9. «Какая есть. Желаю вам другую...» Какая есть. Желаю вам другую — Получше. Больше счастьем не торгую, Как шарлатаны и оптовики... Пока вы мирно отдыхали в Сочи, Ко мне уже ползли такие ночи, И я такие слышала звонки! Не знатной путешественницей в кресле Я выслушала каторжные песни, А способом узнала их иным... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . В Ташкенте Ахматова некоторое время жила в «балахане» (верхней надстройке) на улице Жуковского. Галина Козловская вспоминает: «Для меня балахана на Жуковского навсегда связана со строчками: «Как в трапезной – скамейки, стол, окно с огромною серебряной луною». <…> Те четверо, на кого глядела огромная луна, были: Анна Андреевна, Надежда Яковлевна Мандельштам, мой муж и я» (Козловская Г. Л. Ахматова в Ташкенте).
Над Азией – весенние туманы, И яркие до ужаса тюльпаны Ковром заткали много сотен миль. О, что мне делать с этой чистотою, Что делать с неподкупностью простою? О, что мне делать с этими людьми! Мне зрительницей быть не удавалось, И почему-то я всегда вклинялась В запретнейшие зоны естества. Целительница нежного недуга, Чужих мужей вернейшая подруга И многих – безутешная вдова. Седой венец достался мне не даром, И щеки, опаленные пожаром, Уже людей пугают смуглотой. Но близится конец моей гордыне: Как той, другой – страдалице Марине, — Придется мне напиться пустотой. И ты придешь под черной епанчою, С зеленоватой страшною свечою, И не откроешь предо мной лица... Но мне не долго мучиться загадкой: Чья там рука под белою перчаткой И кто прислал ночного пришлеца? 23—24 июня 1942 Ташкент Еще одно лирическое отступление Все небо в рыжих голубях, Решетки в окнах – дух гарема… Как почка, набухает тема. Мне не уехать без тебя, — Беглянка, беженка, поэма. Но, верно, вспомню на лету, Как запылал Ташкент в цвету, Весь белым пламенем объят, Горяч, пахуч, замысловат, Невероятен... Так было в том году проклятом, Когда опять мамзель Фифи [60]Хамила, как в семидесятом. А мне переводить Лютфи, Под огнедышащим закатом. И яблони, прости их, Боже, Как от венца в любовной дрожи, Арык на местном языке, Сегодня пущенный, лепечет. А я дописываю «Нечет» Опять в предпесенной тоске. До середины мне видна Моя поэма. В ней прохладно, Как в доме, где душистый мрак И окна заперты от зноя И где пока что нет героя, Но кровлю кровью залил мак... 1943 Ташкент. Балахана Cмерть I. «Я была на краю чего-то...» Я была на краю чего-то, Чему верного нет названья... Зазывающая дремота, От себя самой ускользанье... Август 1942 Дюрмень II. «А я уже стою на подступах к чему-то...» А я уже стою на подступах к чему-то, Что достается всем, но разною ценой... На этом корабле есть для меня каюта, И ветер в парусах – и страшная минута Прощания с моей родной страной. 1942 Дюрмень III. «И комната, в которой я болею...» И комната, в которой я болею, В последний раз болею на земле, Как будто упирается в аллею Высоких белоствольных тополей. А этот первый – этот самый главный, В величии своем самодержавный, Но как заплещет, возликует он, Когда, минуя тусклое оконце, Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце, И смертный уничтожит сон. Январь 1944 Ташкент Новоселье 1. Хозяйка В этой горнице колдунья До меня жила одна: Тень ее еще видна Накануне новолунья, Тень ее еще стоит У высокого порога, И уклончиво и строго На меня она глядит. Я сама не из таких, Кто чужим подвластен чарам, Я сама... Но, впрочем, даром Тайн не выдаю своих. 5 августа 1943 Ташкент 2. Гости «...ты пьян, И все равно пора нах хауз...» Состарившийся Дон Жуан И вновь помолодевший Фауст Столкнулись у моих дверей — Из кабака и со свиданья!.. Иль это было лишь ветвей Под черным ветром колыханье, Зеленой магией лучей, Как ядом, залитых, и всё же — На двух знакомых мне людей До отвращения похожих? 11 ноября 1943 вернуться«Melle Fifi» – в одноименном рассказе Мопассана – прозвище немецкого офицера, отличавшегося изощренной жестокостью. – Прим. Анны Ахматовой. вернутьсяЕлена Сергеевна Булгакова (1893—1970) – жена М. А. Булгакова. |
