома работ Сталина. Ее потрясло тогда буквальное совпадение событий, словно вождь СССР, превращенный теперь в великого государственного преступника, всю августовскую оперетту сумел прозреть сегодняшние события сквозь многие десятилетия. Раиса, бывший преподаватель марксистско-ленинской философии, в свое время изучала Сталина. Но этой работы не знала. И она несколько раз перечитала отрывок, пока не обнаружила, что знает его почти наизусть.

«Искусство стратега и тактика состоит в том, – писал Сталин, – чтобы умело и своевременно перевести лозунг агитации в лозунг действия, а лозунг действия также своевременно и умело отлить в определенные конкретные директивы».

– Здесь, – комментировал Мухин, – и оценка степени готовности ситуации к возможным действиям, и оптимальный выбор непосредственного момента начала действия. Тактика отступления в порядке. Роль меры в процессе пробы сил. Оценка необходимого темпа движения. Пределы возможных соглашений. Организаторы августовского путча, видимо, не читали этих работ Сталина. Или у них не хватило ума принять во внимание изложенные им условия успешности политической борьбы. К «гэкачепистам» в полной мере могут быть отнесены следующие его слова (как будто специально написанные на семьдесят лет вперед): «Несоблюдение этих двух условий может повести к тому, что удар не только не послужит исходным пунктом нарастающих и усиливающихся общих атак на противника, не только не разовьется в громовой сокрушающий удар…, а наоборот, может выродиться в смехотворныйпутч, угодный и выгодный правительству и вообще противнику в целях поднятия своего престижа, и могущий превратиться в повод и исходный пункт для разгрома партии или, во всяком случае, для ее деморализации». Организаторы «путча» в 91-м потерпели позорный провал именно потому, что не понимали того, что Сталину было ясно уже в 1920 году. И результат был именно таков, как он и указывал: смехотворность выступления, вся выгода от него политическому противнику, деморализация собственных сторонников. Абсолютно ясно: если бы инициаторы путча предвидели такой его исход, они его никогда бы не начали.

– Если оценивать содержание этих сталинских работ по общепринятым в науке критериям, – заключал Мухин, – то выводов здесь больше, чем на очень сильную докторскую диссертацию по специальности «политология» или, точнее, «политическая технология». Причем своей актуальности они не утратили и спустя много лет. Здесь не красивых слов, ярких образов «высокого» литературного стиля – только технология политики. То есть по существующим ныне критериям, Сталин по достигнутым научным результатам был доктором философии еще в 1920 году. Еще более блестящи и до сих пор никем не превзойдены его достижения в экономике…»

Тогда она сказала мужу:

– Смотри-ка, ужасно: в августе все прошло, как по написанному. Какое необыкновенное совпадение! – и прочитала отрывок наизусть.

Впервые в жизни она увидела в черных острых глазах мужа бешенство.

– Меня не интересует кровавая бесовщина этого коммунистического палача! – крикнул он.

– Мишенька, родной, – изумленно проговорила Раиса Максимовна. – Причем тут определения? Что за слова ты выучил? Где ты видишь бесовщину? Это же история. И уже потому интересна. Может быть, если бы знать, вовремя подумать и учесть прошлый опыт – да хоть сталинский! – то тебе удалось бы достичь своей цели.

– Цели я достиг, – отрезал муж. – Правда, – он снизил тон и произнес, словно оправдываясь, – не совсем той, о которой все кричат справа и слева…

– Что ты имеешь в виду?

– Объясню. Как-нибудь потом… Не сердись, родная звездочка. Даже тебе и даже сегодня я еще не могу все сказать. Я дал слово нашему общему другу.

– Кому?

– Джорджу. Президенту Джорджу Бушу.

– Это когда вы встречались с ним на Мальте? На военном корабле? В открытом море? Чтобы вас не могли подслушать даже жены? – улыбнулась она.

– Да, – неохотно подтвердил он и тоже натянуто улыбнулся. – И многого не знает даже его ЦРУ, не говорю уже о нашем кровавом КГБ. Я потом тебе все расскажу, потом… Попозже[39].

На том их разговор и закончился. Он так ничего ей и не рассказал. А тогда она не стала обращать внимание мужа на еще одну поразившую ее деталь из мухинской книги: Сталин, оказывается, владел методами скорочтения и читал в день 350–400 книжных страниц. Только на его ближней даче в библиотеке было больше двадцати тысяч томов, и на всех книгах – его собственноручные пометки. Значит, не просто читал, но и размышлял и спорил с авторами. Она попыталась прикинуть, сколько сама прочла книг, хотя бы по специальности. Читать она любила, но все равно больше тысячи не набиралось.

Да, невероятно, но факт: все получилось как по написанному – как Сталин предсказал. Все сбылось. И пьяный бык Ельцин отобрал у них все. Хорошо, хоть квартиру оставил. А все самые лучшие друзья на Западе – и Буш, и Ширак, и их жены, и Марго Тэтчер – все забыли их с Мишей в один день. Правда, Гельмут Коль пока не забывает, хотя чаще бегает к Ельцину в баню. А ведь это не Ельцин, а они с Мишей ему такой шикарный подарок бесплатно сделали – целое государство, Восточную Германию, Германскую Демократическую Республику. Хорошее, кстати, было государство. Много вложил Советский Союз в ГДР: немцам надолго хватит.

Еще совсем недавно все они расстилались перед ней, понимали, что главную политику в СССР делает она, что Миша по большому счету – трусишка, серьезные решения принимать не способен. Печатали фотографии на первых страницах журналов: «Rayissa Gorbatcheva в Лувре философствует», «Rayissa – у королевского ювелира в Лондоне. Впервые за всю историю британской династии сюда пустили постороннюю», «Тайное оружие Кремля: Rayissa примеряет корону русских императоров». «Rayissa – главная надежда западной цивилизации и демократии». Про корону тогда глупость написали. Никакой короны не было. Была бриллиантовая диадема, да и все равно она тогда ее не купила. Но сегодня другое больше мучит ее: непонятно откуда взявшийся постоянный страх смерти. Надо с психиатром проконсультироваться, но нельзя: Ельцин тут же объявит ее сумасшедшей.