Утром Саша проводила Дементьева по-доброму. Она ни словом не обмолвилась о том, что произошло между ними, и приглашала заходить еще, но Павел никогда больше не переступал порог этого дома, хотя ему очень хотелось снова видеть Сашу, целовать ее губы и обнимать ее податливое тело. Павел стыдился своей юношеской растерянности в постели – ему казалось, что он опростоволосился и невольно обманул женщину, ожидавшую увидеть в нем настоящего опытного мужчину, знающего толк в любви.
* * *
Через два дня Дементьев дисциплинированно явился в Управление артиллерии, где все тот же майор-кадровик брюзгливо объявил ему, что вакантных должностей командиров батарей в настоящее время нет и что лейтенанту Дементьеву надлежит отправиться в резерв артиллерии, расположенный под Москвой, и там терпеливо ждать решения своей судьбы.
Павел покинул отдел кадров в расстроенных чувствах. «Придется идти к полковнику Гамову, – размышлял он, – не зря ведь Коробченко назвал его фамилию и советовал просить у него помощи, если припрет. Но для начала неплохо бы узнать, кто он такой, этот Гамов, и чего от него ждать».
Разговорившись с таким же, как и он сам, молодым лейтенантом, тоже добивавшимся направления в часть, Павел выяснил, что Гамов – местный артиллерийский бог, от которого зависит все. «Только он нами, лейтенантами, и не занимается, – добавил собеседник Павла, сопроводив это откровение тяжелым вздохом, – у него генералы сидят в приемной и дрожат, как солдаты-первогодки перед старшиной. А резерв – это тихий ужас, если туда попадешь – пиши пропало, офицеры стараются оттуда выбраться всеми способами, в любую часть и на любую должность. Я торчу там уже второй месяц и знаю, о чем говорю».
Переварив эту информацию, Павел понял, что без помощи Гамова ему не обойтись. Оставалось только попасть к этой очень важной персоне, и задача эта не выглядела простой и легкой – найденная в дебрях Управления приемная «артиллерийского бога» напоминала укрепрайон, обороняемый по всем правилам военного искусства. В здании ГАУ царила не слишком понятная фронтовику сосредоточенная суета, мелькали офицеры в высоких чинах, и Дементьев почувствовал себя мелкой букашкой, до которой никому нет никакого дела.
Невеселые думы Дементьева были прерваны появлением лощеного лейтенанта, вынырнувшего из той самой приемной. Франтоватый офицер зацепил взглядом Павла, и вдруг лицо его расплылось в радостной улыбке. «Привет, старшина! – радостно воскликнул он. – Какими судьбами?» Оказалось, что когда Дементьев перешел на второй курс ЛАУ и носил старшинские нашивки, этот лейтенант был первокурсником, и строгий старшина как-то раз влепил ему, проштрафившемуся курсанту, пару нарядов вне очереди, чем оставил в душе нынешнего штабного офицера неизгладимый след. К счастью, бывший «штрафник» не сохранил недобрых эмоций по отношению к бывшему старшине – именно к счастью, потому что ныне этот щеголеватый лейтенант служил адъютантом у того самого Гамова, на которого Дементьев возлагал все свои надежды. Павел коротко поведал лейтенанту о своих бедах, упомянув имя Коробченко, и офицер, обнадеживающе кивнув, – мол, не горюй, все утрясем, – помчался с докладом к своему грозному шефу. А Павел скромно присел на свободный стул в приемной, ощущая на себе недоуменные взгляды генералов, ждущих вызова в кабинет, – что это за лейтенантик такой, желающий попасть к самому Гамову?
Недоумение старших офицеров достигло апогея, когда обитая кожей дверь кабинета «артиллерийского бога» распахнулась, и адъютант торжественно произнес:
– Лейтенанта Дементьева просит зайти полковник Гамов!
«Артиллерийский бог» оказался здоровенным мужиком с огромными ручищами и колючими глазами. Беседу он начал с расспросов о службе, о боях и, конечно, о Коробченко, о котором Гамов говорил с видимой теплотой. После того, как Дементьев высоко отозвался о гамовском ученике (не слишком покривив при этом душой), разговор стал доверительным, и полковник спросил без обиняков:
– Чем я могу тебе помочь? Хочешь стать адъютантом начальника штаба артиллерии Красной Армии генерала Самсонова?
