15 мая 1913 года Николай с женой и детьми отправился в путешествие по России. Из Царского Села августейшее семейство через Гатчину и Тосно двинулось к Москве. Предстояло проехать на поезде, на пароходе, в автомобилях и экипажах по тем губерниям и уездам, градам и весям Суздальской и Московской Руси, где три века назад происходили самые главные события, благодаря которым на опустевшем московском троне появилась новая династия – Романовы.

16 мая царское семейство побывало в Московском Кремле, в Успенском соборе и в тот же день посетило Суздаль и три его монастыря, а затем Боголюбово.

17 мая доехали до Нижнего Новгорода, посетили кремль и главные святыни города и провели официальную часть визита по заранее разработанной программе, которая была типичной для всех городов, лежавших на пути следования Николая II.

В чем же состояла эта программа? Обязательными ее пунктами были: церемониальный марш лучших полков, расквартированных в городе; торжественный молебен в самом почитаемом храме; праздничное убранство города; радостная встреча царя народом; прием в губернаторском дворце высших чинов местной администрации; встреча дворян губернии или города в местном Дворянском собрании; прием и встреча с купечеством, банкирами и промышленниками; непременное присутствие при закладке памятников. В зависимости от местных условий все это дополнялось встречами с волостными старшинами, богатыми крестьянами, с учащимися разных учебных заведений и руководителями разнообразных малых народов, этнических групп и т. п.

Из Нижнего Новгорода Романовы пошли вверх по Волге на пароходе и 20 мая прибыли в Кострому, в Ипатьевский монастырь, в котором и произошло призвание на царство первого царя из дома Романовых – Михаила Федоровича.

21 мая пришли в Ярославль, а затем сухим путем, через Ростов Великий, Переславль и старинные монастыри, лежащие по дороге, 24 мая утром приехали в Троице-Сергиеву лавру, а днем – в половине четвертого – пожаловали в Москву.

В Москве царскую семью ждали с нетерпением. Царский поезд еще шел от Троице-Сергиевой лавры к Москве, а уже тысячи горожан толпились вдоль Первой Тверской-Ямской и Тверской и на всех площадях, мимо которых с вокзала в Кремль должны были проследовать августейшая фамилия, свита Его Величества, встречающие государя московские его родственники, столичные сановники и конный государев конвой.

К Александровскому вокзалу (ныне Белорусский) уже прошел в почетный караул любимый государев полк – Астраханский гренадерский, уже по одну сторону царской дороги встали шпалеры войск из других полков московского гарнизона, а по другую – всякая партикулярная публика и простой народ, отделенные от дороги частой цепочкой городовых и полицейских, уже вышли на паперти храмов, стоявших по пути к Кремлю, архиереи, попы и монахи с иконами и хоругвями, и промчался в пролетке – в который уж раз! – московский градоначальник, сновавший по главной столичной улице чуть ли не с самого утра, но на этот раз – все заметили – как-то особенно взволнованно и поспешно – именно в ту сторону, откуда и должна была появиться процессия.

Несколько раз волнение охватывало собравшихся, но тут же оказывалось, что понапрасну, что еще не едут.

Стало уже два, а потом и три пополудни, солнце стояло в зените, а государь все не объявлялся.

Наконец в три четверти четвертого со стороны Триумфальной площади донеслось долгожданное «ура!» – гренадеры-астраханцы отвечали на приветствие государя. Эхо солдатского «ура» еще висело в воздухе, как тут же у Александра Невского, что на Миуссах, ударили колокола. И вслед за тем над Первой Тверской-Ямской, с запада на восток, поплыл по небу колокольный звон. Грянули звонницы Страстного монастыря, тотчас же откликнулся соседний с ним Петровский монастырь, и от церкви к церкви, от колокольни к колокольне, все нарастая и усиливаясь, разносился над Первопрестольной торжественный и веселый праздничный благовест, пока наконец не вплелся в него низкий и густой бас тысячепудового Полиелейного колокола с Ивана Великого, будто хор мальчиков-певчих вдруг перекрыл глубокий бас протодиакона.

