– Кажется, я когда-то знал этого человека. Чувствительный малый, хотя и твердолобый, когда речь заходила о превосходстве англичан. – Хозяин лавки неодобрительно покачал головой. – Можете поверить, он всерьез утверждал, что китайское общество ничуть не хуже нашего. Будто эти язычники могли делать что-нибудь более полезное, чем вазы и лаковые шкатулки. Удивительный тип!

Фредерик не смог подавить смеха. Даннингтон многих удивлял своими утверждениями, что языческие общества обладали утонченной и в высшей степени интеллектуальной культурой.

– Да, это скорее всего и был Даннингтон.

Фредерик с трудом подавил приступ неуместного веселья. Похоже, наконец-то ему удалось связать Даннингтона с Винчестером, но пока это была не более чем теория, касавшаяся возможной встречи Даннингтона и лорда Грейстона.

– Случайно не припомните, он жил где-то поблизости?

Густые брови удивленно сдвинулись, а щетинистые волосы почти закрыли бледные глаза.

– Почему вас это интересует?

К счастью, Фредерик уже отрепетировал объяснение, пока ехал в Винчестер. С обворожительной улыбкой он подошел к ближайшей стопке книг и с отсутствующим видом принялся их рассматривать.

– Недавно он скончался и оставил небольшое наследство своему ближайшему родственнику.

– Наследство? Вот как?

– Да. Но к сожалению, не оставил никаких сведений о местонахождении родственников.

– Видите ли, он был упрямым и постоянно вступал в пререкания, – ответил хозяин книжной лавки с таким видом, будто ему было приятно сознавать, что его мнение о Даннингтоне как об упрямце и нелюдимом человеке подтвердилось.

Фредерик едва заметно покачал головой. Его постоянно удивляли ревность и зависть, царившие в отношениях между учеными. Те, кто привык считать интеллектуалов робкими и мягкими людьми, никогда не встречали этих соперников от науки в состоянии настоящей войны. А это было пострашнее любой дуэли.

– Так он жил поблизости? – спросил Фредерик, Собеседник прищелкнул языком:

– Молодой человек, это было три десятилетия назад или даже больше. Не помню.

Фредерик целеустремленно созерцал большую тетрадь в кожаной обложке, которую заметил на краю прилавка.

– Вы записываете имена своих клиентов?

– Только тех, кто пользуется кредитом.

– Сохранились у вас записи, относящиеся ко времени Даннингтона?

Хозяин лавки водрузил очки на нос, прежде чем с отсутствующим видом оглядеть захламленную комнату.

– Думаю, они могут храниться на чердаке.

Фредерик ни минуты не сомневался, что они или на чердаке, или затерялись где-то между книг. Похоже, за последние тридцать, лет этот старик ничего не выбрасывал, даже хлам.

– Можно ли мне увидеть их?

Хозяин лавки уже открыл было рот, чтобы ответить отказом, но рука Фредерика скользнула под сюртук и оттуда показался кожаный кошелек.

– Конечно, я не мог бы обратиться с подобной просьбой, не назначив компенсации за доставленное неудобство.

Владелец книжного магазина бросил взгляд на пыльные окна, сквозь которые едва можно было различить сгущающиеся сумерки.

– Поздно. Моя экономка будет ждать меня с обедом. Вытянув из кошелька стопку фунтовых банкнот, Фредерик бросил их на прилавок.

– Почему бы вам не насладиться своим обедом, пока я попытаюсь разыскать записи? У меня это отнимет всего несколько часов, а вы потом сможете вернуться и запереть ваш магазин.

– Ну, я…

Торговец колебался, разрываемый подозрениями и нечаянной радостью в виде банкнот, разбросанных по прилавку. Наконец алчность возобладала над здравым смыслом, он схватил деньги с прилавка и запихнул в карман. И тут же поспешно обогнул прилавок и направился к двери, вне всякого сомнения, беспокоясь, что Фредерик может передумать.

– Полагаю, беды от этого не будет. Приставная лестница для того, чтобы попасть на чердак, в задней части лавки. Я вернусь через два часа.

Фредерик скорчил гримасу, когда за книготорговцем закрылась дверь, а в воздух взмыло облако пыли. Черт возьми! Он и представить не мог, сколько грязи придется разгрести на чердаке.

