— Что здесь происходит, черт побери?! — кричу я, бросаясь к лежащей женщине. — Что вы хотите от этой несчастной? Объясните наконец, Брас!

Ботаник роется в кармане, вытаскивает из его глубин стеклянный цилиндрик, вытряхивает на ладонь таблетку и, сморщившись, глотает ее.

— Если бы не мы, эта «несчастная» женщина отправила бы всех нас на тот свет и глазом не моргнула, — говорит он, убирая таблетки обратно. — Она же подсадка!

В голове крутится разноцветный хоровод, будто мозги заменили опилками и они утратили способность соображать.

— Ничего не понимаю… Какая подсадка? При чем здесь Келин? — растерянно спрашиваю я. Просыпаются смутные подозрения. Мне становится страшно, и я глушу их.

Брас молчит. Он о чем-то размышляет.

— Пойдемте к костру, — наконец говорит он и тяжело встает, прижимая руку к груди.

Вако ухмыляется и мгновенно исчезает в зарослях. Арвин курит как ни в чем не бывало. Он затягивается глубоко, с присвистом, и, как всегда, обводит джунгли подозрительным взглядом. Равнодушие его напускное. Происшествие волнует его не меньше, чем всех остальных.

Беру Келин на руки и осторожно иду к лагерю. Она маленькая, трогательная, как спящий ребенок. Пряди белых, с золотым отливом волос цепляются за ветви и шипы. Глаза закрыты, поэтому лицо в темноте кажется сплошным размытым пятном.

Почему Брас назвал ее подсадкой? Да и что значит — подсадка? Что же ты сделала, Келин? В чем твоя вина? Жила ты на Эсте и, наверное, не подозревала, что существует страшная планета Ферра. Что забросило тебя сюда, что заставило погрузиться в мир сельвы, страшный не своей природой, а своими людьми?

Келин очнулась!

Она открывает глаза и удивленно смотрит мне в лицо. Наконец память возвращается к ней, и взгляд ее мутнеет. Исчезает чувство и мысль, остается одна пустота, бездонная, как космос. Или мне это чудится? Ночь всегда меняет смысл происходящего…

Что же со мной случилось?

Нет, я, конечно, вступился бы за любую женщину, будь она даже уродливой старухой. Но Келин… Келин — это другое. Почему мне радостно нести ее на руках, прижимать к груди?

Может быть, она мне просто нравится? Но мне нравились многие женщины. Ими я любовался, а Келин хочется защищать.

Неужели надо было попасть в сельву, чтобы испытать такое?

Кусты расступаются, и мы выбираемся к лагерю. Костер прогорел до углей. Голубая трава сплелась в живой шевелящийся ковер. Тонкие усики обвили сапоги храпящего капрала. Наверное, это не опасно, раз Арвин так спокоен.

Брас и Вако уже расположились на своих вещмешках. Вако доволен. Он грызет галету и прихлебывает кипяток из кружки. Брас раздражен. Он хмурится и мнет в руках противомоскитную сетку. Лоб прорезали тяжелые морщины, подчеркнутые красноватым отсветом углей.

Осторожно опускаю Келин на плащ-палатку. Она смотрит на меня, но, по-моему, не осознает, кто стоит перед ней.

— Итак, — говорит Брас, хлопая себя по коленям. — Вы хотели узнать, что здесь происходит? Ну что ж. Пожалуй, больше нет смысла скрывать.

Вако роется в карманах, достает кусок сахара и начинает с хрустом грызть.

Вако роется в карманах, достает кусок сахара и начинает с хрустом грызть.

Подхожу к Пихре и с трудом расталкиваю его. Пусть тоже послушает, ему полезно. Охрана как-никак: должен же знать, кого и от чего охранять.

Капрал продирает глаза и задумчиво трет поясницу.

Буфи Илм на взводе. Ярость душит его. Справедливая ярость, как ему, наверное, кажется.

Бедный ребенок! Он продолжает жить по законам Эсты, хотя и на самой Эсте эти законы не соблюдаются.

— Так что же произошло? — прорывает наконец Илма. — В чем провинилась Келин?

— Провинилась? — хмыкает Брас.

Хитрец! Думает, назвался ботаником — и всех обвел вокруг пальца.

— Если это называется провинностью, то я тогда не представляю, что такое преступление.

