Эта вода — из резервуаров энтэвии.

Лауреаты Тэфи называют свое черное дело репортажами пронзительной правдивости и абсолютной объективности, даже по-русски вспомнят — режем, мол, правду-матку. И если заметишь им, что нет правды без любви, они только ухмыльнутся все той же своей фирменной ухмылкой.

...Здоровый мужик, чудом удержавшийся на плаву, получающий тысячи три в месяц, сытно пообедав за семейным столом, краем уха слышит намек о продажности бастующих шахтеров, ехидную реплику репортера после толковых слов честного политика, видит экранную версию гибели такого же работяги-сварщика от взрыва кислородного баллона, протянутый над трупом микрофон энтэвэ к помешанной от горя жене покойного. Вроде бы правда жизни на экране, но уже в самой операторской хватке чувствуется тупое, высокомерное любование — в лучшем случае. Лучи энтэвии внедряются в эфир как компьютерный вирус. Влияют на сознание не сразу. Дородный, сытый работяга сначала разве что выматерится беспричинно, почувствует холодок одиночества этой мерзкой свободы от всего, затоскует и вспомнит о выпивке, хотя уже месяц как завязал. Облучение энтэвией скажется затем в странном покалывании сердца и непрошеной мысли о бренности и бессмысленности всего живого, хоть подыхай...

Стойкие против алкоголя городские женщины, советские атеистки, зараженные энтэвией, впадают в сумасшествие сектантства. Идут парочкой по Сокольникам — седенькие, чистенькие, блаженненькие — и впаривают вам листовки Белого братства. За километр огибают церковь Троицы у метро, уверенные с подачи НТВ, что все русские попы — скаредники и неряхи. Души таких женщин улавливаются клешнями энтэвэ, вырываются из национального гнездовья, бросаются сначала в нищету, затем в одиночество, затем в безвестные могилы.

...В отсеке подводной лодки заперся матрос с автоматом, только что расстрелявший семерых таких же, как он, — сонных. Неописуемы его муки — еще живого и даже нераненного — от сознания совершенного. Отец за перегородкой пытается докричаться до него с последними словами. Будто донор, переливает напрямую любовь и понимание, готовый взять расплату на себя. Таинственный голос сверху шепчет парню: кайся. В этом отсеке, в этой хрупкой, юной плоти происходит великое таинство, перед которым всякие разговоры подлы. Вся страна сковывается на минуту религиозным ужасом, единым очистительным чувством. Мы слышим откровение, напоминание о высшем Суде и милосердии. А энтэвия всеми своими герцами и амперами глушит в нас высшее сознание, низводя наши переживания до низости "прав человека". Напомаженный и подкрашенный диктор, извращенно улыбаясь, толкует о "праве человека" ответить на обыкновенную обиду расстрелом без суда и следствия. И затем — о праве застрелиться самому.

В современные семьи энтэвэ впрыскивает свои болезнетворные инъекции таким образом, что естественное отпочкование детей от родителей с вечными драмами превращается в отмирание живых отростков. Разрушается ионосфера душевных привязанностей матери и дочери, понимания отца и сына. В семью проникает холод отчуждения. Бес энтэвэйного суперменства обуревает подростков, озлобленных ельцинскими реформами. Убийство продвинутыми сыновьями "тупоголовых" родителей, кого порочат камеры энтэвэ на многочисленных демонстрациях протеста, приобретает массовый характер. Утром сын получит взбучку от отца за то, что залез в его карман, а ночью отец уже лежит в луже крови с ножом в спине — его прикончили раскрепощенные представители "нового поколения россиян" за приватизированную квартиру.

Мы корчимся от бессилия и боли, когда с отстраненным, почти потусторонним спокойствием в день по нескольку раз бьет по нам разряд энтэвии о якобы существующей нелюбви провинции к Москве.

Нет человека, который не любил бы Москву. Как нет человека, который любил бы засевших в Москве нынешних правителей. Вот эту-то ненависть в лабораториях энтэвэ и препарируют в ненависть к матери городов русских. И славянская наша мегасемья опрыскивается ядовитой аэрозолью энтэвэ. Русский, белорус, украинец, серб электронной оптикой искажается до неузнаваемости. В утешение нашим врагам нас представляют выродками человечества, тонко подпуская соответствующие интонации и выискивая нужные ракурсы съемок, подбирая цитаты и аналоги. Мы видим боль в глазах белорусского батьки — эта боль причинена энтэвэ.

Россия — часть мира. Мы — часть человечества. Телесадизм энтэвэ — скрытое, тайное издевательство над человеческим в человечестве.

Александр СИНЦОВ

Когда целый день 4 октября 1993 года камеры американской телекомпании CNN показывали потрясенной России танковый расстрел ее Верховного Совета, миллионы людей, прильнувших к "голубым экранам", еще не могли понять, что в тот же самый момент ставится эксперимент над их сознанием, над их системой ценностей, над их волей к сопротивлению. Словно кролики, загипнотизированные взглядом сверкающего удава, они оцепенело наблюдали за побоищем, не в силах выйти из привычной роли "уважаемых телезрителей" — уважаемых, пока не завершился сеанс гипноза.

В самые острые моменты внутриполитической жизни советское телевидение, помнится, транслировало сплошные концерты-балеты, не давая никакой информации о происходящих событиях, пока кремлевские Одетты-Одиллии окончательно не выяснят отношения между собой и не установят, что считать отныне белым, а что — черным. Ни "эффекта присутствия", ни "эффекта соучастия", ни "эффекта доверия" в результате. То ли дело — новейшие технологии CNN, обкатанные на мировом телерынке?! Тед Тернер, большой друг СССР и главный спонсор Игр Доброй Воли, стал миллиардером, соединив опыт прямого спортивного телерепортажа с возможностями мгновенной передачи сигнала из любой точки земного шара через космические спутники, его компьютерной обработки и распостранения по сетям кабельного TV.

Эффективность нового информационного продукта, впервые созданного усилиями CNN, была невероятной. Быстро сформировались новые приемы обработки сознания телезрителя: краткое сообщение-"информационный повод", зачастую ложный, как в случае со знаменитым "минометным обстрелом боснийскими сербами рынка в Сараево", животрепещущая "картинка" с места события, личное пояснение рискового комментатора, забравшегося в столь опасные для жизни места ради защиты интересов своего друга-зрителя... Именно исходя из опыта работы CNN в Сомали, Ираке и Югославии, наши демократы делают, например, такие выводы: "Войны выигрывают не пушки, а образы, — во всяком случае, с тех пор, как они научились не отражать, а создавать реальность... Телеобраз податлив, как глина. Из него можно лепить всё, что угодно, и вслед за ним будет послушно изгибаться реальность..."

Идея создать в России информационную телеимперию по образу и подобию CNN зародилась у идеологов "либеральных реформ" задолго до августа 1991 года. Тогда было уже ясно, что официальное советское телевидение не сможет оказать помощь сохранению СССР, что оно в результате ряда причин, и прежде всего информационного стресса 1986-90 годов, — утратило доверие населения. "Победители августа" не могли позволить себе подобной ситуации. Тотальный контроль над информационным полем был и остается их главной задачей — иначе "бедный" Доренко не мог бы сейчас с выражением оскорбленной невинности на лице упрекать в ненависти к себе, несчастному, "богатого" Зюганова, разъезжающего — о, ужас! о, предательство идеалов коммунизма! — на думском "ауди".