Я узнал, что Джемс в сопровождении Джорджа Бенда и Майкла Уэстмекотта подымался в лагерь III – выдающийся подвиг для человека, ни разу не совершавшего восхождения и не акклиматизировавшегося на такой высоте. С 1 мая Всеиндийское радио и Би-би-си в трансокеанской программе стали регулярно передавать для нас специальные сводки погоды. Каждый день они с унылым однообразием предсказывали «снежные шквалы». Эти сообщения были полезны для нас, но остальные слушатели вряд ли имели представление о том, чего стоили эти «шквалы» носильщикам, с громадным трудом подымавшимся по ледопаду и цирку. Метеосводки интересовали нас еще и потому, что от них зависел успех двух других больших экспедиций, проводившихся в этот период; я имею в виду японскую попытку восхождения на Манаслу и швейцарскую – на Дхаулагири, соседнюю с Аннапурной, но более высокую вершину, которая была первоначальной целью экспедиции Мориса Герцога в 1950 г. Ожидалось, что в это время года массы воздуха, идущие к Эвересту, пройдут как раз через эти вершины, расположенные к северо-западу от нас. О приближении муссона в метеосводках пока не упоминалось, и я попросил Джорджа Бенда затребовать по радио, чтобы отсутствие муссона специально оговаривалось в сводках.
Часть шерпов вышла из строя, главным образом из-за изнурительного сухого кашля, очень распространенного в это время среди нас и знакомого каждому, кто бывал на Эвересте. Этот кашель, повидимому, вызывался сухим холодным воздухом, хотя Тенсинг приписывал его непогоде, которая, как он уверял, обычна для этого времени года. Наши ряды сильно поредели, и я надеялся, что более теплая погода в Лобудже поможет поставить на ноги многих больных. Гораздо серьезнее заболел Том Стобарт. Перед самым перерывом работ он также совершил свое первое путешествие к верхнему концу ледопада, чтобы заснять движение наших носильщиков, и, вернувшись в Базовый лагерь, почувствовал себя плохо. В Лобудже у него поднялась температура, и ему стало тяжело дышать. Грифф, перед тем как спуститься вниз к больному, очень хотел получить из первых рук сведения о Майкле Уорде и Чарльзе Эвансе, находившихся в это время на стене Лходзе. Поэтому мы немедленно отправили с почтальоном рацию в нижний лагерь, назначив связь на 6 часов вечера. Джордж Бенд сильно сомневался в удовлетворительности приема, так как расстояние в 10 км. было слишком большим для мощности наших раций, к тому же одна станция отделялась от другой выступами рельефа. Легко понять, какое радостное облегчение мы почувствовали, услышав голос Джорджа Лоу, сначала невнятный, затем достаточно отчетливый, для того чтобы Грифф мог составить себе некоторое представление о состоянии здоровья больного. Грифф подозревал воспаление легких, что и подтвердилось на следующий день, когда он сам посетил Стобарта.
Я спустился, чтобы навестить Тома 6 мая, и был очень обрадован, что он чувствовал себя лучше, и уже беспокоился о том, чтобы не упустить возможности произвести киносъемки на ледопаде и в цирке. Пока же в качестве запасного фотографа его заменял Джордж Лоу, использовавший один из наших маленьких аппаратов, предназначенных для съемок выше Западного цирка, где этим придется заниматься участникам штурмовых групп. Несмотря на это, всегда отличавшийся добросовестностью Том страстно хотел лично выполнить данные ему поручения, и можно считать большим успехом, обязанным силам его организма и воле, что к середине мая он был вместе с нами в Передовом базовом лагере. Его можно было видеть в своей палатке с аппаратом наготове, подобно пауку в центре паутины, всегда готовым к тому, чтобы выскочить и заснять подвернувшийся интересный эпизод.
С 5 мая мы снова приступили к организации лагерей. После того как около половины всех необходимых грузов было поднято к истокам ледопада, центром нашей деятельности на некоторый период должен был стать лагерь III. Действительно, в течение последующих десяти дней именно этот лагерь был Передовым базовым. Туда были отправлены две высотные команды во главе с Джорджем Лоу и Джорджем Бендом. Майкл Уэстмекотт, который все еще не оправился от болезни, должен был присоединиться к ним несколькими днями позже. Перед этими тремя руководителями и их четырнадцатью подчиненными была поставлена задача – забрасывать грузы в лагери IV и V, с тем чтобы к середине мая превратить лагерь IV в Передовой базовый. Отдавая распоряжение о проведении этой важной операции, я сказал Джорджу Лоу, который всегда стремился быть полноценным участником в разрешении всех наших задач и горел желанием наверстать время, упущенное из-за болезни: «Не беспокойтесь; вероятно, мне придется попросить вас заняться не только этим, но и прокладыванием маршрута по стене Лходзе. Все зависит от того, что сообщит завтра по возвращении разведка». Вряд ли кто-нибудь представлял себе тогда, сколь пророческими были эти слова в отношении будущей роли Джорджа на Эвересте. В этот период до возвращения и отдыха разведывательной группы руководить двумя субвысотными командами могли лишь Тенсинг, Грегори и Нойс. Груда ящиков с продуктами и корзин заметно уменьшалась в объеме, и мы рассчитывали, что к 15 мая все грузы будут доставлены в соответствующие лагери.