Келин лежит на накидке и глядит в небо. На лице ее такое равнодушие, будто все происходящее ее совершенно не касается.

— Как вы думаете, что это такое? — ехидно спрашивает Брас. — Пудреница или губная помада?

Он разжимает руку и демонстрирует нам небольшую коробочку с длинным усиком-антенной.

С Пихры слетают остатки сна. Не веря, он внимательно рассматривает передатчик. Удостоверившись, что никто не пытается его надуть, он поворачивается к Келин и сверлит ее взглядом.

Я, конечно, тоже удивлен, но нельзя сказать, чтобы очень сильно. Чего-то подобного я ожидал с тех самых пор, как догадался об истинной цели экспедиции.

— Так что же это такое, благородный рыцарь? — ерничает Брас. — Не знаете! Еще бы! Откуда прославленному биологу знать, что эта маленькая, безобидная на вид коробочка — передатчик-маячок, при помощи которого очаровательная Келин намеревалась отправить на тот свет всю нашу дружную компанию.

У Илма такой ошарашенный вид, будто в супе ему попалась летучая пиявка. Он смотрит на Келин, но та молчит, уставившись в пустое и черное небо.

— Как же можно навредить экспедиции при помощи передатчика? — наивно спрашивает Буфи.

— Просто. Чрезвычайно элементарно! Представьте себе: мы идем по сельве, на своей шкуре проверяя все ее ловушки и капканы. Мы прокладываем путь — трону, более или менее безопасную для движения. И вот на хвосте экспедиции повисла другая, конкурирующая группа. Пеленгуя маячок, она идет по проторенной тропе. У наших преследователей нет карты, но с помощью Келин и ее верного передатчика мы сами, не подозревая об этом, ведем их, куда нужно. А там, на месте, — как в плохом детективе: внезапное нападение, изрешеченные трупы, о которых никто никогда не узнает… А то, что по праву должно достаться нам, попадет в руки конкурентов.

Илм трет лицо руками:

— Ничего не понимаю. Какие конкуренты, какая цель… У нас же обычный научно-исследовательский поиск…

Брас бросает в рот еще одну таблетку. Ему требуется время на размышление. Наконец он решается:

— Ну что ж. Мы забрались слишком далеко, чтобы что-то скрывать друг от друга. Видите ли, Буфи, экспедиция — всего лишь ширма для одного рискованного, но весьма доходного предприятия. Вы, наверное, уже догадались, что я не ботаник. Я сотрудник известного на Эсте концерна, имеющего свои интересы на Ферре.

Брас с хрустом разгрызает таблетку. Он ждет вопросов Илма, но биолог молчит, теребя завязку вещмешка. Лен Брас тяжело вздыхает и спрашивает:

— Вы слышали что-нибудь о Дереве? О Дереве Жизни?

Илм утвердительно кивает.

Еще бы! Кто на Ферре не слышал об этом легендарном растении? Бродяги-охотники, всю свою короткую жизнь проводящие в сельве, рассказывают, что где-то в глубине лесов и болот у аборигенов есть храм, в котором растет странное дерево, приносящее бессмертие.

Никто никогда его не видел. Это тайна, которую аборигены не выдадут даже под пыткой. Можно только догадываться, как Дерево дарит бессмертие. Вся Ферра верит в существование Дерева Жизни.

— Так вот, — гремит Брас, решительно разрубая воздух ладонью. — Промышленное производство нектара бессмертия сулит огромные прибыли. Кто же не заплатит деньги, чтобы жить вечно? Дерево — вот истинная цель нашего похода! Моя задача — найти его и тщательно исследовать.

— А карта? — подает голос Пихра. Чувствуется, что этот вопрос его очень волнует.

— Есть карта, — Брас хлопает себя по нагрудному карману.

— Откуда?

Лен разводит руками и улыбается. Секреты фирмы не выдаются.

— Зачем же вам понадобился я? — спрашивает Илм. Он раздавлен. Наверное, в его понятии о порядочности не входит обман.

— Для конспирации, друг мой! — быстро отзывается ботаник. — Для конспирации. Конкуренты не дремлют, в чем вы смогли сегодня убедиться, и имя Буфи Илма широко известно в научных кругах. Это гарантия! Кому придет в голову, что ваша экспедиция отправится разыскивать Дерево?

Лен Брас тонко хихикает, и смех этот не вяжется с его крупной фигурой.