И все-таки была слабая надежда на то, что он сможет найти какие-нибудь сведения о Даннингтоне. Почему бы не подышать немного пылью?

Впрочем, скорее на него обрушится целый пылевой ливень.

Вытащив носовой платок, Фредерик поднес его ко рту и направился в заднюю часть лавки.

Искать правду оказалось хлопотным и грязным делом.

К половине одиннадцатого вечера Порция закончила свои обязательные дела, способные удержать ее от того, чтобы подняться наверх, в свои комнаты. Гости были размещены на ночлег, общие комнаты опустели, и Молли находилась на посту на случай, если появится еще какой-нибудь постоялец.

Не было никакой причины оставаться в гостиной.

Так почему Порция медлила, выглядывала из окна и расхаживала по комнате, будто ожидала какого-то нового и важного явления?

Потому что ждала джентльмена с волосами цвета меда и лицом ангела, который должен был вернуться в гостиницу, шептал сердитый голосок, поселившийся у нее в голове. И не было никакой надежды на то, что она сможет лечь в постель до того, как увидит его.

Боже милостивый! Порция была в смятении.

Покачав головой, она отошла от окна, потому что услышала приближающийся стук копыт. Последнее, чего она желала, чтобы ее поймали за этим бдением, слоняющуюся, как потерянная душа.

Она принялась энергично поправлять сухие цветы в вазе, в комнату вошел Куин и оглядел ее со слабой улыбкой.

– Добрый вечер, Порция.

Порция смотрела на своего грума, слегка подняв брови.

Как правило, старик предпочитал после обеда находиться в одиночестве в своих комнатах при конюшне. Это место было единственным, где он мог выкурить трубку без нотаций миссис Корнелл по поводу отвратительного запаха табака.

– В чем дело, Куин? Что-то случилось?

Его улыбка стала шире, он сложил руки на груди.

– Мне показалось, я узнал этот хорошенький маленький носик.

Порция изумилась:

– Прошу прощения?

– Я шёл через двор и заметил чей-то носик, прижатый к стеклу.

Порция опустила голову, делая вид, что ее интересуют сухие цветы, но щеки ее вспыхнули.

– Возможно, я и смотрела в окно, – пробормотала она.

– Смотрела? – Куин издал тихое хмыканье. – Скорее, вы походили на гончую, заметившую лисицу.

– Тебе что-нибудь нужно, Куин?

– Я как раз хотел задать вам этот же вопрос? – пройдя по пестрому ковру, Куин остановился возле Порции. – Вы тут ходили из угла в угол, как Толли в ожидании завтрашнего карнавала.

– Это просто смешно.

Подняв голову, Порция собиралась испепелить собеседника взглядом, но только испустила вздох при виде понимающего выражения его лица.

– О Боже! Не знаю, что это со мной, – признала она, обхватывая себя руками. – У меня такое ощущение, будто я волчок, который закрутили слишком туго.

– Мне такие ощущения припоминаются смутно, – задумчиво улыбаясь, ответил Куин. – Ах, как я тоскую по этим дням.

– Не могу представить почему, – проворчала Порция. – Я всего лишь хочу покоя.

Куин прищелкнул языком:

– Думаю, покой не делает человека счастливым.

– Конечно, делает.

– Нет, детка. – Куин протянул узловатую руку и нежно похлопал ее по плечу. – Покой только дает возможность скрыться от мира. Счастье означает переход вброд через путаницу и неразбериху жизни.

Порция содрогнулась. Господи! Большую часть жизни она провела в борьбе с грязью, которую ей предлагала жизнь.

– Я испытала эту путаницу и неопределенность, – сказала она. – Благодарю, Куин.

– Возможно. – Отступив назад, Куин довольно долго смотрел на нее. – А знаете, что больше всего мне нравится в этой гостинице? – вдруг спросил он.

– Что?

– Мне нравится утром стоять на лестнице, когда вниз по ступенькам бегут дети, жаждущие узнать, какие приключения готовит для них день. – Его губы тронула улыбка. – Мы все должны найти в нашей жизни что-то, что заставит нас утром нестись опрометью вниз по лестнице.