Группа Чарльза Эванса вернулась вечером 6 мая, усталая, но с каким-то неуловимым чувством уверенности, которое удивило меня в первый момент, когда я узнал об ужасных условиях подъема на стену на высоте 7300 м, до которой удалось подняться разведке. Вскоре, однако, я понял, что они имели право быть довольными и гордиться своими достижениями, особенно, если учесть трудности, вызванные плохой погодой и плохим состоянием снега. Действительно, было немалым подвигом взобраться по этим крутым обрывам до лагеря VI и еще большим – продвинуться выше. Результаты разведки давали мне возможность покончить с неопределенностью в выработке общего плана восхождения, который надо принять и при распределении, кому и что именно придется делать при проведении этого плана в жизнь. На следующее утро я предложил всей штурмовой группе собраться в главной палатке, чтобы я мог изложить программу дальнейших действий. 7 мая, незадолго до этого важного совещания, мы с Эдом Хиллари и Чарльзом Эвансом провели предварительное обсуждение плана, сидя в лучах утреннего солнца рядом с бурдиллоновским навесом для баллонов.
Накопленный за последние недели опыт позволял сделать вывод о том, что наши людские и материальные ресурсы допускают проведение подряд только двух попыток штурма. Для проведения же третьей и последней попытки придется в течение нескольких дней восстанавливать силы и пополнять запасы в промежуточных лагерях. Придя к такому заключению, я сначала решил объединить наши усилия, чтобы нанести один мощный удар, эквивалентный двум отдельным попыткам, а в случае неудачи спуститься и подготовить еще две быстро следующие одна за другой попытки. В дальнейшем, однако, мы поняли, что слабыми сторонами такой тактики однократного удара были плохая приспособленность ее для максимального использования периода хорошей погоды, а также громоздкость и негибкость штурма. В противовес этому весьма оправданным выглядел план двукратной атаки: предпринимаются две попытки в тесной взаимосвязи и с небольшим интервалом между ними. Неудача первой группы в таком случае может быть использована второй без потери времени и не подающихся учету моральных и физических сил, которые пришлось бы затратить на отступление с Южной седловины, восхождение на которую потребовало столь значительных усилий. Я надеялся, то третья попытка не потребуется; но если бы в ней возникла необходимость, у нас оставалось вполне достаточно времени, чтобы ее тщательно подготовить.
Итак, идея двух штурмов подряд была принята. Оставалось решить, как именно их проводить и какие кислородные аппараты использовать. Эти вопросы были тесно связаны друг с другом, так как тактика штурма в известной степени определялась типом кислородного оборудования. Было уже давно установлено, по крайней мере теоретически, преимущество системы закрытого типа, заключающееся в том, что она обеспечивает восходителю больший запас выносливости: при одном и том же запасе кислорода альпинист, использующий аппарат закрытого типа, имеет возможность подниматься дольше, чем его товарищ с аппаратом открытого типа. Кроме того, на очень больших высотах аппарат закрытого типа, несмотря на его больший вес, позволяет двигаться заметно быстрее. Подтверждения этих двух ценных качеств мы ждали от только что проведенных испытаний на стене Лходзе. В отношении штурма пирамиды Эвереста была надежда, что при помощи аппаратов закрытого типа можно достигнуть вершины непосредственно из лагеря на Южной седловине, расположенного на расстоянии 1,5 км. от вершины и ниже ее на 900 м. В противоположность этому при использовании аппаратов открытого типа практически не было никакой надежды дойти до вершины, не установив еще одного промежуточного лагеря. Эффективность аппарата открытого типа была существенно меньшей; хотя он и давал значительные преимущества по сравнению с движением без кислорода, все же следовало ожидать, что темп продвижения восходителя с аппаратом открытого типа сильно замедлится на больших высотах. Нет нужды объяснять ту экономию во времени и силах, которую дает возможность обойтись без добавочного лагеря. Кроме того, чем дольше продолжается штурм, тем больше становится риск оказаться застигнутым непогодой; быстрота – основа безопасности восхождения на любую вершину, и тем более на Эверест. Именно поэтому я одобрительно относился к тому, чтобы Том Бурдиллон продолжал испытания своего специального оборудования, хотя оно имело ряд явных недостатков, и, несмотря на очевидную ненадежность использования двух разных типов кислородных аппаратов, успех при использовании любого аппарата определяется степенью уменья обращаться с ним и точным знанием его особенностей. Моя настойчивость объяснялась также тем, что проблема переноски грузов на последних 900 м. подъема от Южной седловины до вершины Эвереста, очевидно, будет решающей и что мы должны довести до минимума вес багажа, который придется нести нескольким участникам, выделенным для штурма.
