Про неё все забыли.

Даже Полина, которая, хоть и держала её на прицеле, при этом читала модный журнал.

Может, попробовать выбить у неё пистолет?..

– Только пошевелись, – предупредила Полина, едва у Лидии мелькнула такая мысль.

– Да стреляйте вы уже! – закричала Лидия, привстав в кресле. – Стреляйте! Лучше сдохнуть, чем ждать неизвестно чего!

– Вот ещё, – сказала Полина, переворачивая глянцевую страницу. – А вдруг Гоша придёт? Я в тюрьму раньше времени не хочу!

– Дура, – сказала Лидия.

– Сама идиотка. Нечего было тащиться за мной. Какая тебе разница, покончу я с собой, или нет?

– Я так воспитана. Человеческая жизнь – наивысшая ценность.

– Своя! Своя жизнь – наивысшая ценность! – поучительно вскинула палец Полина. – А ты полезла спасать чужую, спасительница!

– Да уж, теперь я буду умнее.

– Не будешь. Такие как ты до конца жизни остаются блаженными идиотками.

– Я хочу кофе!

– Ты заложница, а не клиентка в кафе!

Лидия медленно встала. Если Полина не собирается в тюрьму раньше времени, значит, не будет стрелять. Если ни Фрадкин, ни Женька, ни ОМОН, ни милиция, ни даже Господь Бог не собираются спасать её, она попробует выбраться отсюда сама.

– Сидеть! – взвизгнула Полина.

– Я хочу в туалет.

– Терпи!

– Я очень сильно хочу!

– Сильно терпи!

Лидия сделала шаг в сторону ванной. Пуля просвистела мимо виска и впилась в стену напротив.

Лидия села в кресло и зарыдала. Нервы сдали, и это никуда не годилось. Нельзя демонстрировать свои слабости этой фифе и психопатке.

– Терпи, – холодно сказала Полина, уставившись в журнал непроницаемым взглядом.

…Время шло, но ничего не происходило. Слёзы высохли, есть расхотелось, зато сморил сон. Лидия задремала, несмотря на нацеленный на неё пистолет и небрежно дрожащий на курке палец.

Очнулась она от крика:

– Дорогая, открой! Прошу тебя, не делай глупостей!

– Гоша! – подскочила Полина с кровати. – Гоша, ты?!

– Я, – обречённо ответил за дверью голос Георгия Георгиевича. – Я, дорогая! Открой!

Полина захохотала, повернула в замке ключ, и, распахнув дверь, навела пистолет на Гошина.

– Не шути так, да, я виноват, ну прости меня, нервы сдали, всё сдало, голова тоже, – затараторил Гошин, осторожно забрав пистолет у жены. – Прости!

– Обещаешь, что это больше не повторится?

– Не могу, – почесал пистолетом затылок Гошин. – Человек слаб, дорогая, и когда ему плохо, бежит туда, где ему лучше.

– И где тебе лучше?! – заорала Полина. – В ординаторской? С Козиной?!

– С тобой. Пока что с тобой. Выходите! – обратился к Лидии Гошин, заглянув в комнату. – Вы свободны, вам ничего не грозит.

Лидия встала, но поняла, что не может сделать ни шага. То ли свобода пришла чересчур неожиданно, то ли не с той стороны, с которой она ожидала, – только в глазах потемнело, ноги подкосились, и Лидия почувствовала, что теряет сознание.

– Чёрт, – как сквозь вату услышала она голос Полины. – Я очень к ней привязалась! Так приятно держать на мушке чужую жизнь! Такая милая девочка… Писать хотела, кофе просила, она жива? Если умерла, я не виновата!

– Фрадкин! – визгливо заорал Гошин. – Немедленно позовите Фрадкина! Почему у него люди падают?!

…Она очнулась от резкого запаха нашатыря и острого желания жить.

За окном было темно.

В кресле, разумеется, сидел Сэм Константинович, но не дремал, как обычно, а обеспокоено считал себе пульс.

– У вас закончился выходной? – слабым голосом спросила Лидия.

– Сто пять, – покачал головой Фрадкин и отпустил запястье. – Дикая тахикардия! Если так дело пойдёт, у меня случится один большой выходной на кладбище.

Лидия улыбнулась. Она первый раз видела доктора, озабоченного своим здоровьем.

– Вы будете жить долго, Фрадкин. У вас слишком большое чувство юмора для выходного на кладбище!

– Спасибо. – Фрадкин откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил.