Такого Павел не ожидал.
– Разрешите подумать, товарищ полковник?
– Подумай, – усмехнулся Гамов, – часок. А пока сходи-ка к начальнику оперативного отдела штаба артиллерии, он тебя введет в курс дела.
Начоперот в звании полковника вежливо, но въедливо расспрашивал Дементьева, особо поинтересовавшись его познаниями в топографии. Однако прелестями службы при штабе генерала Самсонова не соблазнял, подчеркнув, что соглашаться или нет – это дело добровольное и что давить на лейтенанта-фронтовика никто не собирается. Павел вздохнул с облегчением – он уже принял решение проситься на фронт, в действующую армию.
Бывший однокашник, узнав, от какого предложения отказался Дементьев, покрутил пальцем у виска, но Гамов, похоже, решение Павла в душе одобрил.
– Вот что, Дементьев, – сказал он, постучав костяшками пальцев по массивному столу, – даю тебе месяц отпуска. Отдохни, погуляй по Москве, а я тем временем подберу для тебя должность. А сейчас позови ко мне майора, у которого ты получал талоны на питание.
Услышав, что его вызывает Гамов, вальяжный майор переменился в лице.
– А о чем вы с ним говорили? – заикаясь, спросил он, проворно выбравшись из своего «дзота». – По какому вопросу он меня вызывает, а?
– Да так, – ответил Павел, пожав плечами, – о разном говорили. Рассказал я ему, как дважды обращался к вам, – добавил Дементьев, наблюдая за выражением лица майора.
Кадровик сник, словно проколотый воздушный шарик, вопросов больше не задавал и понуро побрел за Дементьевым в приемную «артиллерийского бога». В кабинете кадровик преданно «поедал глазами» начальство и приказание «Лейтенант Дементьев находится в распоряжении Управления кадров артиллерии Красной Армии сроком на пятьдесят дней, выдать ему предписание и обеспечить питанием на этот срок» выполнил с невероятной быстротой. Наблюдая за суетливыми движениями майора, Павел лишний раз убедился в правильности своего решения вернуться на фронт, подальше от всей этой тыловой шушеры.
* * *
Две недели Павел отсыпался, отъедался, гулял по Москве, ходил в театры и кино. Но потом не вытерпел – пошел к Гамову, не дождавшись конца отпуска. Он не мог поступить иначе – шла война, гремел сочащийся кровью тысячекилометровый фронт, а он, русский офицер, околачивался в тылу, пока другие прикрывали собой страну.
«Артиллерийский бог» удивился, но принял Павла по-деловому, и тут же предложил ему должность командира батареи в первом танковом корпусе генерала Катукова.[1]
– Корпус формируется здесь, в Москве, – пояснил полковник. – В его состав входит мотострелковая бригада, где ты и будешь служить. Времена меняются, Дементьев, – скоро будут у нас и танковые корпуса, и даже танковые армии. И тогда мы, – Гамов сжал огромный кулак, – покажем фрицам, где раки зимуют. Езжай, лейтенант, – служи Родине.
И вечером того же дня лейтенант Дементьев прибыл в военный городок Спасских казарм, в расположение своей новой части.
Начиналась новая глава.
Глава четвертая
Комбат
(июнь – июль 1942 года, Брянский фронт)
Комбат-батяня, батяня-комбат,
Ты сердце не прятал за спины ребят…
«Комбат», группа «Любэ»
Война катилась по стране.
Зверь, пришедший с заката, рвал железными когтями тело России. Он полз, попирая бронированным брюхом стонущую твердь и оставляя за собой только мертвый пепел. И выходили навстречу Зверю молодые русичи, гася кровью своей пламя, выхлестнутое из его смрадной утробы. И падали двадцатилетние витязи земли русской, и умирали, стискивая родную землю холодеющими ладонями, так и не обнявшими свою первую женщину. И выла-бушевала над городами и селами России белая метель похоронок, заметая сединой волосы жен, терявших мужей; и вырастали дети, не помнившие, – а то и вовсе не видевшие, – своих отцов.