А меж тем царь, обойдя почетный караул, подошел к встречавшим его сановникам, генералам, тузам промышленности и торговли, городским думцам, к московским своим родственникам и, ласково улыбаясь, стал пожимать руки, глядя каждому в глаза, будто знает любого из них.

Затем царь помог усесться в один из экипажей императрице Александре Федоровне с наследником, одетым в его любимый наряд – матроску и бескозырку, посмотрел, как в другой экипаж впорхнули одна за другой четыре его дочери, и пошел в голову выстраивавшейся кавалькады, где двое лейб-конвойцев держали в поводу приготовленного для него белого коня редчайшей красоты и стати.

Сев в седло, Николай пропустил половину конвоя вперед и, легонько тронув коня шенкелями, направился к Триумфальной арке.

В белой офицерской гимнастерке с полковничьими погонами, без регалий и орденов он не выглядел владыкой великой империи, а казался обыкновенным армейским полковником, направлявшимся в летние лагеря или на маневры.

А колокольный звон все продолжался, войска держали «на караул», тысячи москвичей улыбались ему, поднимали на плечи детей, махали платками и шляпами, и ему подумалось, что этот его въезд в Москву такой же торжественный, как и коронационный в 1896 году.

Так проехал он до Иверской, пересек Красную площадь и возле Спасских ворот, сойдя с коня, перекрестился на узорчатые купола храма Покрова, на златоглавые кремлевские соборы и, отдав повод подбежавшему казаку-конвойцу, пешком пошел в Кремль, за крестным ходом, направлявшимся к Архангельскому собору, где предстояло возжечь лампаду и отстоять литию у гробницы первого русского царя Михаила Федоровича Романова.

Мог ли кто-нибудь подумать, что всего через пять лет вся эта семья будет убита и даже не похоронена…

А семья, пробыв в Москве до 27 мая, после обеда тронулась в Санкт-Петербург, завершив десятидневное путешествие по России.

15 июля 1914 года началась Первая мировая война – Австро-Венгрия, воспользовавшись тем, что студент-националист Гаврила Принцип застрелил наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, объявила Сербии войну. За братскую православную Сербию вступилась Россия, а 19 июля, вступившись за союзную Австро-Венгрию, России объявила войну Германия, и наконец 24 июля к Германии присоединилась и Австро-Венгрия – война стала общеевропейской, а вскоре и мировой, в которой участвовало 38 государств с населением в полтора миллиарда человек.

20 июля Николай II назначил великого князя Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим, который все внимание уделял быстрейшей мобилизации. И все же прошло целых 40 дней, пока русская армия была полностью отмобилизована, однако уже осенью оказалось, что в огромной армии не хватает 870 тысяч винтовок, нет достаточного числа патронов, слаба артиллерия. Царская семья отнеслась к войне как своему собственному кровному и семейному делу: их фамильная психология, заставлявшая всех Романовых считать себя хозяевами Земли Русской, не позволяла оставить родину в беде, укрываясь в тылу. И потому все великие князья и князья крови, способные носить оружие, пошли на фронт.

О Николае Николаевиче мы уже упоминали. Вместе с ним в ставке находился и его родной брат Петр Николаевич. Великий князь Борис Владимирович – августейший походный атаман всех казачьих войск – тоже почти всегда был на фронте. В штабе Юго-Западного фронта служил и великий князь Николай Михайлович, который из-за своего ума, скептицизма и огромной исторической эрудиции с самого начала не верил в успех войны, слишком хорошо зная царя и всех своих родственников. Более всего критиковал он своего двоюродного брата – Верховного Главнокомандующего – за его авантюристическую тактику стремительных, неподготовленных наступательных операций в Галиции и Восточной Пруссии. Однако его взгляды разделял лишь один член семьи – великий князь Александр Михайлович, выступивший на фронте в новой роли – уйдя с морской службы не по своей воле, он стал руководителем и организатором русской военной авиации и, превратившись в хорошего летчика, возглавил авиацию Юго-Западного фронта, а потом и всю военную авиацию страны.