Томас Стеарнс Элиот Учебник Старого Опоссума по котоведению (для детей любого возраста) Как назвать кота Выбрать имя коту — это вовсе не шутка, Это вам, извините, не песенку спеть. Каждый кот — я отнюдь не лишился рассудка — Непременно ТРИ имени должен иметь. Имя первое — просто домашнее имя, Например — Питер, Август, Алонзо, Финдлей… Или Джонатан, Виктор, Билл Бейли и Джимми — Это всё имена без особых затей. Есть ещё имена утончённей, изысканней Для котов-джентльменов и кошечек-дам: Назовите Платоном или Одалискою, Если имя приятным покажется Вам. Но ОСОБОЕ имя — необходимее Повседневного, то есть домашнего имени Дать должны Вы коту и его не забыть, Ибо кот не решится без этого имени Ни трубой хвост задрать, ни усы распушить. Вот примеры имён этих гордых, старинных: Мышегрозус, Муркатор, Лапист, Когтилин, Джеликисса, Сметанция, Бомбалерина… С этим именем зверь во всем мире один! Третье имя кота есть особая тайна, Угадать это имя не сможет никто. Кот его не поведает даже случайно Никому и нигде, никогда, ни за что! Вот сидит он в раздумии непостижимом — Значит мыслью о мысли ваш кот поглощён: Это мысль о разительно-невыразимом- Вырази-поразитель-невообразимом Изо всех уникальных и тайных имён. Просто кошка Я имею в виду просто кошку по имени Кэтти. Есть у Кэтти полоски и те и эти, А точнее — полоски и пятнышки разные, И тигровые и леопардообразные. Она сидит весь день без конца То на коврике, то на ступеньках крыльца, Сидит и сидит, сидит и сидит, Именно этим род кошачий и знаменит. Но лишь суета прекратится дневная, Тут кошка работу свою начинает: Уверившись в том, что весь дом задремал, Крадётся по лесенке прямо в подвал. Она озабочена тем, чтобы мыши Вели себя лучше, тактичней и тише, И редкостное проявляя терпенье, Даёт им уроки вязанья и пенья. Я имею в виду просто кошку по имени Кэтти. Есть у Кэтти полоски и те и эти… Нет ей равных на свете! Она любит тепленькие местечки, И весь день сидит то на шляпе моей, то у печки. Сидит и сидит, сидит и сидит — Именно этим род кошачий и знаменит! Но лишь суета прекратится дневная, Тут кошка работу свою начинает: Решив, что плохое питанье — причиной Мышиной возни и тревоги мышиной, Печёт им и варит — терпенье и труд, Уверена кошка, всё-всё перетрут! И кошка готовит мышиный пирог им Из хлеба сухого с мышиным горохом, И сырные корки смешав с ветчиною, Во вкусе мышином готовит жаркое. Я имею в виду просто кошку по имени Кэтти. Есть у Кэтти полоски и те и эти… Любит кошка шнурами портьер поиграть в углу, И на каждом шнуре завязать по морскому узлу. Очень любит она посидеть на чём-нибудь плоском, На подоконник взобравшись или гладильную доску. Она сидит и сидит, сидит и сидит… Именно этим род кошачий и знаменит. Но лишь суета прекратится дневная, Тут кошка работу свою начинает: Решив, что безделье вредит тараканам, Она собирает их всех за диваном, Она разбивает их всех на отряды, Сигналы придумывает — всё как надо, Чтоб скауты были ВСЕГДА ГОТОВЫ По первому знаку, по первому зову! А поэтому — трижды ура просто кошке, на ком Обязательно держится всякий порядочный дом. Последняя стоянка кота Тигрыки
Тигрыка был разбойник, на барже плавал он, Драчливей всех котов он был и дьявольски силён. От Гревсенда до Оксфорда знал это каждый порт, И званьем «Ужас Темзы» кот счастлив был и горд. Потрепанный, потёртый, с мешками на коленях Но не было заботы ему о чьих-то мненьях. Немного был он одноух, по правде говоря, Но глаз единственный и злой на мир взирал горя. Дрожал при имени его и Хаммерсмит и Путни, И помнил тихий Роттерхит все грабежи и плутни, Спешат курятник починить, гусей в сарай уводят, Когда вдоль Темзы слух летит: «Тигрыка — на свободе!» О, горе крысам мускусным с заморских кораблей, О, горе улетевшей из клетки канарей… И мопсику-пекинцу на улице — о, горе — И всем котам, с которыми Тигрыка нынче в ссоре! Но с яростью особой он был растерзать готов Сиамских ли, персидских ли — не наших всех котов: Кот с иностранным именем? Кот нации иной? Да ведь в нехватке уха сиамец был виной! Однажды летней ночью при голубой луне Стояла баржа в Молси, качаясь на волне. От этой тёплой ночи у разогретых скал Разнежившись, Тигрыка в сентиментальность впал. Ворчук, его приятель ушёл давным-давно: Ведь в Хемптоне есть «Колокол» — там подают вино А жадный серый Кувыркот решил ещё с утра Обшарить каждый уголок трактирного двора. На палубе Тигрыка задумчиво сидел, На леди Куроедди влюблённо он глядел, Не видя, как в тени бортов из тихой темноты На сампанах и на джонках шли сиамские коты. Экипаж храпит беспутный, погружён в глубокий сон, Куроедди слышит только тигрорыкий баритон, Ей не слышно плеска вёсел и мурчащих шёпотков, А луна, дробясь, играет в сотнях голубых зрачков! Всё тесней кольцо сампанов и уже спасенья нет! Да, любовники, как видно, нынче спели свой дуэт: Гильберт Мурр своих сиамцев хорошо вооружил — Вилки, длинные как когти, и зубатые ножи! По сигналу Гильберт Мурра вся монгольская орда С грозной вспышкой фейерверка бросилась на абордаж Кинув джонки и сампаны сто котов, вошедших в раж, Вмиг задраили все люки, чтоб не вылез экипаж. На всю палубу от страха Куроедди завизжала, И приходится признать, что в тот же миг она сбежала Нет, она не утонула — мне об этом бы сказали — А Тигрыку окружили сто котов в сверканье стали! Шаг за шагом отступая и кольцом врагов затёртый, Был он загнан на дощечку, нависавшую над бортом, А по узкой той дощечке — шаг-другой и — плюх-поплюх Разбежался от Тигрыки по воде за кругом круг. Весь Веппинг на голову встал от новости такой, На набережной в Манхеде плясали под луной, Крыс жарили на вертелах и в Бренфорде и в Доке, И говорят, что карнавал объявлен был в Бангкоке! |