– Что со мной?

– Низкий гемоглобин. Вам нужно есть печень с кровью и пить гранатовый сок.

– Тоже с кровью? – прошептала Лидия, сделав попытку встать. Голова закружилось, сознание помутилось. – Господи, до чего хочется спать…

– Ничего удивительного. Я по ошибке вколол вам двойную дозу снотворного, – сказал Фрадкин, и, зажав сигарету в зубах, снова начал считать себе пульс.

– Хорошо, что не слабительного, – порадовалась Лидия, но, увидев, что доктор побледнел, бросилась к нему. – Сэм Константинович, вам плохо?!

– Очень. Кажется, предынфарктное состояние.

– Что делать?!

– Не знаю. – Он выпустил через нос две тонкие струйки дыма и закатил глаза.

Лидия заметалась по комнате, нашла пузырёк с нашатырём, вырвала пробку и сунула доктору под нос.

– Уберите, – оттолкнул он её руку. – Это не сердечное средство.

– А что сердечное средство? – закричала Лидия. – Сигарета?!!

– Сигарета очень даже сердечное средство, – похлопал её по руке Фрадкин и затянулся так, что столбик пепла вырос в два раза.

Лидия вырвала у него изо рта сигарету и жадно докурила её в два затяга.

– Господи, как хочется спать! Глаза не могу разодрать! Веки слипаются, а тут ещё вы со своим инфарктом!

– Ой! – Доктор опять сосчитал пульс. – Двести десять… С таким не живут. Это пульс подыхающего кролика. Самое обидное, что в эти минуты, в бассейне, ваша подружка проводит какой-то следственный эксперимент.

– Какой эксперимент? – подпрыгнула Лидия. – Что значит – следственный?!

– Она утверждает, что знает, кто убил Горазона, и хочет наглядно продемонстрировать картину преступления. Просила всех присутствовать!

Лидия вскочила, хотела бежать в бассейн, но ноги подкосились, и она упала на кровать.

– Ой!

– Ох! – схватился за сердце Фрадкин. – А давайте… это… кофейку, что ли, дерябнем? А туда – соль, сахар, коньяк, перец, корицу и горсть камушков-гастролитов[2].

– Это не смертельно?

– Увидим.

Ни кофе, ни соли-сахара, ни коньяка, ни перца, ни корицы, ни тем более камушков-гастролитов под рукой не было.

– Пойдёмте уж какие есть, – предложила Лидия и помогла Фрадкину встать.

– Да, уж какие есть… – Опираясь на стены и друг на друга, они потащились в бассейн.

– Курить, что ли, бросить? – мечтательно спросил Фрадкин.

– Ага, и спортом заняться.

– А что, представляете, свежий воздух, раннее утро и вы в новом спортивном костюме бежите навстречу своему… этому…

– Сами бегите к своему этому. В гробу я видала и свежий воздух и новый красивый костюм!

– И я видал!

– Ой!

– Ох…

– Когда перестанет действовать ваше снотворное?

– Понятия не имею. Я вообще не уверен, что это было снотворное…

Славка чувствовал себя гением. Карлом Марксом, Стивеном Спилбергом, Джеймсом Бондом и Фёдором Бондарчуком.

Оставалось дождаться зрителей.

Он надеялся, что все придут. Не могли не придти!

Аншлаг – кажется, так назывались спектакли, на которые не осталось билетов.

Переборов страх высоты, Славка забрался на восьмиметровую вышку, потянулся и бесшабашно покачался на доске. Он так и не переоделся в мужские вещи, решив оставить своё преображение публике на десерт. Ровно в двенадцать двери бассейна открылись, и публика стала рассаживаться на пластиковые стулья, расставленные в ряд вдоль края бассейна.

Славка следил за своими зрителями, зорко отмечая каждый их взгляд, каждый вздох, каждый поворот головы, каждый нюанс в отношениях друг к другу.

Все пришли, кроме Рады и Ксюни. Братья Архангельские держались особняком, Мила Брагина отчего-то была без очков, Гошин небрежно обнимал Полину, Нелли что-то жевала, у Криса был отрешённый вид, Феликс, кажется, поменял свою шапку на новую, в Суковатых держал в руках огромный пакет попкорна, словно пришёл на киносеанс. Это всё-таки был аншлаг, несмотря на Славкин актёрский дебют! Последними зашли Лидия и Сэм Константинович. Они еле волочили ноги, бережно поддерживая друг друга.